Американский римейк и австрийская версия идентичны по сюжету, актерским репликам, мизансценам, монтажу, но разнятся актерской игрой, цветом яхты и градусом черной иронии.
По старой схеме
Отношение Ханеке к насилию противоположно взгляду Кустурицы и Тарантино
Как и в первой картине, Ханеке упрекает людей в равнодушии. Мамочка, папочка, сын (герои Наоми Уоттс, Тима Рота и Девона Гирхарта), отправившись на «жирном» джипе к своему загородному дому, наблюдают странную сцену.
Их соседи явно чем-то обеспокоены: рядом с ними стоят двое юношей в белых теннисках, шортиках, тонких перчатках и держат в руках клюшки для гольфа. Супруги чисто формально интересуется: «Как у вас дела?» – получают обычный ответ и едут на дачу.
Европейская тактичность, нежелание лишний раз вторгнуться в частную жизнь знакомых людей приводят к кошмарным последствиям. В плавную музыку Генделя, звучащую в автомобиле, вторгается дисгармоничный Джон Зорн…
А юные херувимчики в чистых перчатках устроят кровавую баню в тихом предместье. Во время дурного процесса один из них часто подмигивает подельнику, но еще чаще – зрителям. Главная особенность этого «антитриллера» – постоянное, прямое и косвенное, общение режиссера с аудиторией.
«Забавные игры» – это, прежде всего, рефлексия кино. Ханеке захотелось узнать, что «думает» триллер о самом себе, и он растащил жанр на винтики, скрепочки, охи и вздохи. Помог ему в этом, как ни странно, Роман Полански.
Цитат из творчества знаменитого поляка в фильме хватает – это нож в яхте («Нож в воде»), а также заложники в доме у моря («Тупик»). Но мир Ханеке менее ироничен и вместе с тем гораздо более условен, чем пространство Полански.
Австрийский художник – больше бунтарь, чем циник. Ханеке – революционер, а не провокатор. Как и Дэвид Кроненберг, он, начиная с «Видео Бенни», клеймит тиранию экрана. И если губы, горящие на мониторе (в кроненберговском «Видеодроме»), засасывают голову человека, то в «Забавных играх» экран телевизора пачкают кровью ребенка, который, по канонам триллера, обычно не умирает.
Стерилизация насилия
Ключевой в обеих картинах является проблема насилия. Ханеке неоднократно возвращался к данной тематике, посвятив ей эссе «Насилие и средства массовой информации».
Режиссер признавался, что для него проблема не в способе изображения названного явления, но в том, как он показывает аудитории ее собственную позицию по отношению к насилию и его отображению...
Одновременно Ханеке привлекал внимание и к тому, что «чувство волнения от эмоционального участия в разворачивающейся на экране истории нейтрализуется… уверенностью в искусственности представленной реальности».
Знаменитая сцена в «Забавных играх», когда герой Майкла Питта «перекручивает» действие назад, что позволяет ему избежать фатальных последствий, иллюстрирует следующий тезис австрийца: «Контролируемое провоцирование зла позволяло надеяться, что в реальном мире его еще можно взять под контроль».
Условная, экранная контролируемость действий вступает в противоречие с полнейшей непредсказуемостью реального насилия, угрожающего жизни обычного человека.
В нескольких фильмах Ханеке двух главных героев зовут Анна и Георг (Энн и Джордж в римейке «Забавных игр», Анна и Жорж в фильмах «Код неизвестен» и «Тайное»). Они воплощают собой успешных «потребителей культуры» либо же благопристойных филистеров.
В первой версии фильма герои Сьюзан Лотар и Ульриха Мюэ (мать и отец) внешне похожи на обывателей, в американском римейке – на звезд. Почти то же самое можно сказать и о парочке психопатов.
В глазах европейских актеров, игравших убийц, не было маниакальной экспрессии, заполонившей взгляд Питта и Корбета. Предшественник Корбета был полноват, американец же слишком строен, и нападки в его адрес «ты слишком жирный» со стороны персонажа Питта придают последнему большую «психопатичность», харизматичность и звездность.
Режиссер невольно смещает объект атаки…
Если в первых «Забавных играх» им были мы, обыватели, то в американской версии – селебрити, беззащитные перед иррациональным насилием других «сверхлюдей».
В конце 1960-х гг. именно Полански стал жертвой подобной «случайной» агрессии. Его жену Шэрон Тейт убила «по ошибке», перепутав дома, банда Чарльза Мэнсона.
Однако в оригинальной картине обсуждались иные проблемы. То, что лет десять назад было сверхактуальным для большинства европейцев, стало злободневным и для американцев. Но для всех ли? А для нас, россиян?
Отношение Ханеке к насилию противоположно взгляду Кустурицы и Тарантино – так называемых «неоварваров», о которых расскажем в следующей статье о «проблемном» кино.