Рост российской экономики во втором полугодии замедлится до менее 3% с 4,5% в первом полугодии, заявил глава Минэкономразвития Андрей Белоусов в ходе выступления в рамках «правительственного часа» в среду в Госдуме. В целом по итогам 2012 года МЭР ожидает роста ВВП на 3,5%.
Пока цена на нефть не упадет, игла никуда не денется. Более того, от нее нецелесообразно отказываться с микроэкономических позиций
По словам Белоусова, с середины 2011 года вплоть до конца первого квартала 2012 года «наблюдалась достаточно сильная волна экономического подъема – рост ВВП в годовом выражении составлял порядка 5%».
«Рост этот был связан, во-первых, с ослаблением рубля во втором полугодии прошлого года и торможением конкурирующего импорта, во-вторых, с ускорением роста инвестиций в основной капитал, темпы которого достигли двузначных значений, и, в-третьих, с расширением потребления, которое в значительной мере опиралось на рост потребительских кредитов», – пояснил Белоусов, передает «Интерфакс».
Во втором квартале 2012 года рост экономики, по словам министра, существенно замедлился, динамика ВВП в помесячном выражении снизилась примерно в четыре раза – с 1,4% в месяц (с исключением сезонности) до 0,3%.
«Причина торможения – замедление, а потом и сокращение экспорта топливно-энергетических ресурсов, что во многом связано с сокращением спроса в Европе», – считает глава Минэкономразвития.
«Другой фактор – замедление роста потребительского кредитования с более чем 40% в первом полугодии до примерно 30% к концу года. Это может быть причиной снижения темпов роста товарооборота с 7,1% в первом полугодии до 5% во втором полугодии», – добавил министр.
Третья причина – засуха. «Мы ожидаем урожая зерновых в размере 73–75 тонн. Это стало причиной роста цен на продовольствие», – подчеркнул Белоусов.
Тем не менее, считает министр, общая тенденция к росту сохраняется. Во втором полугодии рост ВВП составит чуть менее 3% после 4,5% в первом полугодии. В целом по итогам года Минэкономразвития увеличило прогноз роста ВВП до 3,5% против оценки 3,4%, сделанной в апреле.
Экспорт углеводородов
Экспорт российских углеводородов действительно падает, хотя пока терпимо. Так, по данным ЦДУ ТЭК Минэнерго, за восемь месяцев этого года Россия увеличила нефтяную добычу на 1,23%, до 511,432 млн тонн, тогда как экспорт уменьшился на 2% – до 242,079 млн тонн. Если поставки в дальнее зарубежье нефти из России выросли за восемь месяцев на 0,51%, составив 141,046 млн тонн, то поставки в ближнее зарубежье, наоборот, снизились на 4,1%, составив 18,968 млн тонн. ЛУКОЙЛ, ТНК-ВР и Роснефть прибавили в экспорте нефти, а Сургутнефтегаз и «Газпром нефть» сократили экспорт.
Ситуация с экспортом газа более негативная. Так, по итогам первого полугодия 2012 года поставки газа в Европу снизились на целых 17%, составив 71,93 млрд кубометров газа. Сокращение объемов экспорта обусловлено падением общего потребления газа в ЕС вследствие кризиса, а также высокими ценами на российский газ.Однако сокращение экспорта нефти и газа имеет и положительные последствия для России. Это может заставить страну предпринимать более активные шаги, чтобы слезть с нефтегазовой иглы. «В этом есть смысл, так как экономическая политика во многом – это вопрос стимулов. Одно дело, когда есть «халявные» источники доходов от экспорта углеводородов, другое дело – когда действительно надо проводить взвешенную экономическую политику, принимать непопулярные решения, чтобы обеспечить рост экономики и рост доходов населения в долгосрочной перспективе», – соглашается аналитик УК «Альфа-капитал» Владимир Брагин.
Зависимость от нефти и газа
Уже сейчас прослеживается слабая, но все-таки тенденция снижения зависимости российской экономики от нефтяных цен, если посмотреть на соотношение доли нефтегазового экспорта в ВВП страны. «В 2000 году чистый экспорт составлял порядка 20% ВВП, сегодня – менее 10%. Однако все радикальное улучшение по этой статье случилось до 2007 года, и с тех пор вклад торговли колеблется вблизи текущих уровней», – указывает глава аналитического департамента AForex Николай Корженевский.
«Более корректно учитывать динамику инвестиций в привязке к нефти и структуру бюджета. Более половины планируемых инвестиций связаны с нефтегазовой отраслью, около половины доходов бюджета также обеспечивает этот источник. В этом и есть существенная макроэкономическая уязвимость перед внешней конъюнктурой», – говорит Корженевский.
Причина торможения – замедление, а потом и сокращение экспорта топливно-энергетических ресурсов
Эксперты считают, что пока Россия еще довольно сильно сидит на нефтегазовой игле. «После кризиса 1998 года, в 1999–2000 годах, российская экономика начала оживать и, пока цены на нефть не начали расти, у России были большие шансы слезть с нефтяной иглы. Но проблема в том, что при высоких ценах на нефть мотивация резко снижается, что и произошло», – отмечает Брагин.
Зависимость российской экономики от нефтяных цен за последние годы никак не ослабла. «Доля нефтегазового экспорта в ВВП несколько снизилась после пикового 2008 года в период максимальных цен (тогда она составляла около 18%). В 2011 году она составляла 14,5%, что примерно соответствует уровню 15–16%, державшемуся на протяжении 2000-х годов. Но после де-факто отказа от политики накопления избыточных нефтяных доходов, без нефтегазовых доходов бюджетный дефицит России – запредельно высокий, который не может себе позволить даже развитая страна с большим резервом заимствования, не говоря уже о России», – говорит газете ВЗГЛЯД завлабораторией Международной торговли Института экономической политики Гайдара Александр Кнобель.
Что делать
«Пока цена на нефть не упадет, игла никуда не денется. Более того, от нее нецелесообразно отказываться с микроэкономических позиций», – говорит Николай Корженевский из AForex.
#{intervieweco}В краткосрочной перспективе падение выручки от экспорта углеводородов может создать проблему бюджетного дефицита, которую могут решать либо с помощью использования государственных резервов, либо за счет наращивания государственного долга, говорит Кнобель.
«Если через некоторое время мировые цены на нефть и газ останутся на сегодняшнем достаточно высоком уровне, что вполне вероятно – 116 долларов за баррель, как сегодня, вполне приемлемая величина, – то проблема дефицита бюджета остро стоять не будет, и жестких стимулов для модернизации ожидать не стоит», – отмечает Кнобель.
«Активные попытки слезть с нефтяной иглы, то есть отказ от определяющей роли нефтегазовых доходов в формировании государственного бюджета, могут наблюдаться либо если цена на нефть упадет до уровня, не позволяющего выполнять текущие обязательства, и такая ситуация продержится достаточно долго (а именно – столько, насколько хватит государственных фондов и когда будет исчерпан резерв заимствования), либо если обязательства будут расти быстрее, чем это может позволить себе система с умеренным экономическим ростом, либо и то и другое», – говорит Александр Кнобель.
Но рано или поздно это произойдет, хотя бы потому, что цена на нефть не может расти бесконечно, а физический объем добычи этого ресурса практически не растет после 2003 года (после ареста Ходорковского и смены собственника в компании ЮКОС), уверен Кнобель. «Проблема в том, что чем дальше, тем более высокие издержки придется нести российской экономике от такого «осознания необходимости» немедленных изменений, которые немедленно как раз произвести и не получится», – считает эксперт.
«Однако стагнация цен на нефть с точки зрения мотивации принятия решений тоже очень опасна. Это будет приводить к боязни властей принимать непопулярные решения, увеличивать налоговую нагрузку, повышать пенсионный возраст и т. д.», – считает Брагин. Лучшим сценарием, по его мнению, было бы резкое снижение цен на нефть, что привело бы к обесцениваю рубля и создало массу негативных эффектов. «Это было бы очень тяжело для всех, но, если говорить о переходе с одной модели развития на другую, то сделать это без кризиса крайне тяжело», – добавляет эксперт.
«Создать механизм, позволяющий не проедать нефтегазовые доходы и стимулировать развитие обрабатывающих отраслей, удалось, по-видимому, только Норвегии, в которой законодательно закреплена возможность текущего использования лишь доходов от размещения накопленной нефтяной экспортной выручки, то есть доходов, не подверженных колебаниям мировой конъюнктуры цены на нефть», – говорит Кнобель.
При этом вложения в инфраструктуру в рамках саммитов и олимпиад, что сейчас отмечается, он не считает положительным моментом. «Расходы на эти мероприятия в разы превышают аналогичные затраты других стран, выгоды от них в долгосрочной перспективе сомнительны, а оплачивать их приходится как раз конъюнктурными доходами от продажи топливно-энергетических товаров по пока еще высоким ценам», – поясняет Кнобель.
«Надо не симптоматически работать над созданием инфраструктуры, а системно. Для этого нужно разобраться с хроническими проблемами экономики – коррупция, защита прав собственности, судебная система и т. д. Дело не в конкретном мосте или даже группе объектов, дело в эффективности их создания», – считает Николай Корженевский.
«Если и тратить нефтегазовые доходы на инфраструктуру, то только на такие объекты, где вложения окупятся и принесут экономический эффект. К примеру, за счет строительства дороги увеличивается товарооборот, развитие региона, снижаются издержки и т. д. Это положительный пример. Но если построили мост за бешеные деньги, по которому поток машин будет мизерный, то эти вложения фактически являются просто дополнительной нагрузкой на экономику», – считает Брагин. Необходимо, чтобы бизнес инвестировал не только в инфраструктуру, но также в трудовые ресурсы, в образование и т. д. Но главное, для перестройки экономики необходимо снизить налоги и создать благоприятный бизнес-климат, считает Брагин.