Короче, чистый блоковский «Балаганчик» и полная дель арте. Воденников, самый артистичный и гибкий из «тридцатилетних» (именно так называлась знаковая антология, собранная несколько лет назад Глебом Шульпяковым), является непрямым наследником поэтов Cеребряного века, с их обязательным жизнестроительством и изысканными психологическими изломами, пряным декадансом и растительными мотивами в духе ар нуво.
Воденников органичен в самолюбовании, пристальном, прустовском почти, рассматривании мимолетных мелочей, в книгах россыпи аккуратно состаренных фотографий, на которых демонический вид – небрежно рассыпанные кудри, воротник стойкой, утомленный взгляд мимо камеры, усталая, полувыкуренная уже сигарета со столбиком пепла...
«Вкусный обед для равнодушных кошек» – самая правильно выстроенная книга Дмитрия Воденникова. Во-первых, это избранное. Самое-самое из «Репейника» и «Мужчины тоже могут имитировать оргазм» и других книг. Во-вторых, между разделами идут объемные беседы поэта с Светланой Лин. Необязательные рассуждения неожиданно задают мощный задник-фон, от которого стихи только выигрывают.
Очень, между прочим, современный и методологически правильный прием – совмещать текст и контекст, достраивать стихи с помощью автокомментариев и наоборот. Тем более для человека, который увлекается эпиграфами, посвящениями, вводками, прологами и эпилогами. Каждая книга, каждый цикл Дмитрия словно бы помещен в тяжелую, с позолоченными завитками раму, более приемлемую для беллетристра. Самих стихов ему мало, нужны еще и жесты, сбивчивая жестикуляция, которая не проясняет замысел, но, напротив, затемняет его, делает дву- или трехсмысленным.
Дмитрий Воденников «Вкусный обед для равнодушных кошек» (при участии Светланы Лин). Москва, «ОГИ», 2005. Серия «Твердый переплет» |
Кажется, это только эскизы, отрывки, заготовки чувств, призванные помочь превозмочь эти самые беспризорные и бесприютные чувства. Фрагменты, доведенные до логического завершения и технического совершенства. Со смещенным центром тяжести, с лакунами и умолчаниями, слепыми пятнами и солнечными зайчиками внутри.
С тайнами, клятвами и великими женщинами, которым Дмитрий не устает признаваться в любви: Алле Пугачевой, которая научила его не бояться неудач; или Елене Шварц, чьи центробежные вирши пробудили в нем поэтическую чувственность; или жене Оле, которой, судя по всему, ох как не просто быть с ним рядом. Ох как не просто...
Дар Воденникова сложно поддается определению, классификации. Сам по себе «он живет на грани, а пишет – за гранью» (С. Лин), и не случайно главными образами здесь оказываются шиповник и репейник. Колючие, пахучие, самостийные. Путанные. Пропеченные летним зноем, немного усталые, но… «Сам себе и ад и рай, и волк, и заяц черный...» Милее всего оказывается эта непрямая и странная логика, которая есть, но которой не видно, не слышно.
Не бояться быть собой (как это – признаваться в том, что любишь Аллу Пугачеву?), называть себя золотым... Парадоксально, но именно это отсутствие страха (на грани, за гранью) оборачивается забвением себя. Однажды маска становится сутью. Следует признание: «У меня ничего нет, Свет. У меня нет пола, нет возраста, у меня нет уже даже жизни. Я живу не свою жизнь...» Нахлынут горлом и убьют. Убьют, да?
«- Да не сгоревший я, - лиловый я, лиловый, пурпурный, розовый, багровый – до конца...»
Отдельно нужно отметить оформление серии «Твердый переплет», которая книгой Воденникова очень правильно (если не он, то кто?) открывается. Скромное и стильное, сильное оформление. Соединение простоты (минимализм) и недорого стоящих изысков. Зато золотое тиснение. Зато неровные края грубо обрезанной обложки. Зато хорошая, ослепительно белая (по контрасту с серым картоном) бумага внутри. Ненавязчивая стилизация под Серебряный век.
Внутреннее и внешнее находят друг друга, подчеркивают друг друга.
«Так пахнет ливнем летняя земля...»