Оставшись без соавтора, который покинул меня в поисках себя и новых литературных форм, я оказался как герой тургеневского «Бежина луга» – который, потерявшись, долго плутал, пока не вышел на свет. (Тургенева вчера читали вслух дома, поскольку младшему сыну, семикласснику, его задали – отсюда и такие странные ассоциации.) Читателю следует приготовиться, что изысков теперь не будет и мой ассоциативный ряд станет целиком определяться программой средней школы за седьмой класс.
Так вот, суть в том, что Андрей Тесля в нашем дуэте отвечал за интеллект, начитанность, аллюзии и прочий постмодернизм. Я украшал тексты фразами и словечками, которым меня учила улица. В итоге вырисовывался некий компромисс. И вот теперь я смотрю на мир незамутненным взглядом провинциального преподавателя – и все мне в диковинку.
Вергилий свалил, и в Преисподней остался я один. Итак, приступим к осмотру достопримечательностей.
Мой взгляд привлек разбор личного дела Кашина, случившийся в рядах нашей принципиальной оппозиции. Если бы Андрей был рядом, он бы сказал, во-первых, что темы этой касаться не стоит – и сюжет не подходящий, да и Кашин – это сегодня они его на пики, а завтра – на флаг. Во-вторых, что все сложно – и, дабы быть объективным, необходима ситуация, в которой и другой стороне предоставлена равная возможность высказывания. Словом, как говорили современники о Тургеневе – хороший человек, но совершенно без костей, из одних хрящей состоит.
Впрочем, само по себе дело Кашина меня заинтересовало мало. Я исхожу из простого: он как журналист, как профессионал вызывает у меня уважение и имеет право, не нарушая законов Российской Федерации, высказывать все, что считает нужным. Равно как читатели имеют полное право – и я в том числе – относиться к этому так, как им заблагорассудится.
А вот идея изгонять его откуда-то или призывать бойкотировать на этом основании те или иные издания меня глубоко изумляет. Поскольку предполагает невозможность просто не читать, не соглашаться – и полагать, что с твоим мнением согласится достаточное число других читателей. И в итоге Кашину просто перестанут платить, ведь для любого журналиста важны просмотры.
Эта опора на административное – запретить, пресечь, изгнать – от лица вроде бы бессильных вызывает оторопь. Ведь если даже бессильными они зовут к подобному и надеются на осуществление своих надежд, то на что же это будет похоже, если хоть какая-то власть окажется в их руках?
Кстати, все уже забыли, а ведь с точки зрения заботы о ментальном здоровье нации гораздо больше оснований бойкотировать Кашина было после его поста про шрам на пальце, про который вы, наверное, уже благополучно забыли – а я нет, потому что это было реально оболванивание населения.
В ситуации с пальцем не было ничего, что должен нести современный журналист – не было ни позиции, ни высказывания, ничего, что должна нести ответственная журналистика. И после этой действительно высосанной из пальца новости – попасть под бич карающей общественности, высказав на самом деле пару банальностей.
А именно – напомнив, что всякая оппозиция в эмиграции имеет опасность переходить из вражды к существующему режиму к вражде к стране и принимать врагов своих врагов за друзей. Уже без ограничения границами политического сообщества. И что, глядя на современную зарубежную оппозицию, многие даже из более чем критично настроенных по отношению к существующей власти людей проникаются убеждением, что она, при всех мыслимых недостатках, лучше этой альтернативы. В связи с чем и возникает подозрение – не финансирует ли оппозиционные эмигрантские съезды сам Кремль. По крайней мере это было бы мудро.
В этом плане мало что меня так заботит – в плане общественных дел (которые, сказать по правде, заботят меня немного, ровно в той степени, в которой влияют на повседневное существование меня и моей семьи) – как состояние отечественной оппозиции. Точнее, ее слабость.
«Оппозиция» сделалась синонимом зеркального противостояния «власти». Понятно, что это удобно – все, что утверждается властью, столь же последовательно отвергается оппозицией. Противостояние Бродского и Евтушенко на фоне колхозов есть бледное предчувствие тотального торжества желания назло Кремлю отморозить уши.
Впрочем, речь даже не о самой оппозиции. Что тревожит меня лично, так это неприемлемость быть независимым. Независимость – это о собственной повестке, о том, чтобы думать и действовать не в такт с другими, чтобы просто быть о своем и существовать в своем. И в этом праве мне отказывают – требуя присяги на верность с верткостью флюгера. Очень быстро сжалась сфера «моего личного»: моего личного мнения, моего личного высказывания, моего личного способа жить – не трогая другого.
Ты должен быть за или против. Я не заметил, как меня мобилизовали одни, и именно на этом основании в меня целятся из противоположного окопа другие.Обе стороны не могут простить независимой жизни. А ведь либерализм – это именно о частной свободе, ради чего существуют все публичные права и гарантии. И чего не хватает в современном пространстве – это именно настоящего либерализма. Не на уровне провозглашения принципов – хоть кем. А на уровне практики – том единственном, на котором либерализм имеет действительный смысл.