Блаумане – победитель ряда крупнейших конкурсов, постоянный участник международных фестивалей, в том числе ежегодного московского «Возвращения».
Я боялась больших оркестров – боялась не услышать себя в большой группе, боялась рутины, боялась возненавидеть музыку. Но это мне не грозит…
Выступала в ансамблях с Исааком Стерном, Гидоном Кремером, Йо-Йо Ма, Мишей Майским, Юрием Башметом и многими другими знаменитыми солистами. Девять лет работает концертмейстером группы виолончелей в лучшем камерном коллективе Голландии «Амстердамская симфониетта», недавно заняла этот же пост в Лондонском филармоническом оркестре (LPO).
О своих пристрастиях в камерной музыке, о работе в Лондоне и о ближайших планах Блаумане рассказала Илье Овчинникову специально для газеты ВЗГЛЯД.
– Кристина, как родилась программа, которую вы представили в Москве?
– Все началось два года назад, после моего концерта в Рахманиновском зале в рамках абонемента «Возвращение. Портреты». Тогда я впервые встретилась с Яковом Кацнельсоном как с музыкантом и подумала о том, как было бы хорошо еще сыграть вместе.
К счастью, это желание было обоюдным, и вскоре мы договорились сыграть сонату Грига, а позже возникли идея и возможность записать диск. В прошлом году в Москве мы его записали, что и было результатом того концерта двухлетней давности.
Эту программу мы уже представляли в Риге – соната Барбера, соната Грига и Вариации на словацкую тему Мартину. В Москве мы также решили сыграть трио Брамса с Максимом Рысановым – очень хотелось выступить вместе, а приехать на фестиваль «Возвращение», который недавно завершился, он не смог. У него была в эти дни запись на BBC и концерт с Базельским симфоническим оркестром, которым он дирижировал.
– Сейчас многие музыканты жалуются на то, что диски выпускать все труднее, и тем не менее у большинства они продолжают выходить. Как эту проблему решили вы?
– Звукозаписывающих фирм очень много, и сейчас все чаще музыкант сам оплачивает запись, а фирма берет на себя ее выпуск и распространение.
В моем случае так и произошло – компания сделала предложение, а расходы по записи зависели уже от меня. Недавно вышел диск и у Максима Рысанова, где он тоже отчасти сам был продюсером. Он записывал его в Риге, с рижским хором Kamer и Лиепайским оркестром.
Сначала хор пригласил его исполнить Styx Канчели, потом они решили это записать и нашли сочинение Тавенера, также для альта и хора с оркестром. Правда, что касается расходов по залу и так далее, то хор тоже занимался поиском спонсоров, потому что они были заинтересованы в этом проекте.
– С чего началась ваша работа в Лондоне?
– В 1996 году я поехала туда учиться, выиграв конкурс и получив стипендию на один год в Guildhall School of Music and Drama. Это стало возможно благодаря работе Британского совета в Латвии.
Прошел год, я стала искать возможность продолжить там учебу, мне это удалось, и я училась еще пять лет. Когда я уезжала из Латвии, там сложилась очень тяжелая ситуация в культуре, уезжали многие, Камерный филармонический оркестр, где я работала, ликвидировали.
Надо было искать другие возможности, в Лондоне мне очень понравилось – за эти годы возникло много важных контактов. Плюс возможность играть камерную музыку, что я особенно люблю.
Работа в LPO возникла уже совсем недавно и, можно сказать, совсем случайно. В марте прошлого года меня позвали туда приглашенным концертмейстером на одну программу.
Здесь сыграли роль контакты, о которых я говорила, – до этого 2–3 года там не было постоянного концертмейстера, они пробовали нескольких людей, позвали и меня.
Мы проработали неделю, потом мне предложили сыграть в мае конкурс, затем – испытательный срок, и в ноябре они сообщили, что принимают меня.
– Как вы планируете совмещать работу в LPO и в «Амстердамской симфониетте»?
– Мне было бы очень жаль оставлять «Симфониетту», где я работаю постоянно уже 9 лет. Это один из немногих камерных оркестров, где ты чувствуешь, что люди действительно занимаются музыкой. Оркестр собрался на чистом энтузиазме.
– Его основатель Лев Маркиз рассказывал мне, что в «Симфониетте» с самого начала было принципиальным абсолютное равноправие всех участников, что их отношение к работе было не оркестровым, а, скорее, квартетным. Сохранилось ли это до сих пор?
– Да, абсолютно. Сейчас у нас уже несколько лет нет главного дирижера, многие программы мы играем без дирижера. А это как раз способствует такому отношению к работе, о котором вы говорите. Но мне пока трудно сказать, насколько возможно это будет совместить с Лондоном.
– Один из основателей фестиваля «Возвращение», гобоист Дмитрий Булгаков, говорит: «Я не верю в симфонический оркестр – в то, что сто человек в едином порыве могут тебе что-то передать. Поэтому я занимаюсь камерной музыкой». Вы также подчеркиваете, как важна для вас камерная музыка, но не противоречит ли этому работа в симфоническом оркестре? Чем она вас привлекает?
– В первую очередь репертуаром! Вы не представляете себе, сколько мне открылось за последний год; возникает ощущение, будто я до сих пор ничего не знала.
Есть столько прекрасной музыки, о которой я понятия не имела, – знакомиться с ней одно удовольствие. Стыдно говорить, но колоссальным открытием для меня стала Пятая симфония Прокофьева – я знала ее прежде, но никогда не играла, так как не работала раньше в симфоническом оркестре, хотя камерный репертуар переиграла почти весь. Недавно играла Третью и Четвертую симфонии Малера – это тоже для меня огромное открытие.
Мы играли в минувшем году также много сочинений Корнгольда к его юбилею, в частности его оперу трехчасовую Das Wunder der Heliane. Я совершенно не знала его музыку, хотя очень люблю Штрауса, Малера. Имею в виду музыку Корнгольда до того, как он стал работать в Голливуде. Правда, относящийся к этому периоду Скрипичный концерт мы играли тоже. Там влияние Голливуда, конечно, чувствуется, хотя точнее было бы сказать, что это Корнгольд повлиял на Голливуд.
Вот главное, что интересно мне в симфоническом оркестре. Моему интересу к камерной музыке это ни в коем случае не противоречит. Знаете, я боялась больших оркестров и не участвовала в конкурсах все эти годы – боялась не услышать себя в большой группе, боялась рутины, боялась возненавидеть музыку.
Но это мне не грозит еще очень долго, судя по тому, как интересно мы работаем. Нужно столько всего учить, вникать... Конечно, я не буду заниматься только оркестром и оставлю время для камерной музыки. У концертмейстеров LPO такая возможность есть.
– Вы работали также как приглашенный концертмейстер с Kremerata Baltica Гидона Кремера. Есть ли у этого коллектива что-то общее с «Амстердамской симфониеттой», или различия преобладают?
– Общее есть – там работа также происходит достаточно демократично, хотя если именно Кремер сидит на месте концертмейстера, то какие-то свои идеи он, конечно, диктует, хотя и для других мнений всегда открыт.
Как и «Симфониетта», это оркестр без дирижера, где равно важна инициатива каждого человека, за каким бы пультом он ни сидел. В таких коллективах иначе невозможно.
Другое дело, что это оркестр со своим лицом и достаточно специфическим репертуаром и приглашенному музыканту там бывает не так легко.
Есть произведения, которые они часто играют в турах и почти их не репетируют – человеку со стороны влиться в это очень трудно, особенно когда нет дирижера. Но это тоже всегда очень интересно. Особенно такие программы, как, например, последний квартет Шуберта, который я вместе с ними записывала.
– А в чем специфика их репертуара?
– Много музыки ХХ века – Петерис Васкс, Гия Канчели, Леонид Десятников. Очень много переложений. Естественно, Астор Пьяццолла.
– «Книгу» Васкса вы играли два года назад в Москве на сольном концерте. Насколько важное место в вашем репертуаре занимает музыка прибалтийских композиторов?
– «Книгу» я с 19 лет играю постоянно, записала ее на диске, где разные исполнители играют камерную музыку Васкса.
Виолончельный концерт его не играла, зато много играла его Партиту для виолончели с роялем – хорошая музыка, не уверена, что на диске она издавалась.
Играю Петериса Плакидиса, он на год моложе Васкса, тоже, можно сказать, живой классик. Очень популярен в Латвии, сейчас его начинают выпускать и на Западе.
Год назад я играла его произведение для виолончели с оркестром, написанное по заказу «Симфониетты», – Pasticcio a la Rossini. Он очень любит стилизации и делает их очень талантливо – были у него вещи в стиле Вебера, в стиле Гайдна и так далее.
Играла концерт для виолончели Яниса Ивановса, это наш классик ХХ века.
– Каковы ваши ближайшие планы относительно камерной музыки?
– В апреле с концертмейстерами LPO мы играем Первое фортепианное трио Брамса. Летом в Берлине – квартет Малера – Шнитке, квинтет Шнитке и третий квартет Шостаковича – там будут Жанин Янсен, Юлиан Рахлин и Максим Рысанов.
А из Москвы еду в Лондон – там два концерта с LPO, в одном солистом будет Кремер с концертом Сибелиуса, в другом Шломо Минц со Вторым концертом Бартока.
В феврале еду в Амстердам, мы везем одну программу в Нью-Йорк с альтисткой Ким Кашкашьян. Это будет сочинение Neharot, Neharot Бетти Оливеро, написанное специально для Кашкашьян, мы с ней его уже играли.
– Какие сочинения, не исполнявшиеся вами прежде, вам хотелось бы сыграть?
– «Квартет на конец времени» Мессиана – это большая моя мечта. Мессиан для меня тоже открылся совсем недавно.
Мне очень запомнился концерт на «Возвращении» четыре года назад, программа называлась «Боги», и Катя Апекишева играла фрагмент цикла «Двадцать взглядов на младенца Иисуса». Меня это настолько поразило, что я сразу поняла – хочу что-нибудь из Мессиана сыграть. Но для этого квартета нужен потрясающий кларнетист.
Надеюсь, когда-нибудь сложится. Очень хочется сыграть трио Бетховена с кларнетом. Хочу повторить и многое из того, что уже играла. Секстеты Брамса, квинтет Шуберта с двумя виолончелями – их играть я всегда готова.