28 марта ровно месяц как стартовали российско-украинские переговоры, выступающие в качестве политико-дипломатического сопровождения операции по защите Донбасса. С самых первых раундов, проходивших сначала в очном формате (на украино-белорусской и белорусско-польской границах, соответственно), а затем в дистанционном, стало очевидным, что российские и украинские делегации руководствуются диаметрально противоположными переговорными стратегиями.
Если для представителей Украины, еще накануне первой встречи взявших курс на затягивание процесса, сознательно опаздывая и специально заставляя своих российских коллег томиться в ожидании, само участие в дипломатических контактах было на порядок важнее итоговых результатов, то для наших переговорщиков во главу угла ставилось достижение конкретных договоренностей. Об этом свидетельствуют не только динамика переговорного процесса, но и состав делегаций.
Так, в отличие от украинской стороны, чья договороспособность и независимость в принятии решений были изначально дискредитированы как сложной логистикой (ведь представители Зеленского добирались до места переговоров через Польшу, где, есть все основания полагать, они получали «дополнительные вводные»), так и убийством неофициального члена делегации Дениса Киреева при задержании сотрудниками СБУ, обвинившими бывшего банкира в госизмене, Российская Федерация выставила «по-дипломатически» боевой состав участников, чей опыт и профессионализм не вызывал никаких вопросов даже у самых взыскательных сторонних наблюдателей.
Во-первых, в нашу национальную делегацию вошли представители всех министерств и ведомств – Администрация Президента, Федеральное Собрание, Министерство иностранных дел, Министерство обороны, Минская контактная группа, – ответственных как за ход проведения специальной операции, так и за поддержание диалога с Киевом на разных площадках.
Во-вторых, главой делегации был выбран не просто человек, в силу должности помощника президента РФ пользующийся безусловным личным доверием главы государства, а руководитель, чья личная и профессиональная биография воплощает всю сложность российско-украинских отношений на современном этапе. В конце концов, кто как не Владимир Мединский, рожденный в Черкасской области УССР в семье советского военного, получивший в МГИМО квалификацию специалиста-международника со знанием чешского и английского языков, проходивший практику в посольстве СССР в США, защитивший докторскую диссертацию по проблемам объективности в освещении российской истории, за плечами которого долгие годы партийной деятельности и госслужбы в статусе депутата нескольких созывов, федерального министра и даже председателя Российского военного исторического общества, погружен в эту сложную политико-дипломатическую тематику? В-третьих, каждый из назначенных президентом членов делегации (Б. Грызлов, А. Руденко, Л. Слуцкий, А. Фомин) не только обладает колоссальным политическим, дипломатическим и военным опытом, но и занимает такое место в государственной иерархии, чтобы быть способным добиться имплементации наиболее комплексных договоренностей. Например, в том, что касается гуманитарных коридоров, организация которых (с точки зрения времени действия, маршрутов эвакуации гражданских лиц и пр.) остается одним из наиболее острых вопросов всего переговорного комплекса, наглядно демонстрируя принципиальную разницу в подходах украинской и российской сторон.
В то время как Россия стремится любой ценой сохранить жизни миллионов мирных жителей, не воспринимая украинское население в качестве враждебного, руководство Украины, считающее врагами всех представителей нашей страны, то ли вовсе не имеет контроля ни над ходом боевых действий, ни в тылу, то ли сознательно использует гражданское население в качестве «живого щита», неся полную ответственность, например, за ту гуманитарную катастрофу, которая в последние недели сложилась в Мариуполе. Как результат – украинская сторона с большим трудом идет на согласование практических вопросов «на земле» и всячески затягивает процесс обсуждения политических аспектов урегулирования – нейтральный статус Украины, ее демилитаризация и денацификация, независимость ДНР и ЛНР, признание свершившегося факта воссоединения Крыма с Россией, отсутствие запрета на русский язык и др.
При этом сам факт переговоров, символично стартовавших на территории Белоруссии, уже можно считать небольшой дипломатической победой, поскольку изначально президент Украины Владимир Зеленский выступал против каких-либо контактов на территории «северного соседа», предлагая в качестве альтернативных площадок Словакию, Венгрию, Израиль, Турцию и Азербайджан. Более того, украинская сторона на всех уровнях власти и любой подходящей трибуне (например, в ходе встречи министров иностранных дел России и Украины на полях дипломатического форума в Анталье 10 марта 2022 года) продолжает театрально взывать к необходимости организации личной встречи между главами России и Украины как важнейшего условия для достижения договоренностей, что, безусловно, бросает тень на усилия своих же представителей на российско-украинских переговорах.
Москва же, памятуя об отсутствии какого-либо прогресса в деле урегулирования внутриукраинского конфликта через реализацию Минских соглашений после аналогичной личной встречи лидеров «Нормандской четверки» (Германии, России, Украины, Франции) в Париже в декабре 2019 года, резонно полагает, что нет необходимости в организации «диалога ради самого диалога», и проведение саммита возможно только для фиксации каких-то значимых результатов, которые сначала будут достигнуты на переговорах российской и украинской делегаций.
Таким образом, тормозя достижения прогресса в урегулировании конфликта, Украина рискует оказаться в ситуации шахматного цугцванга, когда с каждым новым днем переговоров ее положение будет становиться все более безальтернативным. Тем не менее украинские переговорщики еще могут выйти из сложившегося стратегического тупика, воспользовавшись опытом гроссмейстеров, – сэкономить силы и воздержаться от доигрывания безвыигрышной партии, нежели жертвовать всеми фигурами на доске в ожидании неминуемого мата.