Я чрезвычайно уважаю профессию скульптора – эти люди превращают в художественные образы тяжелую материю – камень, металл. Меня бесят типы, пристающие с вопросами: «А вы быстро пишете?» Обычно я отвечаю: «Почему у скульптора никто не допытывается, быстро ли он работает (высекает, отливает)? А что? Бац, бац резцом – и готово». Даже дураки понимают, что бацем в скульптурном деле не обойдешься.
Два подхода
Несмотря на заимствование западных приемов, Бурганов создал свой уникальный жанр
Чтобы оживить слово, в него тоже немало нужно влить энергии. Но, поскольку у скульпторов самый тяжелый и неподатливый материал, они напрямую бросают вызов времени – главному испытателю на прочность произведений искусства. Поэтому изначально предполагается, что и результат их творчества если не навсегда, то надолго. От древних цивилизаций сохранились в первую очередь шедевры скульптуры и архитектуры.
Поэтическая Греция ассоциируется с Венерой Милосской, а имперский Рим с бюстами военачальников. Получается, с древности существует это условное разделение – на памятники и скульптуры. Хотя монументы предполагают некую поэтичность, а скульптуры известную долю документальности, первые в Москве ассоциируется с именем Зураба Церетели, а вторые – Александра Бурганова.
Церетели частенько обвиняют в помпезности, но он и задачу выполняет соответствующую – представляет «парадный фасад» России 1990–2000-х. Монументы Церетели отражают некие притязания российского государства (и других стран, заказчиков хватает). Поэтому среди его работ много памятников как непосредственно властителям (царям, президентам, генералам), так и «властителям дум» (деятелям культуры и церкви).
Бурганов долгое время был в тени коллеги, поскольку его творения больше отражают внутренний мир, а не внешний. Масштабная выставка 2005 года в Центральном Манеже заново открыла Бурганова для общественности. Тогда же он передал в дар городу множество своих работ. Но Бурганов-скульптор «захватывал» не набережную Москвы-реки, где высится на пирамиде кораблей церетелиевский Петр I, а более камерные, романтические места вроде Старого Арбата («Принцесса Турандот», «Пушкин с Натали»). Да и сам «Дом Бурганова» – неподалеку. В этом королевстве сюрреализма уже четко видна разница в подходах двух мастеров. Хотя и один и второй создали свою школу, их дело продолжают собственные дети (недавно в Академии художеств завершилась крупная выставка Игоря Бурганова, а произведения Игоря и Марии Бургановых – в постоянной экспозиции «Дома»), у каждого имеются именные галереи.
Быть услышанным
Бурганов создал свой уникальный жанр скульптуры-жеста (фото: Константин Рылёв) |
Что касается пространства «Дома», то оно преображено так, чтобы ассоциативно воздействовать на подсознание зрителя. Вход музея традиционен: там четыре бюста выдающихся представителей русской культуры (важных для Бурганова): Тарковский, Бунин, Бродский, Нуриев.
Во дворе музея расположены сложные сюрреалистические композиции. Определяющими для Бурганова-скульптора являются несколько образов-символов: рука (творческая сила), клетка (плен), птица (мысль, свобода), конь (стихия), ткань (граница реальностей), крыло (вдохновение), трон (власть). Весь этот набор присутствует и у сюрреалистов, в первую очередь у Рене Магритта, представляющего поэтическую ветвь сюрреализма.
Бурганов пытался «сюрреалистичничать» даже в такой чисто «пролетарской» работе, как «Героический пейзаж» (1968), где у передовика производства чуть ли не из головы «растут» заводские трубы. Рамки соцреализма художник расширял метафорически, увеличивая область допустимого. Западные сюрреалисты переводили из «тайного» в «явное» личные комплексы, эзотерику, скрытые страсти. На советской территории проблема «тайное – явное» была смещена в сторону социала из-за цензурных соображений. Тем более в области скульптуры, проходившей по разряду «монументальной пропаганды».
Одна из центральных работ музея – «Азбука глухонемых». Когда человек хочет, но не может докричаться, он пользуется «азбукой глухонемых»: открытия сюрреализма Бурганов перевел на язык жестов. Художник, к примеру, совместил на рисунке («Портрет с медальоном», 1980) голову с ладонью: изо лба персонажа большой палец торчит, словно рог. То ли это голосующий человек, то ли рука протянута за помощью, но больше всего действует контраст невозмутимого выражения лица и «кричащего» жеста.
Скульптура-жест
Постепенно Бурганов вычленяет жесты и делает их самостоятельными величинами: две раскинутые руки (распростертые объятия, молитвенное обращение к Небесам, радушие) – «Приветствие». «Думающий человек» – две скрещенных руки. Совместив социалистическую тотальность и сюрреалистическую поэтику, Бурганов получил «скульптуру-жест».
Сделав несколько элементарных скульптур-жестов, Бурганов стал конструировать из них более сложные композиции, такие как, например, «Де Сад». Ее образуют руки «Думающего человека» и бюст маркиза де Сада, заключенный в клетку. С одной стороны, клетка олицетворяет проведенное беспутным маркизом энное количество лет в тюрьме, с другой – клетку для ума, который доминировал в эпоху Просвещения. Рациональность, приветствующая науку и чувственность, отвергала в свою очередь сочувствие и мораль. И оказывалась в клетке эгоизма.
Прививка соцреализмом ощущается в прямолинейности некоторых бургановских произведений. «Пророк» состоит из завязанных узлом, вытянутых рук-ног. Его «указующие персты» демонстрируют «нужное» направление. Своя голова, дескать, пророку не требуется, поскольку он является проводником высшей воли. Но, убрав голову, Бурганов лишает пророка свободы выбора (пример – размышления Христа в Гефсиманском саду). Бургановский пророк жестко связан с чужой волей. А значит, это уже вариант фанатичного, слепого подчинения силе: идеологической либо демонической, но вряд ли божественной. Это скорее «идеолог» либо «инквизитор». Хотя, конечно, это типичная бургановская скульптура-жест, и в этом качестве она естественна. Но, чтобы выражать «пророка» в библейском понимании этого слова, достаточно было обозначить голову проволочным нимбом (примерно тот же ход мастера, что и в «Де Саде»). Но это так, рассуждения на тему.
Из-за особого пути русского метафизического искусства в условиях несвободы можно проследить закономерность трансформации художественных образов: от Малевича – к Бурганову. В силу доминирования государства Малевич стер черты с крестьянских лиц – головы стали вроде болванок. Впоследствии по стране размножились безликие штампованные скульптуры крестьян, рабочих, революционеров, солдат. Но с 60-х годов, когда хватка государства ослабла, вновь появилась возможность высказаться ИНДИВИДУАЛЬНО. В бургановской работе «Душа» в яйцеподобной голове человеческого существа появляется дверца, за которой скрывается настоящая физиономия.
В силу запоздалого попадания сюрреалистических зерен на советскую почву бургановское творчество получило распространение не так уж давно, но зато это – почти совершенные творения по части лаконичности. Неспроста парижская экспозиция Бурганова сразу привлекла внимание Пьера Кардена. Великий дизайнер и кутюрье посодействовал, чтобы скульптуры-жесты были выставлены прямо на Елисейских Полях, что, конечно, способствовало международному признанию российского мастера.
В своем «Доме» Бурганов отдал дань французам, построив «Малый Лувр» (по подобию большого): застекленная пирамида с подвальным помещением, где представлена выставка бургановских и карденовских работ.
В вершине пирамиды помещен один из самых экспрессивных бургановских образов – двое сражающихся коней, олицетворяющих войну, мужскую агрессию. Рядом находится композиция, где эти же забияки заключены в клетку, а на ней пять фигурок женщин: беременной, скорбящей, соблазняющей, расцветающей, молящейся. Метафора войны и мира.
Однако Бурганов не был бы русским художником, если бы не захотел сделать свой «иконостас», который украшает фасад внутреннего здания музея. Слева расположился машинный человек-офис («Новый герой» напоминает автомобильный ключ), справа – ангел. Наверху Богоматерь с младенцем (Иисус в метафизическом окне, впервые появившемся в картинах Дали). Несмотря на некоторое заимствование западных приемов, Бурганов создал свой уникальный жанр скульптуры-жеста. И в целом продолжил поэтико-мистические традиции (Гоголь, Скрябин, Малевич, Тарковский) русского искусства.