Известно, что вся история искусства – это борьба за зрителя, то есть − за власть. Нынешние декларации классика, рассуждающего о месте художника в современном мире и о роли денег в мире искусства, можно воспринять как заочный ответ на колонку нашего обозревателя Андрея Ковалева, скептически оценившего некоторые культуртрегерские инициативы Михаила Гробмана.
Художники сдались на милость тех, кто считает: искусством является абсолютно все, к чему им захочется применить это слово
Спор продолжается и очень хочется верить, что в столкновении родится если не истина, то уточненное представление о современном культурном процессе.
Манифест будет опубликован в ближайшем номере журнала «Зеркало» .
***
Искусство наших дней перестало жить своим будущим.
Будущее – мотор всякого движения – перестало быть функцией.
Стремление к деньгам и мелкой власти стали целью и полностью поглотили мысли не только просто людей, но и художников тоже.
Голем, который должен был прислуживать, превратился в хозяина жизни, в хозяина искусства.
Рынок очень часто в прошлом изменял даже большим художникам, сегодня же он превратился почти в единственную константу, по которой измеряется имя того или иного производителя.
Профессиональные критерии отброшены в сторону.
Нынешнему потребителю не нужны знания художника и качество произведения.
Произведение искусства – это только один из элементов биржи, на которой крутятся миллиарды долларов.
Хорошо – это то, что хорошо продается.
Эта позиция всегда существовала, но была презираема художественной элитой. Сегодня она является ведущей.
Художники давно сдались на милость тех, кто считает, что искусством является абсолютно все, к чему им захочется применить это слово. Но если всё может быть искусством, значит, искусства нет как такового.
Музеи идут по пятам художников.
Как бороться с этой напастью?
Как художнику вернуть свою свободу?
Как стать нужным обществу?
Работа Михаила Гробмана из коллекции Виктора Новичкова |
Как при этом не попасть в тухлую компанию тех, кто далек от русла современной деятельности и современного поиска в искусстве?
Одними эстетическими возможностями победить нельзя.
Требуется нечто более глобальное, где качество, умноженное на смысл, работает в пользу новой философии поведения человека.
Когда-то искусство, одетое в социальные лохмотья, пыталось подменить собой литературу, сегодня даже этого нет.
Сегодня искусство – это симптом пустоты и равнодушия.
Подавляющее число нынешних созданий искусства депрессивны и суицидны. По сути, они несут в себе смерть.
Но не искусство и не шарлатаны от искусства создали этот танец смерти.
Смерть несет, в первую очередь, новая общая европейская псевдоидеология. Плоть от плоти и кровь от крови победившей, а потом и деградировавшей социал-демократии, она залила слабые мозги тотальным нейтралитетом, тотальным сочувствием, тотальным оправданием любого насилия, тотальным уравнением дебилов, имбецилов и нормальных людей. Имя этой самоубийственной псевдоидеологии – политкорректность.
Но тот, кто любит всех, – не любит никого.
Сжалившийся над убийцей – издевается над жертвой.
Современное нам искусство является только слабым отражением амебного существования европейского общества, которое сдает свои жизненные позиции неандертальцам третьего мира.
Мира, в котором голод, насилие и смерть, – это способ жизни.
И этот третий мир термитными колоннами посылает своих оккупантов во все наиважнейшие нервные центры цивилизации.
Не варвары победили Рим – деградировавшая римская культура вымыла кальций из костей воинов.
Не третий мир во главе с исламом побеждает европейскую цивилизацию – собственная усталость Европы сдает ее шаг за шагом на милость беспощадного и безмозглого моллюска.
Спасение зависит от творческого потенциала общества в искусствах, науках и технологиях.
Только свободная мысль во всех ее ипостасях является надежным противоядием грядущему античеловечеству.
Где же место художника?
Какими качествами должно обладать произведение искусства в общей спасательной структуре?
С тех пор, как возник постмодернизм, возникла и ситуация вседозволенности и безнаказанности. Можно все! Счастье бездарностей и идиотов! Если раньше новые стили и новые понятия должны были бороться за себя, то теперь нет борьбы за выживание. Нет нужды в доказательствах, в теории, в анализе, в убеждениях.
Этот комфорт принес с собой разложение и распад.
Искусствоведы научились псевдоинтеллектуальному языку, лишенному энергии и смысла. Слова перестали что-либо обозначать. Ясность и прозрачность мысли исчезли из этого фальшивого лексикона.
Писатели по вопросам искусства создали бессмысленную касту, лживый междусобойчик.
Таким образом, разложение общественной мысли привело к разложению искусства.
Но вполне очевидно, что есть и обратная связь – возрождение искусства может повлечь за собой и оздоровление общества.
Мы предлагаем универсальную схему, всем доступную для эксперимента.
Начиная работу над произведением, художник должен задать себе вопросы: «Что я хочу сказать? Что меня возмущает в обществе? Что я хочу изменить? Что в моем обществе является лживым, несправедливым, подлым? Что тянет нас в угнетающую безысходность и беспросветность?»
То есть, работа художника, как это ни парадоксально, может начаться совсем из другого угла космоса. Если работа произведена правильно, то птолемеевское и галилеево решения приведут к сходному результату.
Начало может родиться из любой точки: из литературы, из политики, из экономики, из любой дисциплины в нашем окружении.
И эта якобы далекая от искусства позиция должна сопроводить произведение до благополучного окончания работы.
Работа Михаила Гробмана из коллекции Виктора Новичкова |
Но в процессе работы общественная мысль, если мы хотим, чтобы она была абсорбирована зрителем, должна быть соединена с пластикой материала, получить язык художественной формы, действовать в рамках адекватной нашему времени визуальной системы.
Интеллектуальная мощь человека начинает влиять, когда она умножена на сильное чувство.
Эстетически осмысленными, аккумулирующими художественный опыт могут быть самые разные жанры визуального творчества, ныне исполняющие по большей части простые служебные функции – от карикатуры, плаката, лозунга, объявления, журнальной рекламы, граффити до салонных, эротических или исторических изображений.
Все можно и нужно утилизировать, во все можно вдохнуть вторую, уже настоящую жизнь, построенную на этических основах.
Вместе с тем, художник может в любое время остановиться перед чистым холстом (бумажным листом, деревянным или металлическим предметом и т. д.) и начать импровизацию в любом художественном направлении без помощи осознанного интеллектуального фактора.
Принципы «искусства для искусства» могут существовать в данном случае как подсознательный и полезный витамин.
Эстетика, вооруженная этическими представлениями, может стать той силой, которая будет в состоянии, как Атлант, выдержать тяжесть включенных в систему дисциплин.
Загнанные в подполье понятия красоты и совершенства необходимо вновь ввести в тему разговора об искусстве.
Грозный парадокс состоит в том, что консервативные эклектики чувствуют себя ныне единственными хранителями изобразительной истины в то время, когда они являются ее могильщиками.
Символом современной европейской культуры являются произведения, сделанные из слоновьего говна одним из популярных африканских хитрованцев, который лучше всех философов мира понял суть, дух и букву сытого среднестатистического интеллектуала нашего времени.
На это можно ответить словами одного человека, которого люди возвели в ранг своего Бога: «Пусть мертвые хоронят своих мертвых».
На нашей же ответственности лежит обязанность, пока мы живы, совершить хоть какое-то усилие по спасению собственных душ.