В мае полная ретроспектива Лидии Бобровой прошла на телеканале «Культура». Как все это оказалось возможно – с непрофессиональными актерами и скудным бюджетом? Корреспондент газеты ВЗГЛЯД Ксения Щербино решила это выяснить.
Ощущение неестественности убивает настоящее кино
– Лидия Алексеевна, как вам удается снимать столь человечное кино в наши жестокие дни? Откуда вы берете свои сюжеты, своих персонажей?
– Не знаю. Сюжеты и персонажи приходят ко мне из жизни. Я описываю ту жизнь, которой живут мои родственники, мои знакомые, – я же сама из русской глубинки, родилась и выросла там. А трогают они людей потому, что ведь это их жизнь описана...
– Как вы находите своих исполнителей?
– Мне их жизнь посылает. Кого-то нахожу по фотографиям – ту же Нину Шубину, сыгравшую бабусю в одноименном фильме. Митьку из «Ой, вы, гуси…» – тоже по фотографии из альбома. С кем-то встречалась в жизни.
Я просто чувствую – не умом, а сердцем, – что этот человек может сыграть в моем фильме. Умом тут не рассчитаешь. Когда я выбираю умом, то ошибаюсь.
– А сложно бывает уговорить ваших героев сниматься?
– По-разному. Герой фильма «В той стране» – Дмитрий Клопов – сначала не соглашался, потом прочел сценарий и пришел ко мне со словами: «Да, все так. Это правда» – и стал сниматься.
С Ниной Шубиной, исполнявшей роль бабуси, было сложнее. Она боялась, что у нее не получится, что она не сможет. Это же заглавная роль, высокая степень ответственности. Пришлось подключать к делу детей, и так, совместными силами, уговорили.
– Вы часто работали с непрофессиональными актерами. А не боялись, что у них не получится, что они не справятся с ролью? Все же непрофессионалы...
– Нет, не боялась. У меня как-то складывалась другая ситуация – не справлялись профессионалы высокого класса, настоящие театральные артисты. Не справлялись настолько очевидно, что приходилось переснимать материал. А вот с непрофессионалами такой ситуации никогда не возникало.
– Вам важно, чтобы актеры полностью подчинялись вам, или, наоборот, вы даете им волю, чтобы они сами творили характер персонажа?
– Очень неоднозначный вопрос. Это моя самая большая мечта – встретить на съемках таких профессионалов, чтобы развивали роль, чтобы предлагали что-то свое, какие-то интересные творческие решения, актерские находки.
Но, к сожалению, когда даешь волю актерам – как и в том случае, что я вам уже рассказала, когда нам пришлось переснимать, – видишь, что получается «кино». Я имею в виду «кино» как игру, актерство, а не жизнь.
Ничего хорошего нет, когда на экране люди кривляются, как в театре. Я считаю, что мои фильмы – кинематограф другого рода. В нем самое главное – ощущение подлинности, реальности, жизни. И для меня хороший актер тот, кто сможет воплотить эти принципы подлинности, настоящего, а не игры.
– А каковы для вас основные черты вашего кинематографа? Вот, например, вы назвали подлинность.
– Да, конечно, подлинность, жизненность. Правда времени, правда о людях и современной жизни, ощущение народности – ведь мои фильмы для народа и про народ.
Еще один из важных моментов – совмещение профессионалов и непрофессионалов в кадре так, чтобы ощущение этой подлинности не пропадало. А на это, к сожалению, способен далеко не каждый даже самый замечательный, профессиональный актер. А ощущение неестественности убивает настоящее кино.
– Существует разделение на «авторское» и «массовое» кино, мол, авторское – интеллектуальное, заумное, а массовое – это всем понятное, с простенькой сюжетной линией, какому каждый может посочувствовать, т.е. кино для простого народа. Вы согласитесь?
– Безусловно, такое разделение существует. Но могу вам сказать из собственного опыта, что мои фильмы демонстрировались в залах с разной аудиторией. Его смотрели и жители деревень, и городская интеллигенция, и зарубежные зрители – например, в Музее современного искусства в Нью-Йорке, где их видели самые интеллектуальные круги.
И у всех была одна реакция. Поэтому я думаю, что мои фильмы – они для всех.
– В ваших фильмах поражает определенная мифологичная, духовная структура. В той же «Бабусе» – тема жертвы и жертвенности....
– Я бы, скорее, сказала, тема справедливости и совести...
– Хорошо, тема нравственного выбора, голоса совести. Как вы считаете, в современном мире возможно ли, чтобы такое кино как-то повлияло на зрителя? Заставило его задуматься, пересмотреть собственное отношение?
– Я знаю по себе: этот фильм меня саму изменил в нравственном отношении. А еще я видела реакцию самой разной публики, ко мне подходили потрясенные зрители, мне присылали удивительные просветленные письма. Я верю, что можно заставить задуматься, измениться.
Как мне кажется, мы часто говорим: «Бог – это любовь», но забываем, что Бог – это еще и совесть. И пока мы этого не поймем, ничто в нашей стране не изменится. Любовь и совесть – это нераздельные вещи. Это то, что нам всем нужно понять.
Русский православный человек всегда поступал по совести. Если же он нарушал моральные законы, совесть не давала ему жить. К сожалению, мы сейчас как-то забыли об этом...
– А что вы думаете о современном кинематографе?
– Смешно, но придется ответить слегка искаженной цитатой из Ленина: «Страшно далек кинематограф от нашего народа». Кому нужны те фильмы, которые сейчас снимают? Не народу, это точно.
– Почему же их тогда снимают?
– А вот этот вопрос лучше задать кинематографистам – одному, другому, третьему режиссеру.
Почему у нас сейчас снимают либо высокоинтеллектуальное кино, либо про очередные бандитские разборки, убийства, трупы? Неужели это – Россия? Наш народ? Почему снимают такое?
На это вопрос я могу ответить только за себя. За других – нет. Сколько можно снимать такие фильмы, где наши русские люди либо дебилы, не имеющие никакой надежды на интеллектуальное возрождение, либо неизлечимые алкоголики? Но ведь страна живет, страна возрождается, самолеты летают, поезда ходят, хлеб растет...
Кто-то же растит этот хлеб? Водит эти самолеты? Неужели все эти братки и проститутки, о которых так любят сейчас снимать кино? Почему бы не рассказать об этих людях?
Вот вопрос, который давно не дает мне покоя. С какой радостью я смотрю советские фильмы. И ведь не только я одна. Может быть, нам пора как-то оглянуться назад и взять оттуда, а не копировать, не идти по стопам Голливуда? Не это путь России в культуре. Русская культура всегда была более духовна, для нее всегда были ключевыми понятиями любовь и совесть. Да вспомните того же Достоевского – для него эти понятия нераздельны.
Где это сейчас в нашем кино?
– Но ведь продюсеры оправдывают это тем, что они снимают кино для народа.
– Только народу это не нужно. Народ отторгает такой кинематограф. Я возила свои фильмы и по городам, и по деревням, где сохранились кинопроекторы. Народный вопль и стон стоял уже тогда, несколько лет назад: «Мы хотим наше кино! Сколько можно кормить нас зарубежной дешевкой?»
Для кого это тогда снимается? Я надеюсь, я очень верю, что возрождение случится и в нашем кинематографе, возвращение к духовным истокам.
– Но все говорят, что на духовное кино сейчас не найти денег...
– Я не верю в это. Во-первых, сколько сейчас денег тратится на кинематограф? Я не буду называть, мы все и так знаем, но какие колоссальные деньги ушли на некоторые наши проекты!
Во-вторых, свои три фильма я снимала только на государственные деньги, которые выделяло сначала Госкино, потом Федеральное агентство по кинематографии. Да, это маленькие деньги.
Да, у нас не было спонсоров, только на последнюю картину, «Бабусю», французы выделили некоторые суммы, правда незначительные. И люди, и актеры, и съемочная группа, с которой я работала, получали мизерные зарплаты, но мы же все-таки сняли.
Может быть, мне повезло, что в моей жизни всегда находились люди. Особо хочется назвать Александра Алексеевича Голутву, потом Сергея Владимировича Лазарука, которые находили и давали мне средства продолжать работу.
– А для вас важно официальное признание? Премии, критика?
– Сначала о премиях. Для меня была очень важна Государственная премия России за фильм «В той стране» – она означала, что это картина не ради амбиций, не из тщеславия, а та, которая нужна стране.
И это очень значимо для меня, равно как и награды на Шукшинских фестивалях за фильмы «Бабуся» и «В той стране». Для меня это главное признание, лучший приз. Я ведь всегда старалась следовать традициям Василия Макаровича. А критики...
После «Бабуси» для меня они просто перестали существовать. Они расходятся с народом. Я же снимаю фильмы не ради кучки людей. Есть, наверное, два-три кинокритика, которые пишут по делу, чье мнение для меня, может быть, еще интересно.
Все остальные просто не соответствуют реальности. Есть три отдельных понятия – «критики», «кино», «зритель», и критики не связаны с остальными двумя, они оторваны от жизни народа.
Например, про фильм «В той стране» они говорили, что это кино никому не будет нужно, ни у нас, ни за рубежом. А меня с этим фильмом приглашали и в Берлин, и нашу страну я всю с ним объездила.
И что, оказались ли правы критики? Я не для них снимаю – для народа. У меня даже компания называется «Народный фильм».
– А над каким проектом вы работаете сейчас?
– Это очень важно для меня. Над фильмом по рассказам Шукшина. Я считаю, если бы не было Василия Макаровича, не было бы и меня как кинематографиста.