Согласья нет
Государственное прославление коммунистических лидеров чревато отрицанием России сегодняшней и России исторической
Памятник основателю Всероссийской чрезвычайной комиссии был поставлен в 1958 году на бывшей и будущей Лубянской площади, с 1926 по 1991 год носившей имя Дзержинского. «Железного Феликса» изваял выдающийся советский скульптор Евгений Вучетич, и воздвигли его под окнами здания бывшего страхового общества «Россия», в котором с 1918-го размещалась штаб-квартира ВЧК (позднее – ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ). Несмотря на несомненную художественную ценность, памятник был низвергнут с пьедестала 22 августа 1991 года как один из главных символов рухнувшего коммунистического режима.
Впрочем, памятник не погиб и через некоторое время был установлен в парке искусств «Музеон» на Крымской набережной, рядом с Центральным домом художника. Там ему составили компанию многие скульптуры советского времени, демонтированные в 1991-м – всего около семи сотен фигур, созданных такими мастерами, как Вера Мухина, Иван Шадр, Сергей Меркуров... В этом окружении разжалованный «отец чекистов» спокойно пробыл более 20 лет, пока прошлой осенью не пошли гулять слухи, что Мосгордума собирается вернуть его на Лубянку.
Накануне заседания комиссии при МГД многие политики, общественные деятели и организации высказали свою позицию в отношении возможной реставрации Дзержинского. По большей части их мнения были вполне предсказуемы. Так, ветеран диссидентского движения, глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева заявила: «Если памятник Дзержинскому будет возвращен на Лубянку, это будет позор». А бывший председатель Совета Федерации и нынешний лидер партии «Справедливая Россия» Сергей Миронов, напротив, высказался за то, чтобы поставить Дзержинского на место.
То и другое вполне естественно: для диссидентов основатель госбезопасности – символ того, с чем они многие десятилетия боролись; для предводителя эсеров выступление в защиту советского символа – способ доказать свою левизну. Менее ожидаемой оказалась позиция Русской православной церкви, всегда чуждой любому либерализму. В данном же случае представители Московского патриархата выступили еще категоричнее, чем правозащитники и демократы: они потребовали «наложить табу на прославление злодеев и на сокрытие и оправдание их преступлений». Хотя если помнить о преследованиях церкви в раннесоветское время, то и тут удивляться не приходится...
Но это все «деятели», а что народ?
Народ не против
Инженер Николай уверен, что Дзержинский – это неотъемлемая часть нашей истории, а значит, памятник должен стоять там, где стоял. Музыкант Дмитрий считает возвращение памятника Дзержинскому необходимым. Феликса Эдмундовича надо обязательно вернуть на Лубянку, потому что это красиво, считает литературный работник Борис Яковлевич. Москвичка Людмила считала снос памятника сумасбродством, и если его вернут, то она будет очень довольна.
Разумеется, такой опрос нельзя считать вполне репрезентативным, однако социологические исследования показывают похожую картину. Вот, например, опубликованные в декабре 2013 года итоги опроса, проведенного Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ) (опрос проводился в 130 населенных пунктах в 42 областях, краях и республиках России; статистическая погрешность не превышает 3,4%). По данным ВЦИОМ, у трети россиян «Железный Феликс» вызывает уважение (35%), у 10% он вызывает симпатию, у 5% – «восхищение», у 7% – «доверие». Почти половина опрошенных (45%) положительно восприняла идею восстановления памятника Дзержинскому, и только четверть (25%) отнеслась к этому негативно.
Что интересно: свержение памятника в августе 1991-го было сугубо народной, стихийной инициативой. Новые власти скорее сдерживали ее, чем поощряли. В частности, если бы не вмешательство тогдашнего государственного секретаря РФ Геннадия Бурбулиса, то монумент, скорее всего, был бы разбит. А теперь тот же народ в большинстве своем хочет обратного действия...
Почему? Потому что время изменилось. 1991 год – это начало высшего этапа новой русской революции, когда стремление к разрушению старого и построению нового было максимальным (подробнее о новой русской революции и ее этапах см.: Юрий Гиренко «Новая русская революция»). Но революция закончилась, завершилась и послереволюционная «бонапартистская» стабилизация, основной сегодняшний тренд – реставрация. После двух с лишним десятилетий тряски люди хотят обратно в Советский Союз. В относительно сытое и абсолютно спокойное время застоя.
Именно в этом состоит главный социальный запрос к власти – и власть на него отвечает. С точки зрения «свободомыслящей» интеллигенции, не желающей признать революцию оконченной, отвечает с избытком: популярные в блогосфере сравнения Владимира Путина если не со Сталиным, то с Брежневым говорят сами за себя. Но интеллигенция, как всегда, ошибается.
Среднее историческое
Разумеется, было бы глупо не видеть, что российская власть активно использует советское наследие. Возвращение советского гимна в качестве гимна России. Культ Победы и советских достижений. Знаменитая фраза Путина: «Крушение СССР было крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века». Экспрессивное и позитивное изображение советской истории в программе открытия сочинской Олимпиады. И еще многое другое.
Однако не менее очевидно, что у «ресоветизации» есть границы. Власть вступается за многие советские символы, но вот идея переименовать Волгоград в Сталинград не находит поддержки в верхах. И отношение к репрессиям советского времени остается негативным. Даже ответственность СССР за катынский расстрел не отрицается. И отказ восстановить памятник Дзержинскому на Лубянке – из той же серии.
И дело тут не в личных симпатиях или антипатиях президента Путина. Вполне вероятно, что для бывшего офицера КГБ Феликс Дзержинский вполне авторитетен и достоин памятника. Но президент Российской Федерации не может руководствоваться сентиментальными соображениями.
Главнейшая проблема современного российского государства – легитимация. Оно должно быть законным в глазах большинства граждан страны. Основанием для такой легитимации не может быть отрицание прошлого, поэтому тезис о «двадцатилетней России» неприемлем в качестве фундаментального. Но равным образом неприемлема и полная реставрация советского строя, потому что она отрицает право нынешнего государства на существование и ограничивает исторический «стаж» России одним столетием – в советской трактовке период до 1917 года представляет собой сплошной мрак и ужас.
Вот власть и пытается «сшить» историю страны «духовными скрепами», державностью и социальностью, для чего ей нужны положительные образы не только СССР, но и царской России; не только ВПК, но и церковь; не только стабильность, но и развитие.
Отсюда и сложное отношение к советским символам. Власти сегодняшней России охотно ставят памятники советским полководцам, героям, ученым – как и деятелям Российской империи. Но не советским вождям. Потому что государственное прославление коммунистических лидеров чревато отрицанием России сегодняшней и России исторической.
Задача, прямо скажем, непростая. Однако решаемая, потому что большинство граждан России (даже ностальгирующее по Советскому Союзу) не хочет рисковать достигнутым за последние годы. Господствующие в обществе настроения можно описать формулой «ни Майдан, ни Совок». А это значит, что Феликсу Дзержинскому лучше оставаться на задворках ЦДХ. Там он – не символ коммунистического режима, а всего лишь произведение монументального искусства. Выдающееся произведение, надо признать.