Последние несколько дней в Донбассе был настоящий ад. ВСУ как сорвались с цепи: обстрелы, в результате которых гибли мирные жители, теракты против как должностных лиц, так и объектов инфраструктуры. Слава Богу, не все из них удачные.
В пятницу, 18 февраля, глава ДНР Денис Пушилин и глава ЛНР Леонид Пасечник объявили эвакуацию для жителей республик. Прежде всего, женщин, детей и стариков. В самом деле, уехать и оставить свой дом, близких людей или оставаться под обстрелом, рискуя собственной жизнью и своих близких – это очень тяжелый выбор. Тем, кто перед ним не стоял, сложно себе представить, как тяжело решиться на то, чтобы стать беженцем. После призыва Пушилина ко мне пришли две соседки по дому в Донецке, мать и дочь, женщине за сорок, девушке за двадцать. У них был один вопрос: где неподалеку находится бомбоубежище? Я честно сказал, что, по моей информации, расположенных очень близко к дому убежищ нет. Затем они поинтересовались, можно ли в случае чего укрыться в подвале, который находится в подъезде. Я пояснил, что можно, но это не бомбоубежище, там нет второго выхода и проходят коммуникации воды и отопления, поэтому из подвала убежище так себе. В этот момент заработали сирены гражданской обороны. Как выяснилось потом, их проверяли. Но тогда ни я, ни соседки этого не знали. Девушка побледнела.
Женщины решили уехать, но не в Россию, а к родственникам, которые живут в тыловом городе республики. В этот день мне еще звонили несколько знакомых с одним вопросом: уезжать или нет? Наверное, верили, что если я занимаюсь журналистикой, то могу им что-то подсказать. Я всем отвечал одинаково, что это тот выбор, который человек делает сам. Бывают ситуации, особенно если речь идет о человеческой судьбе, когда советы давать нельзя. Это выбор каждого – и его нужно уважать. Решиться уехать в неизвестность, оставив все, очень тяжело. А эвакуироваться – это все равно ехать неизвестно куда, несмотря на обещания властей России разместить всех беженцев. И мысль у всех уезжающих одна: вернутся ли они домой? А еще страх за близких, которые остаются.
Одна знакомая не уехала из-за животных – несмотря на то, что сыновья хотели ее эвакуировать. Но у нее несколько кошек и собак – и женщина сказала, что их не оставит. Надо отметить, что паника в Донецке после призыва эвакуироваться была не очень сильная. Если честно, то я ожидал худшего. В первую очередь люди пошли снимать деньги в банкоматах, там стояли большие очереди до самого вечера, а наличка в них быстро закончилась. Затем начался бензиновый ажиотаж. А в субботу утром очереди появились уже в аптеках. Люди, оставшиеся в республике, поддерживали друг друга как минимум тем, что писали в социальных сетях посты с хештегом «Я остаюсь, чтобы жить». И это немало, в такие критические моменты важно чувствовать, что ты не один. Страшно ли тем, кто остался? В большинстве своем да. Когда с минуты на минуту ждешь, что в твой дом может прилететь снаряд или ВСУ прорвут линию фронта – и в городе начнется кромешный ад. Конечно, страшно. Просто люди, особенно имеющие опыт 2014 года, научились с ним жить. С ужасом внутри тоже можно научиться существовать.
В субботу, 19 февраля, в ДНР и ЛНР объявили общую мобилизацию. Многие пошли добровольцами, не дожидаясь повесток. Но немало было и тех, кому стало страшно. Не все люди по натуре герои. И осуждать их за это нельзя. Но, как бы ни было страшно, получив повестку, люди пошли на сборные пункты. 21 февраля глава ЛНР Пасечник разрешил мобилизовывать мужчин до 70 лет, так как в военкоматы приходили мужчины старше 55 лет с требованием отправить их на фронт. Мне рассказывали о добровольце «первой волны» (это те, кто воевал в 14-м году), который пришел в военкомат в Донецке с требованием его мобилизовать. Мужчине под 60. Другой знакомый сейчас находится в Израиле, он воевал в 2014–2015 годах. Первое, что он начал спрашивать, узнав о мобилизации, – как ему поскорей вернуться назад.
Дату 21 февраля 2022 года жители ЛДНР запомнят на всю оставшуюся жизнь. Мой покойный дед часто вспоминал, как в 1945 году, еще ребенком, он узнал о победе над фашистской Германией. И будучи уже глубоким стариком, он не мог говорить об этом без слез на глазах. Это был для него второй по важности день в жизни: важнее оказался только день рождения дочери. Для многих жителей Донецкой и Луганской земли 21 февраля тоже станет одной из самых важных дат в жизни. Начало дня не предвещало ничего хорошего. Обстрелы со стороны украинцев продолжались. Появилась информация, что ВСУ прорвались на юге в районе границы с Россией и мы окажемся в блокаде. Страх, что нас отрежут от России, – один из самых сильных, который с 2014 года укоренился у донбассцев. Тем более майданные политики не раз обещали это сделать. Потом выяснилось, что это прорвались диверсионные группы, которые потом были уничтожены. Но осадок, казалось, останется на весь день.
Затем последовало заявление Пушилина о том, что республика в критическом положении. И тут же прошла информация, что президент России Владимир Путин экстренно созывает Совбез. Сначала эта новость была просто одной из многих. Но потом пришло осознание, что не зря он его собирает. И появились первые лучики надежды, почти неощутимые. Возникли мысли: может, вот оно – то, то, чего мы ждали столько лет. Но я их гнал от себя. Почему? Потому что не хотел в очередной раз разочароваться. Потом я начал созваниваться со знакомыми – у всех примерно такие же ощущения. Потом появилось обращение Пушилина и Пасечника к Путину с просьбой признать республики. И тут уже почувствовалось, что оно, признание, может стать реальностью. Душа наполнилась радостью, и даже какой-то азарт появился. Хотя они и соседствовали со страхом. И лезли мысли. А вдруг не признают? Вдруг опять скажут, что нельзя из-за Минских соглашений?
Началась трансляция заседания Совбеза. Сначала говорит Путин. Его слова усиливают надежду. Потом слушаешь каждого выступающего, ловишь каждое их слово. Пытаешься понять, каким будет решение. Затем президент объявляет, что примет решение сегодня. И снова напряженные часы ожидания. Созвонился, списался со знакомыми, все почти уверены, что признает. Почему почти? Опять где-то изнутри гложет сомнение. А вдруг в последний момент кто-то из западных лидеров созвонится с президентом и убедит его не признавать республики? Потом появилась информация в СМИ, что Путин уведомил президента Франции о том, что признает республики. На душе стало теплее. Но все равно хочется услышать это из уст самого Путина. Наконец выступление президента. Он начинает издалека, рассказывает об истории и о сложившейся политической ситуации. Но по общей тональности понятно: признает. И вот – он об этом говорит лично! На душе сразу стало тепло и хорошо. Звоню знакомым, поздравляю их. Звонят мне. Радость неимоверная! Поздравляем друг друга в социальных сетях. Люди выходят на улицы – флаги России, салюты. Такое единение и радость людей я видел лишь однажды – 11 мая 2014 года, во время референдума о независимости от Украины. Тогда тоже обнимались возле участков для голосования и поздравляли друг друга.
Затем появилась информация, что в Донбасс заходят российские войска. Страх внутри почти пропал, появилась мысль, может, это всё – конец войне? Конец страданиям людей?
Утром 22 февраля меня разбудил звонок от тети, живущей на Текстильщике (микрорайон в Донецке), там слышна артиллерия. Смотрю ленту новостей и понимаю, что ничего еще не кончено. ВСУ продолжают свой террор против жителей Донбасса. Но теперь есть надежда, что этот ужас скоро кончится. И наступят спокойные времена, без страха и без героизма, о которых будет неинтересно читать потомкам... Но зато будет комфортно жить людям.