Есть расхожая фраза, известная в десятках вариантов, которую приписывают самым разным авторам. Чаще всего Уинстону Черчиллю, но вместе с ним и Бернарду Шоу, Уильяму Кейси, Вудро Вильсону, Бенджамину Дизраели, Отто фон Бисмарку и некоторым другим. Кто же на самом деле произнёс эту сентенцию первым, выяснить невозможно.
То День Победы, то десталинизация. То православие, а то государственная награда рисованному члену на Литейном мосту
В английском варианте она выглядит так: «If you're not a liberal when you're 25, you have no heart. If you're not a conservative by the time you're 35, you have no brain». Вряд ли тут нужен точный перевод. Тем более что у нас этот афоризм чаще встречается в иных прочтениях. Таком, допустим: «Кто в молодости не был революционером – тот подлец, кто остался революционером в зрелости – тот дурак». Как видим, политический смысл тут затушеван и расширен до бытовой философии.
Впрочем, любая хлёсткая фраза поражает воображение (ах, как верно!), при этом достоверностью особо не отличаясь. Максимилиану Робеспьеру на пике славы было 35, Владимиру Ильичу во время Октябрьской революции – 47. И даже Фидель Кастро триумфально входил в Гавану 32-летним. Не старик, само собой, но уже и не «юноша бледный со взором горящим».
Однако несомненно, что вечная проблема отцов и детей подпитывает любые протесты – в любой стране и при любых правителях.
В конце 80-х у нас Юрий Шевчук пел о сыновьях, пропивающих награды примерных отцов, а Юрис Подниекс снимал документальный фильм «Легко ли быть молодым?» – Советский Союз вдруг с изумлением увидел своих сынов и дочерей в совершенно необычном ракурсе. И вскоре распался.
В мае 68-го студенческие волнения поставили Францию на дыбы, а в результате привели к отставке Шарля де Голля. Кстати, именно события тех лет часто сравнивают с тем, что происходит на наших улицах с декабря прошлого года. Оно и понятно, стоит только припомнить лозунги 68-го: «Де Голля – в архив!», «Запрещаем запрещать!», «Скука контрреволюционна!», «Поэзия на улицах!», «Смерть коровам (жандармам)!», «Пролетарии всех стран, развлекайтесь!», «Будьте реалистами, требуйте невозможного!» – и тому подобные. У французских студентов, как и у наших протестующих, не было чётких политических взглядов, а в головах царила дикая смесь марксизма, троцкизма, маоизма, анархизма и других левых течений, иногда более радикальных, чем те, которые были перечислены. Есть и другие схожие моменты. Волнения во Франции вспыхнули после десятилетия стабильного экономического роста, который к 68-му всего лишь замедлился, что привело, однако, к росту безработицы, особенно среди молодёжи. Как и в России, во Франции 60-х полностью свободной была только печатная пресса, а телевидение контролировалось государством. Сходства эти дают сегодня козыри как сторонникам нашей власти, так и её противникам. Сторонники указывают, что де Голль в результате остался в истории Франции национальным героем, его заслуги признаны, а Франция до сих пор живёт по его конституции. Противники, иногда соглашаясь, отвечают, что де Голль, дескать, молодец, но к 70-м полностью исчерпал себя, а бунтующие студенты в результате освежили политическую жизнь, ничего страшного в итоге не произошло, Пятая Республика не только не рухнула, но процвела пуще прежнего.
#{image=629430}Возможно, во всех этих спорах есть какой-то потайной смысл, но леса за деревьями всё равно не разглядеть. Нет ответа на простой вопрос: что нам делать с нашей молодёжью? С её буйной энергией, просто физической, с потрясающей энергетикой роста и развития. Которая проявляется на фоне других вещей: от становления личности до поисков своего места в социуме. Вроде бы всё давно описано, да только эффективных рецептов до сих пор нет.
Как говорится, «не хочешь иметь ОПГ и ККК, создавай КВН и КСП». Забавно, да только слишком примитивно. Бардовский мотив «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» присутствует, само собой, на всех акциях протеста без исключения. Но он – один из многих. Люди, которые ходят протестовать, хотят прикоснуться к истории, ощутить её токи. Конечно, они взыскуют к Смыслу с большой буквы, к чему-то, что изменит мир. Лишь отвратительные «премудрые пескари», мещане видят в посиделках рядом с памятником Абая на Чистых прудах мутную тусовку, дурацкий шумный табор и перебор по алкоголю, а изнутри это – новое семя, брошенное в старый перегной, чтобы дать восхитительные ростки. До неба.
Конечно, такими чувствами собравшихся легко манипулируют их лидеры, но доказать это тем, кто ночевал под открытым небом, никак нельзя. Только расквасишь себе нос о стену хрустального храма. Можете смеяться (сначала всегда смеются, да и потом, смех – это здорово), можете негодовать, но «мы здесь стоим, и мы не можем иначе».
К несчастью, Россия тоже имеет свой опыт. Но, в отличие от французского, он негативный. Поколение 40-летних явно не желает второй раз наступать на одни и те же грабли. «Они положили сырой порох» – из искры пламя упорно не возгорается. Многие из тех, кто ходил на защиту Белого дома или на митинги протеста в 91-м, о своих тогдашних подвигах предпочитают умалчивать или прямо раскаиваются. Есть и пример Украины под боком, где эйфория Майдана очень быстро сменилась апатией и разочарованием. Никак не выходит каменный цветок свободы и демократии у наших мастеров.
Но это и не отменяет молодых людей с белыми/красными ленточками. Они тут, они есть, они радикальны, и договариваться с ними, похоже, бесполезно. Нельзя сказать, что протест сегодня состоит только из молодых людей, но ведь именно молодые люди работают в нём энергетиком. Это их энергию пытаются использовать самые разные силы. Это молодёжь легко подхватывает модные лозунги, усердно раскачивая пароход современности, чтобы сбросить с него всякую старческую немощь.
И если с отдельными лидерами протеста можно вести переговоры, то с протестующей молодежью таких переговоров не провести. Они легко примут к себе любого, кто ещё недавно сидел в Кремле или Белом доме, если он будет говорить то, что желает слышать улица, но столь же легко исторгнут из себя любого соглашателя, которого ещё вчера почитали и к которому прислушивались. Джин, что называется, выпущен. К чему-то это всё должно прийти.
Утешать себя небольшим количеством протестующих легко, но вряд ли полезно. Наша пресса и международная – это огромная лупа, которая запросто увеличит выплески недовольства до необходимых размеров. «Дорогая, я увеличил наших оппозиционеров», – довольно пробурчит редактор какой-нибудь радиостанции. И этот импульс обязательно вернётся обратно на улицу. Не прорвёт там – прорвёт в другом месте.
Нельзя сказать, что наши власти совсем не занимались молодёжной политикой. Есть и Федеральное агентство по делам молодёжи, есть и движение «Наши», регулярно проводился «Селигер». Однако результаты работы впечатлить не могут.
Да и не могло быть хороших результатов на фоне того, что 20 лет подряд наша власть упорно избегала любой идеологии, любых разговоров о смыслах. Если нет стержня, всё остальное будет мертво – сшитый из лоскутков Франкенштейн, оживающий только в редких случаях. Вроде у всех есть какие-то идеологические посылки, значит, пусть и у нас будут. Но зачем – толком никто и не знает. Поэтому всё происходит криво, косо, противоречиво. То День Победы, то десталинизация. То православие, а то государственная награда рисованному члену на Литейном мосту. То памятник Ельцину в Екатеринбурге, а то «мы вытащили вас из 90-х». То соблюдайте законы о шествиях, иначе мы вас закатаем, а то – если вас вышло много – можете не соблюдать, Бог с вами.
Может быть, кто-нибудь и желает возвращения партсобраний, политинформаций и выволочек за идеологическую незрелость – не знаю. Думаю, вряд ли большинство. Но в том, что запросы на цели развития России, на понятную всем стратегию, на постоянный диалог с обществом (в том числе не только с протестующими на улицах, но и с теми, кто на последних выборах поддержал власть) существуют и усиливаются, вряд ли можно сомневаться.
А до тех пор остаётся вздыхать: «Если б молодость знала, если б старость могла» и «Вырастешь – поймёшь», – получая в ответ: «Отвали, старая нудная перечница» и «Ничего, мы скоро введем принудительную эвтаназию». Вот и поговорили.
Источник: «Трибуна Общественной палаты»