Я продолжаю знакомить читателей с учеными трудами моего уважаемого научного руководителя, профессора антиконспирологической конспирологии Рахмана Усмановича аль-Насири.
Когда мы предполагаем, мы всегда в своих предположениях начинаем говорить о себе
Разрешите предложить вашему вниманию его новое эссе.
О попавпутах
– Представляете, а он же ненормальный! – обрадовал меня неожиданным знанием молодой человек сорока пяти лет, лысый и с небольшим пивным животиком над военными брюками.
– Это вы о ком, категоричнейший из внезапнейших? – осведомился я, отрываясь от утренней чашечки кофе, собственноручно приготовленного в новой турке на сковороде с песком, присланным мне моим знакомым летчиком из Сирии.
– О нем, понятное дело. О президенте нашем. О ком же еще?! – хмыкнул молодой человек. – А впрочем, нет, не стоит его останавливать. Пусть он добьет наконец это государство и весь этот кошмар закончится!
– А откуда вы знаете, что президент нездоров психически?
– Ну, а как же? А как же еще может быть? Какие еще могут быть мотивы у этого безумия? Против целого Запада? Против Украины! Против мусульманского мира! Только так – «с криком «Сарынь на кичку!» и головой о ядерную красную кнопку!
Молодой человек убежденно мотнул головой, не прекращая сверкать в меня возбужденным лихорадочным взглядом.
– Интересная теория, – ответил я. – Жалко, что кофе вам никак нельзя.
В этот момент в дверь постучали.
Я открыл.
На пороге стояли двое. Один – здоровенный качок с писклявым голосом – срывающимся тоном сообщил мне, что президент России как есть натуральный дурак.
Мы имеем дело не с опухолью аналитичности, а с радикальным ответвлением жанра попаданчества (Фото: joyreactor.cc)
|
Второй – худой, седоватый и грустный – печально сказал, что президент – предатель и занят сохранением себя ценой сдачи возглавляемой страны, предательства ее народа, сдачи Новороссии Украине и тем, что «прибирается за США и Европой» в Сирии.
В последнее время коллектив научно-исследовательского Института истинной Истины вообще и сотрудники кафедры антиконспирологической конспирологии (науки об обоснованном подозрении) весьма обеспокоены изобилием людей, обладающих сверхспособностью проникать в голову руководителю российского государства, видеть его глазами, щупать его руками, думать его головой и ведать его душой.
Изначально мы ошибочно полагали, что имеем дело с обострением глобальной аналитики глобальности, которое всегда происходит вокруг значительных и ярких исторических событий.
Далеко не я первый заметил, что любое громкое событие в политической области провоцирует превращение обычных людей в сверхлюдей со сверхспособностью к политическому анализу. Еще вчера неуспешно торговавшие пивом, они внезапно обретают способность понимать великое, видеть тайное, угадывать скрытое.
Ситуация не нова. Когда-то Григорий Богослов жаловался на моду на богословие, охватившую вдруг греков:
Одни, вчера или позавчера оторвавшись от черной работы, вдруг стали профессорами богословия. Ты спросишь их об оболах (копейках), а они философствуют о Рожденном и Нерожденном. Хочешь узнать цену на хлеб – отвечают: «Отец больше Сына». Справишься: «Готова ли баня?» – говорят: «Сын произошел из не-сущих».
Все это издержки того, что люди, будучи образованными и любопытными, испытывают потребность в целостной картине мира, а ввиду того, что мир становится все более глобальным – потребность эта удовлетворяется только глобальными теориями.
И чем глобальнее проблема, тем ярче («взять все и поделить») выглядит разрыв между образованием рассуждающего и образованием для рассуждения необходимого.
Однако в этом случае мы имеем дело не с гипертрофией аналитики, а с чем-то другим.
У меня есть теория.
Я полагаю, что мы имеем дело не с опухолью аналитичности, а с радикальным ответвлением жанра попаданчества, и так ставшим чрезмерно популярным на просторах России и других стран с травмированным историческим самосознанием.
Для начала позвольте немного истории.
Родоначальником жанра «попаданчества» условно считается американский писатель Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс, также известный нам как Марк Твен. Именно он написал в свое время «Янки при дворе короля Артура».
Писателю было любопытно изучить развитие западной культуры, посмотреть, что будет, если корни культурного дерева познакомятся с цветочками, а то и с ягодками. Именно поэтому он и отправил своего современника на встречу с теми, кто когда-то закладывал основы представлений о Добре и Зле старой доброй Англии.
Прием писателям понравился. Особенно он понравился тем, кто любил историю.
История, как известно – наука, лишенная эксперимента. Это ее больное место. И все, чем можно таковой эксперимент заменить – воображение ученого. Так наука сталкивается с искусством, и помогая друг другу, они далее ведут человечество к познанию самого себя вместе.
На территории России, Польши, бывшего СССР, охваченных манией переосмысления исторического прошлого, это литературное направление стало особенно актуальным.
Что если бы Сталин не подписал пакт Молотова–Риббентропа? Что было бы, если бы Англия и Франция не отдали бы Гитлеру и Польше Чехословакию? Что было бы, если бы Гитлера и вовсе не было? Можно было бы спасти миллионы людей, если бы Гитлера убили на фронте Первой мировой? А может быть, в колыбели? Морально ли это – убить такого ребенка?
Исторические и моральные вопросы. Самые человечные вопросы, которые только может задать себе человечество. Но ведь не может же быть все вот так вот хорошо и просто?
Конечно же, не может.
Дьявол не был бы дьяволом, если бы не извращал все придуманное человеком себе на пользу, а тайные общества были бы не тайными обществами и не заслужили бы права писаться с больших букв, если бы не наводнили современную литературу маньяками, вымещающими на истории собственные комплексы, реализующими сверхценные идеи и мстящими за реальные и мнимые исторические несправедливости.
И вот попаданец, вселяясь в Колчака, убивает младенца Ленина и тем спасает Империю от поругания ее быдлом в валенках без калош. Или, вселяясь в Берию, получает атомную бомбу к 1941 году и в 1955-м устанавливает диктатуру пролетариата на всей изрядно радиоактивной планете.
Здесь, конечно, никаким экспериментом уже и не пахнет. Это в чистом виде смакование нашего современника своего иллюзорного могущества и власти над прошлым.
Историческая наука весьма требовательна к гипотезам, теориям и предположениям. Она требует соблюдать (а значит, и знать) законы исторического развития, знать факты и понимать их взаимосвязи. Но рано или поздно любые знания заканчиваются. В точности наступает предел. И тогда мы пускаемся в нечеткую область предположений.
Страсти по Иосифу Виссарионовичу столь жгучи, что расплавляют в разуме страдающих не только устоявшиеся интерпретации фигуры, но и не подлежащие пересмотру исторические факты.
Обгадив жанр попаданчества, тайные общества не остановились и начали рассылать своих эмиссаров уже не в прошлое, а в настоящее.
Я назвал этих неуспешных терминаторов «попавпутами», то есть попаданцами в Путина. По имени наиболее популярной сейчас мишени для попаданчества.
Когда мы предполагаем, мы всегда в своих предположениях начинаем говорить о себе потому, что меряем мир, людей, их мотивы, стремления, надежды и страхи – собой. Мы меряем, придаем им свои надежды, свои представления о борьбе и зле. Свои мотивы.
Как и в случае с многочисленными Черчиллями и Иосифами Виссарионовичами, попавпуты в своих воображаемых путешествиях попадают не в реального Путина, руководящего сейчас Российской Федерацией, а в самих себя на воображаемом же ими месте Владимира Путина. Поэтому, в отличие от аналитиков – ошибаются они или нет, они, пересказывая истории своих путешествий в голову президента России, говорят не о нем, а о себе.
Я проверил эту гипотезу на уважаемых гостях.
Тот, что говорил о безумии, оказался известным журналистом, ранее предлагавшим давить московских правоохранителей снегоуборочными комбайнами. Тот, что утверждал, что президент дурак, оказался писателем и политическим прогнозистом, ни один прогноз которого не сбылся. Третий, говоривший о предательстве, не так давно поклявшись умереть, но не сдать город – сдал его и весьма поднялся по политической патриотической линии.
Особая ирония случая попавпутов заключается в том, что, в отличие от попаданцев в Сталина, они действительно могли бы оказаться на месте предмета своих фантазий. Для этого им надо было окончить школу КГБ, поработать в Германии, устроиться на работу в администрацию Санкт-Петербурга и так далее. Но они по разным причинам этого не сделали.Более того, вся бойкость их спортивных репортажей из головы верховного главнокомандующего и гаранта питается вдохновением из обоснованного подозрения, что они реально на его месте никогда не окажутся. Никогда не получат утренних сводок от ГРУ, ФСБ, МВД и службы финансового мониторинга. Никогда не выпьют с Дмитрием Анатольевичем Медведевым утренней ряженки.
В том же кошмарном гипотетической случае, если бы им каким-то чудом это удалось – наши герои впереди собственного визга оказались бы на Брайтон-Бич за мемуарами об их тщетной попытке спасти обреченную Россию. Из этих мемуаров изумленные историки тщетно пытались бы выяснить, зачем их авторы развязали революцию, войну в Европе, гражданскую войну, репрессии, голод и экономическую катастрофу.
И они если не знают это сами, то обоснованно подозревают это. Просто потому, что примерно этим же, только в меньших масштабах, оборачивались все предыдущие их начинания.
Если они вообще были.
Теоретически все эти люди – весьма значительные таланты, государственные мужи, заслуживающие того уважения, которое себе запрашивают у себя и у окружающих. Практически же их роль сводится к тому, чтобы крайне компетентно не отвечать на главные вопросы современности в роли специально неприглашенного консультанта.
Как бороться с попавпутами, антиконспирологическая конспирология (то есть наука об обоснованном подозрении) не знает. Она обоснованно подозревает, что терминальные стадии неизлечимы. С другой стороны, иногда претензии толкают их на поступки, которые приводят их к самим себе.
Если бы меня спросили, кто такой Путин, то я бы ответил, что это человек, которому чертовски интересно жить и работать. Мне кажется, антиконспирологическая конспирология могла бы заподозрить во мне счастливого человека, и вполне обоснованно.
Клянусь своей бородой.