Дмитрий Шульга: "Африкаатом" создавать не будем

«Одна из задач – диверсифицировать портфель»

– Россия готова инвестировать в разработку урановых месторождений в Намибии около 1 млрд долларов. Почему Росатом инвестирует в подобные проекты не в России, а за рубежом? Это дешевле?

Сейчас в Намибии наблюдается ожесточенная война за урановые ресурсы с относительно низкой себестоимостью

– Урановый рынок – это особенный рынок. Количество игроков ограничено. Тем более мало компаний, которые располагают полным ядерным циклом.

Я имею в виду компании, которые бы занимались одновременно обогащением, фрагментацией, строительством атомных станции, их эксплуатацией, продажей топлива, переработкой отработанного ядерного топлива и захоронением отходов.

В этом смысле Росатом – уникальная компания полного цикла. Что касается добычи и поиска месторождений, то естественно, компания ориентируется на экономическую целесообразность. Основным параметром здесь является себестоимость добычи. Именно поэтому сейчас в Намибии наблюдается ожесточенная война за урановые ресурсы с относительно низкой себестоимостью.

– А низкая себестоимость – это сколько?

– Есть категории до 40 долларов за фунт (закиси-окиси урана − прим. ред.), до 80 и 120. Что касается Намибии, то мне бы не хотелось углубляться в эту тему (по расчетам экспертов, эта цифра составляет чуть менее 30 долларов за фунт закиси-окиси урана − прим. ред.)

– А какой категорией располагает Россия?

– Мы располагаем ресурсами различной стоимостной категории. Но одна из задач – диверсифицировать портфель, по географии и по себестоимости.

«Намибия – страна с комфортным инвестклиматом»

– Но все же понятно, что если Росатом идет в Намибию, значит, себестоимость добычи урана там ниже, чем в России. Почему?

– По многим причинам. Во-первых, основным фактором является особенность залегания и способ карьерной добычи. Не нужно строить сложнейших подземных сооружений.

Во-вторых, очень благоприятный климат – сухой и без резких колебаний, что позволяет сохранять свойства выщелачивания. Более того, не нужно варьировать содержание кислоты.

Кроме того, в Намибии есть высокоразвитая инфраструктура – дороги, причем все очень компактно. Намибия – это высокоразвитая страна, с квалифицированной рабочей силой. И это правда.

– Однако принято считать, что в Африке весьма специфические условия ведения бизнеса: сегодня ты договорился с одной властью, а завтра пришла другая и начинай все по новой...

– Могу вас заверить, что в Намибии большинство компаний чувствуют себя весьма комфортно.

– То есть вы не боитесь повторения истории «Русала», когда Дерипаска купил в Гвинее, после чего в стране сменился режим и у него начались большие проблемы?

– Тут я бы не хотел проводить никаких сравнений. Мы абсолютно с открытым забралом вели разговор с намибийскими партнерами. Для нас Намибия – это страна с самым комфортным инвестиционным климатом. Правительство расположено к любому инвестору. Причем оно стремится направить инвестиционные средства на благо государства и народа.

«Не так много стран, богатых ураном»

– В общем, планируя вложить в Намибию около 1 млрд долларов, Росатом просчитал все политические риски?

В течение ближайших пяти лет мы планируем войти в тройку мировых лидеров добытчиков урана

– Безусловно. Когда заключаются такие документы, люди смотрят на совокупность факторов. Приобретение и вхождение в достаточно высокой степени готовности месторождения вполне естественный и логичный шаг для любого мейджора, каким и является Росатом.

– Какие регионы, помимо Африки, сейчас интересны Росатому с точки зрения урановых месторождений?

– На самом деле, стран, богатых ураном, не так много. Сейчас вот нам очень интересен Казахстан. Поскольку там уран добывается самым передовым способом сквозного подземного выщелачивания. Это наш стратегический партнер, у нас есть два совместных предприятия.

Богатые ураном страны, такие как Австралия и Монголия, всегда приветствуют у себя уранодобытчиков.

Очень интересны страны юга Африки , помимо Намибии и ЮАР, есть неплохие месторождения в Танзании, Республике Нигер.

– То есть все основные месторождения урана сконцентрированы в Африке? Может быть, создать дочернюю компанию не Росатом, а «Африкаатом»?

#{quote4}– Мы не будем называть «Африкаатомом». Кстати, «Атомредметзолото» уже зарегистрировало в Намибии дочернюю компанию под названием «АРМЗ-Намибия».

«На Украине сложный переговорный процесс»

– Не могу спросить про Украину. Есть ли там для АРМЗ чем поживиться в плане месторождений урана?

− Там есть одно перспективное месторождение – Новоконстантиновское. Если будет сохраняться нынешняя политическая тенденция, мы снова будем заявлять о своем интересе к этому месторождению. Новоконстантиновское месторождение – это приоритетное для нас направление на Украине.

– То есть речь идет о покупке?

– Нет, там иные формы взаимодействия, о которых говорить пока преждевременно. Они намного более сложные, чем создание того же СП. Кроме того, законодательство Украины пока не готово обеспечить гарантиями инвесторов. Идет весьма сложный переговорный процесс.

– Как бы вы оценили долю АРМЗ на мировом рынке добычи урана? В отличие от обогащения и строительства АЭС доля рудников у Росатома значительно меньше...

– Это общепризнанный факт. Мощности по обогащению – это 40%, по фабрикации – 17%, а по урану – 10%, мы занимаем лишь пятое место. Нам нужно подтягиваться, безусловно. Поэтому в течение ближайших пяти лет мы планируем войти в тройку мировых лидеров добытчиков урана, тем более что по запасам мы уже находимся на втором месте.

– На фоне этой скромной цифры не возникает ли у вас опасений, что у Росатома, строящего АЭС по всему миру, попросту не хватит на них урана?

– Понимаете, весь мир использует три источника – добываемый уран, складской запас и то, что называется «хвосты» − это вторичные источники. Они пока обеспечивают топливом атомную промышленность, наряду с добычей урана, которая составляет 40%. Но складские запасы и вторичные источники конечны.

– А в Китае есть свой уран?

– Нет, своего нет.

«Хедж-фонды подсаживают рынок»

– Так это же нам выгодно?

– Ну, это выгодно всем уранодобытчикам. Но здесь есть специфика – рынок небольшой, игроков мало, тем не менее цены непредсказуемые.

Так, зачастую компании, которые отслеживают цены на споте, строят свое мнение по цене одна сделка в неделю. Долгосрочные цены более высоки и стабильны. Спот, конечно, не является большим показателем. Тем не менее если эти специалисты уверяли, что к концу 2009 года уран будет стоить 65−70 долларов за фунт, то спот продолжает оставаться чуть ниже 42 долларов за фунт.

Те месторождения, где себестоимость добычи превышает экономический порог, развивать невыгодно. Поэтому многие месторождения становятся резервными – не выгодно вкладывать деньги и развивать добычу. Это влияет на прогнозы мировой добычи урана.

Причем скачки по примеру 2007 года, когда уран стоил 136 долларов за фунт, нам весьма не выгодны. Поскольку на этот рынок сразу устремляется большое количество игроков, в том числе и хедж-фонды. Нам выгодно постепенное повышение цен, которое было сопоставимо с себестоимостью добычи.

Крайне низкие и крайне высокие цены абсолютно не отражают состояние рынка. Так, хедж-фонды, которые пришли на рынок при высокой цене, сейчас при низкой ликвидности избавляются от своих запасов по любому прайсу. Таким образом, они подсаживают рынок.