Без постоянного состава
Каждый приезд в Москву легендарных джазменов, будь то Тутс Тилеманс или Херби Хэнкок, наводит на мысль, что джаз, похоже, неплохое лекарство от старости.
Как ни странно, манера игры американского оркестра оказывается сложна для тех российских слушателей, которым знание колыбельной из Porgy & Bess уже позволяет причислять себя к любителям джаза
Вот и Слайд Хэмптон на сцене зала Чайковского выглядел лишь немногим старше, чем, например, на обложке диска Exodus, записанного в Париже в 1962 году. А между тем жизнь его была очень насыщенна.
Родился он в 1932 году в Пенсильвании. Тромбон получил в наследство от отца, который был музыкантом-любителем. Интересно, что этот инструмент был рассчитан на игру левой рукой, и Хэмптон, хотя и не был левшой от рождения, выучился на нем играть, просто не осознавая разницы! Сегодня он один из немногих «левосторонних» тромбонистов.
Слайд Хэмптон играл вместе с прекрасным виброфонистом Лайонелом Хэмптоном и кларнетистом Вуди Херманом, участвовал в проектах с Антонио Карлосом Жобимом, собирал оркестр из одиннадцати тромбонов и был дважды награжден «Грэмми». В 1998 году он организовал The Dizzy Gillespie All Stars Big Band, в котором нет постоянного состава, но есть много известных исполнителей.
В 1999 году Хэмптон участвовал в создании диска Easy Jazz Conception, который должен был помочь студентам в ознакомлении с основными джазовыми стилями. Так что и от него, и от Игоря Бутмана слушатели могли ожидать честного оркестрового бибопа, и они его получили. Тут вам и Take the A train, и I remember Clifford, и ‘Round Midnight. Известные стандарты разошлись по залу, как горсть сладкой черешни в шуршащем кульке аранжировок.
Черешневые премьеры
Два биг-бенда выступали по очереди, и, честно говоря, жаль, что не случилось музыкальной дуэли, как во времена Бенни Гудмена и Чика Уэбба. Но зал Чайковского – это все-таки не гарлемский «Савой». И хотя встреча получилась товарищеской, от некоторого сравнения двух коллективов все равно уйти не удалось.
Игра Бутмана более ритмична и продуманна, в ней меньше надрыва и больше жизнерадостности. Впрочем, именно эти качества позволяют его оркестру быть востребованным и на московском субботнике по высадке анютиных глазок, и в лондонских салонах. Публика отметила азарт ударника Эдуарда Зизака, чье соло точно попадало по всем центрам удовольствия.
Воспитанники Диззи Гиллеспи играют более мощно, отрывисто и раскованно, оглушая с первых же тактов. Трубач Рой Харгроув приплясывает, в нетерпении ожидая своей очереди. Саксофонист Джеймс Муди захлебывается вокалом, так что под конец не отличить его голос от звуков саксофона. Легкое разочарование остается лишь от вокалистки Роберты Гамбарини. Хотя джазовые критики говорят о ее высоком мастерстве, но напора ей недоставало, и биг-бенду приходилось сдерживаться. Как ни странно, манера игры американского оркестра оказывается сложна для тех российских слушателей, которым знание колыбельной из Porgy & Bess уже позволяет причислять себя к любителям джаза.
Часть публики начинает уходить в середине второго отделения, однако оставшиеся только аплодируют сильнее.
Пожалуй, разница в исполнении двух биг-бендов примерно такая же, как между галстуком-бабочкой Игоря Бутмана и небрежными галстуками музыкантов Слайда Хэмптона. Впрочем, различия эти весьма условны: даром что один из российских трубачей все-таки сорвал под конец выступления стеснявшую его бабочку.