В новой серии «История будущего» санкт-петербургского издательства «Амфора» вышла книга Ирины Андронати, Андрея Лазарчука и Михаила Успенского «Марш экклезиастов». На обложке изображен поэт Николай Гумилев в рыцарских доспехах, а аннотация обещает «роскошный, многоплановый и захватывающий роман». Для того чтобы объяснить читателю, при чем тут, собственно говоря, автор «Шестого чувства» и «Заблудившегося трамвая», необходимо сделать экскурс в недалекое литературное прошлое.
Марширующий винегрет
Николай Степанович Гумилев |
Авторы, шутя и играя, прошлись едва ли не по всем темам современной фантастики (не забыв про оккультизм Третьего рейха, Шамбалу, разумных ящеров и др.), населив книгу сотнями эпизодических, даже мельком упоминаемых персонажей: от царя Ашоки до Владимира Маяковского, от Анатолия Собчака до Андрея Жданова, от Роберта Говарда до Льва Гурского. Эти и многие другие фигуранты подчинялись авторскому замыслу, участвуя в веселой комедии дель арте.
Второй роман тех же соавторов, «Гиперборейская чума», вышел двумя годами позже и оказался на порядок хуже. Беда была не в том, что из числа действующих лиц пропал Гумилев, а в том, что начисто исчезла хоть какая-то сюжетная внятность. Число фантастических идей, задействованных походя, между делом и неизвестно для чего, превысило разумные пределы: если в мире, придуманном писателями, возможно все без ограничений и уже никого ничем не удивишь, то теряется драйв. Вдобавок ко всему огромное количество персонажей играли друг с другом в непонятные игры; фабула ускользала, логика растворялась в бесконечном мельтешении. Результатом союза двух фантастов стало лоскутное одеяло, которое конь и трепетная лань упорно тянули каждый на себя. Критики назвали «Гиперборейскую чуму» досадной неудачей интересных авторов и понадеялись, что проект исчерпан... Фигу!
Книга «Марш экклезиастов», именуемая третьей частью трилогии, отличается от первых двух числом авторов (за прошедшие годы Андрей Лазарчук переехал с Санкт-Петербург; Ирина Андронати – его теперешняя жена и главный соавтор) и способна вызывать даже не раздражение, а тоскливое недоумение. Авторы решили, что все их творческие проблемы разом исчезнут, если в число героев вернется Гумилев и сотворит для почтеннейшей публики пару чудес. Но и придуманный Николай Степанович не смог спасти этот винегрет.
Персонажей, сюжетных линий, намеков, отступлений (каждая – иным шрифтом, подчас абсолютно нечитаемым) тут стало еще больше. Здесь и Конгресс тайных сил, и природные катаклизмы, и древний город (куда можно войти, но нельзя выйти), и машина времени, и чаша Грааля, и революция в Швейцарии, и новые русские братки...
По мнению Александра Гарроса, роман «рассыпается на блестки автономных аттракционов, местами удачных, а местами вовсе нет, но уж точно не выстраивающихся ни в какой логичный и стройный парад-алле: экклезиасты маршируют не в ногу и совершенно уже неясно куда». «В «Марше экклезиастов» нет финала, а текст похож на нашинкованную капусту», – пишет Владимир Березин.
Рецензенты правы. Перед нами уже не мозаика и даже не импрессионистское полотно, смысл которого понятен на расстоянии; в психиатрии все это именуется разорванностью мышления – главным признаком шизофрении. Не будем винить в этих бедах нового соавтора: едва ли Ирине Андронати принадлежит главное дезорганизующее начало. В конце концов «Гиперборейскую чуму» авторам удалось загубить без участия третьих лиц. Одеяло повествования стало еще лоскутней, проявились худшие черты двух главных соавторов.
Не секрет, что Михаил Успенский, юморист милостью божьей, гений короткой новеллы, блистательного абзаца и безумно смешной репризы, зачастую не умеет организовать свои выдумки в полноценное романное пространство. Фантазии у Успенского всегда находилось с избытком. Однако нередко автору, что называется, не хватало дыхания, чтобы выстроить нелинейную и к тому же «долгоиграющую» фабулу. Андрею Лазарчуку, способному мастерски закрутить интригу, и прежде недоставало фантазии адекватно «развязать» собственные сюжеты, и кроме того, писатель нередко впадал в угрюмство и гипертрофированную эмоциональность. В первом романе эти недостатки еще не бросались в глаза. Во втором и особенно в третьем они уничтожают текст на корню. Что ж, вновь подтверждается печальное правило: никто не может навредить писателям больше, чем они сами себе. В творческой неудаче фантастов, как правило, не повинны ни космические пришельцы, ни выходцы из Атлантиды, ни ящеры, и уж конечно Николай Гумилев тут ни при чем.
С винцом в груди и жаждой мести
Обложка романа «А. С. Секретная миссия» |
Аполлон Григорьев, припечатавший Пушкина выражением «наше все», предрек великому стихотворцу нелегкую посмертную судьбу. Ну что такого могли придумать об Александре Сергеевиче, пока тот был жив? Максимум: «Пушкин – он весь сахарный, зад его яблочный, его разрежут, и всем вам будет по кусочку». Зато уж когда гений смежил очи, то как будто плотину прорвало. За почти 170 лет, прошедших с момента смерти поэта, Александр Сергеевич успел побывать в роли революционера, либерала, охранителя устоев, друга детей, борца за экологию, пророка, памятника, парохода, блондина и, наконец, еврея по фамилии Пушкинд. Кажется, что-либо еще сочинить трудно. Ан нет!
«Кто бы мог подумать, что знаменитейший наш пиит, солнце русской словесности, в то же время еще – и офицер Третьего отделения...» Неужто и это – о Пушкине? О нем, о нем родимом. Автору серийных «Пираний» и «Сварогов», фантасту и детективщику Александру Бушкову не впервой ставить на уши многострадальную российскую историю. Да и литературным героям от него доставалось: можно хотя бы вспомнить печальную метаморфозу д’Артаньяна, превращенного романистом в гвардейца кардинала и принужденного сражаться с пьяными дебилами-мушкетерами.
Еще лет десять назад Бушков написал статью, в которой потребовал «отказаться от совдеповских оценок» Третьего отделения, и вот теперь сам же воплотил свой призыв в беллетристический опус – пухлый роман «А. С. Секретная миссия» (М.: ОЛМА Медиа Груп, тираж 65 тыс.), презентация которого прошла на сентябрьской книжной ярмарке в Москве. По замыслу автора, поэт не просто состоит на службе в сыскном ведомстве – о нет, бери выше! – Пушкин трудится в его Особой, засекреченной, экспедиции, каковая ведет борьбу со всякой нечистью – вампирами, оборотнями, колдунами, а если получится, то и с Сатаной. Борцам приходится трудно, ибо «просвещение и материализм сыграли дурную шутку с нынешним человечеством» и в век науки ученый народишко не желает верить, что ему угрожают гости из мира теней. А те наглеют: науськивают призраков, подстраивают несчастные случаи, убивают с помощью магии и даже... Впрочем, о самом страшном злодействе – чуть ниже.
Согласно сюжету Пушкин в компании двух немецких коллег из аналогичных ведомств – графа и барона – путешествует по Европе, сражаясь с проявлением бесовщины и тщательно давя в себе творческую личность. Не до стихов, раз отечество в опасности. «Глаза, выражавшие бездну дум и ощущений» следят за подозрительными личностями. В руке не дрогнет пистолет с серебряными пулями. Пушкин еще может сквозь зубы витиевато ругнуться «мать твою в рифму!», но более – никакой романтики, никаких сумасбродств. Его соблазняет обнаженная дама, но он не поддается чарам. Его вызывают на дуэль, а он хладнокровно манкирует: мол, «сейчас я не дворянин, не благородный человек – я чиновник».
Впрочем, даже Пушкин не железный. Выпить после драки он не откажется. А когда гадкие чуды-юды посягнут на святое, он поведет себя точь-в-точь как другой бушковский персонаж – капитан Мазур из «Пираний»: «С какого-то момента началась его собственная война, на которой он уже потерял двух друзей, а потому жаждал мести». Ох и полетят же клочки по закоулочкам! Ох и врежет же Пушкин древнему джинну в обличье красотки! Ох и наподдаст он исчадью ада – «сволочи» и «мерзавцу» Джорджу Гордону Байрону!
Ну да, дело обыкновенное: поэт Байрон – адское отродье, извольте любоваться. Зато поэт Эдгар По, напротив, – коллега Пушкина по бесоборчеству, а поэт Петр Вяземский – и вовсе начальник Пушкина в Особой экспедиции. Кстати, Третье-то отделение бдит не зря: в романе все темные силы объединяются с целью покушения на императора Николая I. На черта сдался именно Николай Палыч монстрам с миллионнолетней биографией и для чего им, всемогущим, понадобился столь замысловатый способ покушения (помазанника должна заколоть бронзовая статуя), неясно. Однако Пушкин, жертвуя собой, заслонит самодержца. Царь жив, но солнце русской поэзии закатилось. Печальные жандармы, дабы не раскрывать тайну, списывают гибель поэта на дуэль...
Роман «А.С. Секретная миссия» сляпан с той торопливой небрежностью, которая обычно свойственна автору. Безо всякого воздействия колдовских чар эпизодический Степан Николаевич может внезапно превратиться в Ивана Пантелеевича, боярин Курын через сотню страниц станет Курицыным, а фамилия Леонтия Дубельта приобретет еще одну «б».
Сочными метафорами и яркими сравнениями текст не отягощен. Романисту знаком, похоже, всего один оборот, и автор намертво ввинчивает его чуть ли не в каждый третий абзац. «Озирался с видом заправского заговорщика», «воскликнул с видом нешуточной обиды», «с убитым видом понурился», «с торжествующим видом воскликнул», «с небрежным видом сунул», «с видом доброго дядюшки», «с видом честнейшего человека», «с видом совершенно благонадежного человека», «с хищным и упрямым видом охотничьей собаки», «с невозмутимым и беспечным видом», «с видом замкнутым и нелюдимым».
И др., и др., от первой до последней страницы. «Короче говоря, я в этих играх не посторонний, – мог бы торжественно объявить автор вслед за своим персонажем. – Видывал виды, а как же...»
По прочтении книги становится ясно: жизнь в ипостаси жандарма и смерть от руки бронзового истукана – не самый жуткий удел, ожидающий поэта. Ведь пока, на счастье, никто еще не придумал, что Александр Пушкин писал, к примеру, бульварные романы под псевдонимом Александр Бушкин. Или того хуже – Александр Бушков.