Через десять лет, в 2003 году, Айзенбергу присуждается Премия Андрея Белого, учрежденная неофициальными литераторами еще в глухие советские годы. Она самая скромная в материальном воплощении и самая, наверное, важная для писателя – знак признания не внешнего, читательского, не показатель успеха, а индикатор важности внутреннего присутствия в литературном пространстве, премия как бы от самой поэзии.
Присутствие
Любопытно было бы представить существование литературных кружков в виде динамической карты созвездий
«Присутствие», пожалуй, – это самое точное слово. Любой поэт ведет свое начало от какой-либо традиции, пусть даже от нее отталкиваясь. Каждому нужна какая-то референтная группа, которая особенно актуальна, когда выход к читателю закрыт, как в советское время. Для Айзенберга это было сообщество, которое теперь известно как «круг Иоффе – Сабурова».
Речь идет о своеобразной литературной группе, которую скрепляли не манифесты или единая стилистическая доминанта, но, скорее, единство времени и места для людей, которые подпитывали друг друга творческой энергией, людей, объединенных общими, но при этом достаточно широкими эстетическими установками.
Среди них, кстати, отсутствовала установка на публичность, которая, по тем временам, могла быть либо конформистской, либо скандальной (хотя многим удачно удавалось совмещать и то, и другое).
«В шестидесятых годах народилась в Москве разнообразная культурная флора: множество компаний с литературными интересами, кружки около литобъединений, подобия салонов. Культурная активность в те годы была невероятная, потом такое уже не повторялось», – писал Айзенберг в эссе «Из одного ящика».
Любопытно было бы представить существование таких кружков в виде карты созвездий, разве что динамической – между разными группами шел непрерывный обмен информацией, текстами и той особой энергией, которой жива литература.
Можно сказать, что для своего времени это была наиболее адекватная форма литературной жизни, и ее несовершенство многократно искупалось ее глубиной.
Попыткой фиксации ее стал выпуск в 1969 году самиздатского «Литературного вестника», который не имел продолжения. Ведь московский литературный самиздат традиционно был ориентирован на разовые альманахи и сборники, в отличие от самиздата питерского, который был представлен регулярной периодикой, – впрочем, в более поздний период.
«Мы начинали с попыток переозначить традицию, как бы перевести ее на себя: понять, какой она могла бы стать на сегодняшний день. Поэтический язык не имел прямого отношения к окружающему, наличному, это был язык воссоздаваемой жизни. Жизненная и языковая норма собиралась по намекам и деталям, как вымерший ящер по найденной косточке, воссоздавалась по собственному ощущению и из подручных средств. Не стоит удивляться почти экзотическому характеру этого языка и искривлению речи, порожденному очень сильным сопротивлением материала» , – вспоминает о тех годах Айзенберг.
Касание
Действительно, к его поэзии сложно подобрать какое-то одно точное и емкое определение, тексты противятся этому и ускользают, демонстрируя в пределах одной книги свою противоположность, казалось бы, найденной формуле, и так происходит раз за разом.
Ходасевич – скрип уключин.
Я его переиграю:
вовсе голос обеззвучу.
И тогда пойду по краю
черной мошкой, мелкой сошкой,
провожатым на мякине,
или под одной обложкой
с восемнадцатью другими.
Эта поэтическая внимательность в той же мере была свойственна Айзенбергу и к творчеству его поэтического окружения, пусть даже более удаленного, как территориально, так и эстетически.
Айзенберг не только поэт, но еще и пристальный наблюдатель, ему свойственна определенная рефлексия, которая редко встречается у поэтов, занятых прежде всего собой.
Интерес Айзенберга к творчеству современников, выразившийся в его многочисленных статьях и исследованиях, – прямое следствие столь характерного для него внимательного всматривания в замаскированную под обыденность многослойную реальность бытия, из которой вырастает его поэзия, только здесь она перенаправлена на значимый поэтический контекст эпохи.
Наиболее ярко и емко это выразилось в серии статей «Некоторые другие. Вариант хроники: первая версия» (сначала напечатана в журнале «Театр», потом в сборнике «Взгляд свободного художника»), своего рода системы поэтических координат русской неподцензурной поэзии второй половины двадцатого века.
Это и субъективные заметки, как, например, «Похвала российской поэзии» Юрия Иваска, и, в то же время, вполне адекватный экскурс в недавнее поэтическое прошлое.
«Если говорить о стихах вообще, то они, на наш взгляд, самый что ни на есть подлинный и честный фокус. Так что не в фокусе может быть только что-то другое. Например, читательское восприятие. Его действительно не мешает время от времени наводить на резкость. <…>Стихам почему-то необходим разговор о стихах», – говорил Айзенберг на вручении ему Премии Андрея Белого.
И разговор этот не прекратится, пока есть такие собеседники, как Айзенберг.