Игорь Алексеев не затерялся среди этого блистательного списка, но и нащупал новую стезю, постепенно обозначающуюся в русской литературе – как известно, не бедной на гениев и провидцев. Не знаю, насколько Алексеев – «провидец» (сам он тщательно избегает какого бы то ни было пафоса), знаю одно: алексеевской прозе свойственна необычайная точность, сущностность, умение говорить о важном, подлинном, «притворяясь» при этом обычным рассказчиком. Это «долгосрочная» литература, не однодневная; из тех, что запоминается, из тех, что перечитывают, возвращаясь к ней снова и снова. Проще говоря, классика будущего. Перед выходом книги «Как умирают слоны» корреспондент газеты ВЗГЛЯД Диляра Тасбулатова связалась с Игорем Алексеевым (он живет и работает в Саратове) и задала ему несколько вопросов.
– Игорь, сейчас модно говорить о том, что литература кончилась… Как ни странно, эту идеи «смерти литературы» поддерживают и литературные критики, и сами писатели…
Чистая выдумка опасна: недаром эта самая чистая выдумках валяется на прилавках тоннами
– Поскольку техническая, научно-популярная и развлекательная литература процветает, чтобы не создавать терминологической путаницы, будем считать, что мы говорим о так называемой художественной литературе.
Если судить по тиражам толстых журналов и книг тех авторов, кто не относит свое творчество к вышеперечисленным видам литературы, – то да, литература при смерти.
Но это естественно. Давным-давно у нас дома выписывали одновременно «Новый мир», «Знамя», «Октябрь». И это было общепринятым явлением. Однако в самый нужный момент, писатели не оправдали ожидания читателя. Просто не помогли ему разобраться в серьезных вопросах, занимаясь литературными выкрутасами.
И читатель перестал покупать журналы и романы. Нет там ничего. Пустота.
– Интересно ли вам самому читать современных российских писателей? Если да, то кого именно?
– Современных авторов практически не читаю. Впрочем, вру – когда валялся в реанимации, прочитал с десяток томов Донцовой. Для реанимации сойдет. Тогда, по крайней мере, так казалось.
Однако сейчас, даже если очень плохо себя чувствую, к Донцовой не возвращаюсь, наоборот, читаю некоммерческих авторов – Таврова, Давыдова, Кононова. Или «Диалоги с Бродским», например.
– Вашему перу принадлежат пять поэтических сборников. И вдруг – проза. Лета к суровой прозе клонят?
– Когда мы с одним из литературоведов попытались выявить основные элементы романа, неожиданно пришли к выводу, что в романе прослеживаются те же элементы, на которых построено стихотворение. Нам даже смешно стало.
Что касается меня, то я не переходил от стихов к прозе, стихи пишу и сейчас. Но в свое время я записал несколько сюжетов, кстати, по давнишнему совету Светланы Кековой, и понял, насколько больше возможностей дает проза литератору: в прозе всегда ощущаешь сопротивление материала. Что заставляет работать всё больше и больше.
– Сливается ли герой ваших рассказов с личностью автора или вы ощущаете дистанцию между ним и вами? В какой степени?
– Вещи, кажущиеся автобиографическими, обычно перевраны безбожно. Однако – для моего письма, по крайней мере, – отпускать свое «Я» далеко нельзя.
Чистая выдумка опасна: недаром эта самая чистая выдумках валяется на прилавках тоннами. Поэтому в моем герое я всегда присутствую в той или иной степени, но не в максимальной, иначе может получиться репортаж, а не литература.
– Как по-вашему, отличается ли современная «провинциальная» литература от «столичной»?
– Я всегда говорю, что провинция не на географической карте, а в голове. Не считаю себя провинциалом ни в какой степени.
Рубцов жил в Вологде, Астафьев и Распутин в Сибири, замечательный поэт Владимир Берязев – там же. Поэт и писатель Сергей Попов живет в Воронеже. В столице больше бездельников, которые считают себя литераторами. Провинция и столица четко разделяются только на социально-экономическом уровне. Что, кстати, категорически неправильно.
– Почему, как Вам кажется, писатель перестал быть «властителем дум» и литература превратилась в эдакое частное, приватное дело? Может, в этом нет ничего плохого? Или – наоборот?
– Властителем дум будет тот, кто найдет героя, а не тот, кто просто глазеет по сторонам, потом записывает и страшно обижается, что это никому не интересно. Вообще «властитель дум» – слишком пафосная должность. Вы не находите?
А вот то обстоятельство, что художественная литература стала неким клубом, – это хорошо. Для того чтобы попасть в такой клуб, надо быть подготовленным. Современная художественная литература требует подготовленного читателя. И я не имею в виду степень образованности. Подготовленного эмоционально, и, не побоюсь, этого слова – духовно.