Было, правда, слабое оживление в печати вокруг новой повести мумифицированного критиками Маркеса, плюс микроскандал вокруг стремительного самопального издания – и, соответственно, уровня – русского перевода «Воспоминаний моих грустных шлюх» (М., «ОНЛАЙН», 2005), но – не более того.
«Мыло» для интеллектуала
Роман Фигероса продолжает произведения Маркеса и Льосы не тематически, а самим уровнем художественного разрешения поставленных проблем
Понять, почему так происходит, легко – в нынешний «джентльменский набор» для чтения «интеллектуалов» (Перес Реверте с Чаком Палаником, Мураками, Уэльбек, Бегбедер и проч.) сегодняшние латиноамериканцы вписываются, скажем так, не очень.
У прозы их по-прежнему другое дыхание. И это видно, когда они сами пытаются встроиться в «актуальный дискурс». Я имею в виду выпущенный «Иностранкой» в этом году толстенный роман Марио Варгаса Льосы «Похождения скверной девчонки».
Ситуация обескураживающая – писатель, построивший когда-то один из самых своих знаменитых романов «Тетушка Хулио и писака» на противостоянии стилистик мыльной радиооперы и художественной прозы ХХ века, вдруг выдает «роман-мыло», пусть «мыло» это и ориентировано на интеллектуалов.
Роман написан по мотивам «Манон Леско». Жизнь льосовского де Грие, перуанского интеллектуала, перебравшегося в Европу, отмеряется появлениями и исчезновениями его возлюбленной, девчонки из низов, пробивающейся «наверх» с помощью всё новых мужей и любовников.
Каждая их встреча и возобновление бесконечного романа происходит в эффектных для продвинутого читателя декорациях, то есть – Париж конца 60-х (левая интеллигенция, художественная элита, имена-знаки: Сартр, Делез, Деррида, Фуко и проч.), Англия 70-х (рок-культура, хиппи, легкие наркотики и сексуальная революция) и так далее, вплоть до «перестройки» в России с упоминаниями в тексте фамилии Горбачева.
Роман-конспект истории международных – политических, культурных, криминальных – элит, определявших историю второй половины ХХ века. Плюс, повторяю, энергетика старинного любовного сюжета.
Написано как бы бойко, как бы живо, но читать всё это после «Зеленого дома» – всё равно что читать «Московскую сагу» Аксенова после его «Папа, сложи» или «Затоваренной бочкотары». Внутрь текст не пускает, да и сам автор не слишком настаивает на этом – он больше сообщает, нежели изображает. Увы.
Возвращение Льосы
Книга Льосы «Похвальное слово мачехе» |
И, дочитывая «Скверную девчонку», я, например, думал, что это мое прощание с великим писателем. Может, потому еще впечатление от следующей, вышедшей в «Иностранке» книги Льосы «Похвальное слово мачехе» было оглушающим – бытийная проблематика, мощный эмоциональный и интеллектуальный напор, идущий изнутри текста, неожиданное – часто шокирующее – переосмысление классических мотивов.
Философская притча, написанная в жанре эротического романа. Льоса предлагает сегодняшний вариант античной «Федры», в качестве сюжетной основы – история соблазнения юношей-подростком своей мачехи. Юный герой персонифицирует здесь Эрота, его силу, притягательность, обаяние и – нечеловеческую и абсолютную жестокость.
Плотная изобразительность, почти физиологическое письмо не затеняет, а парадоксальным образом обнажает философскую основу льосовской концепции.
Вставные новеллы позволяют Льосе последовательно пройтись по старозаветным и новозаветным мифам, по культурным символам эпохи Возрождения, а завершается этот своеобразный культурологический экскурс анализом абстрактной картины современного художника, которая прочитывается автором как попытка его современника избавиться от экзистенциального ужаса пред Эротом.
Предложенную Льосой концепцию можно встроить в определенную традицию, но в отличие от моралиста Толстого или японца Дзюнъитиро Тонидзаки (его знаменитый «Ключ», написанный в 50-е годы ХХ века, переведен и издан – опять же «Иностранкой» – у нас только в 2005 году) Льоса выступает здесь как философ-экзистенциалист.
Ну а если вспомнить про последнюю повесть Маркеса и сопоставить даты, то маркесовские «Грустные шлюхи» (2006), печальная и одновременно светлая, ликующая почти книга о любви и эротике в контексте этом воспринимаются контраргументом льосовскому роману, написанному гораздо раньше (1988).
И это спор равных. Вот неожиданный – и плохо укладывающийся в наш нынешний «литературный дискурс» – сюжет, предложенный патриархами современной латиноамериканской литературы.
Каникулы Чика
Ряд этот я бы продолжил романом «Камчатка» сорокалетнего аргентинца Марсело Фигераса («Иностранка», 2007), как бы далекого по содержанию от перечисленного выше.
Хроника нескольких месяцев жизни семьи аргентинских интеллигентов в 1972 году, после очередной смены власти в стране. Автор-повествователь – десятилетний мальчик.
Попавшие при новом режиме под определение «безродных радикалов», подлежащих уничтожению без суда и следствия, родители мальчика вынуждены скрываться в пригороде Буэнос-Айреса. «Большой мир» сокращается для героя до комнат и двора небольшой виллы, а общение ограничивается родителями семейным и крайне узким дружеским кругом.
Перед читателем ситуация противостояния «государственного» и «человеческого» – официальной демагогии о благе народа и отечества, подкрепленной карающей мощью спецслужб, и естественных законов доброты, открытости, взаимопомощи, любви, по которым живет самая маленькая «ячейка общества». В финале мы узнаем, что это были последние дни, проведенные мальчиком со своими родителями, они исчезнут из его жизни навсегда.
Иными словами, писатель обратился к материалу, как бы предполагающему – по умолчанию – написание остросоциальной прозы с «гражданским звучанием» или просто политического романа.
Но – вот странность – тональность повествования в романе кажется на редкость жизнерадостной. Автор выступает здесь не как критический реалист-обличитель, а как художник. Как философ. Он нигде не опускается ни до открытой публицистичности, ни до мелодраматичности.
Все дело здесь в образе героя-повествователя, самом сложном образе романа – десятилетний мальчик, уже понимающий, что именно происходит вокруг него, но еще не оторвавшийся от ощущения полноты жизни, стихийного, естественного, как бы персонифицирует в романе голос самой природы.
Его восприятие мира как праздника отнюдь не детская легкомысленность, но прежде всего мужество мудрости. Мальчик чувствует, что членение человека на его возрасты – от лукавого. То есть всё, что предстоит ему узнать в жизни взрослой, он уже знает чувством. «Все времена одновременны» – так он формулирует для себя это феномен.
Роман Фигероса продолжает упомянутые выше произведения Маркеса и Льосы не тематически, а самим уровнем художественного разрешения поставленных проблем. Проблем бытийных.
Как и полается продолжателю латиноамериканской прозы ХХ века.