А вот еще профессиональный жутик: в черном-пречерном городе есть черная-пречерная улица, на черной-пречерной улице стоит черный-пречерный дом, в черном-пречерном доме сидит черный-пречерный критик, сочиняющий черный-пречерный хит-парад поэтических подборок, опубликованных в девятых номерах «Знамени», «Октября» и «Нового мира» (и до десятого номера «Знамени» добрался, негодяй).
Подкрадется черный-пречерный критик к несчастному поэту, да как закричит: «Отдай свое сердце!» Страшно, не так ли?
Жуткие жутики (от 15 до 7 баллов)
Мистичный Пригов, лиричный Пригов, элегический Пригов, медитативный Пригов, сентиментально-уютный Пригов…
15. Дмитрий Александрович Пригов. Хотелось бы получше, да. «Октябрь», № 9
Воистину, когда человек умирает, меняются его портреты. После смерти Пригова в его стихах обнаруживаются качества, которые доселе как-то не было принято связывать с приговским творчеством. Мистичный Пригов, лиричный Пригов, элегический Пригов, медитативный Пригов, сентиментально-уютный Пригов. Дмитрий Александрович долгое время боролся с поэзией, с ее духом; и эта борьба была подобна борьбе Иакова с Богом. Поэзия от нее ничуть не пострадала, а поэт в результате получил отметину – стал писать странные стихи. Отчего бы им не быть странными? Главное, чтобы брали за душу. Посмертная подборка Пригова берет за душу. Пригов зашел в святилище Аполлона с бокового входа. И остался навеки.
14. Мария Галина. Инфракрасный зрачок. «Знамя», № 9
Мария Галина, как всегда, великолепно витальна. И все же на сей раз выскажу одно но. Не всякая материя равно пригодна для творения стихов. Одно дело – возгонять литературу (Конан Дойла или Багрицкого) до мифа. Совсем другое дело – разбавлять «чистый миф» до литературы. Галина взяла материалом для нового цикла стихотворений пионерские страшилки про зеленую руку и красное пятно; однако они настолько поэтичны сами по себе, что делать из них поэзию – все равно что состязаться в органичности движений с кошкой или собакой. Несмотря на это, Галина, на мой взгляд, – одна из лучших поэтесс своего поколения и ее стихи – чистейшей прелести чистейший образец.
13. Бахыт Кенжеев. выбросить зеркало. «Знамя», № 10
Кенжеев равен себе в своем совершенстве. Ни у одного из современных поэтов нет такой чарующей, такой серебряной, такой мелодической просодии. И такой цепенящей визуальности.
12. Виталий Пуханов. М-200. «Новый мир», № 9
Замечательный автор Виталий Пуханов стоит наособицу, в стороне от фарватерного течения современной литературы, и потому нечасто попадает в поле зрения ее наблюдателей. Манерой письма Пуханов не похож ни на кого другого; он – «стихийный минималист», и каждое скупое слово его коротких коанов наделено неимоверной метафизической нагрузкой. Стихи Пуханова как будто бы состоят из космического металла сверхвысокой удельной плотности; одна его строфа значительнее премногих поэм иных виршеплетов.
11. Андрей Василевский. Никто ни при чем. «Новый мир», № 9
Облачные тексты редактора «Нового мира» Андрея Василевского являются из летучих сиюминутных мыслей и смутных ассоциаций, из заметок на полях. «Бог знает, что себе бормочешь, ища пенсне или ключи» – об опыте подобного рода. Не всегда он завершается успешно; вообще это весьма рискованный тип поэзии. Василевскому он удается.
10. Александр Стесин. Байкал. «Знамя», № 10
Несколько хороших (добротных) пейзажных стихов в традиции группы «Московское время». Предваряемых вступительным словом Сергея Гандлевского.
9. Федор Сваровский. Сверхорганический разум. «Новый мир», № 9
Отчего-то у Сваровского сложилась репутация «марсианина в скафандре» – сверкающе-шокового и супер-пупер-оригинального. На деле поэзия Сваровского (при всей своей свежести и точности) далеко не нова: в некоторых ранних циклах Генриха Сапгира можно встретить те же лукавые раёшники и такие же элементы научной фантастики, невозмутимо вплетенные в густой быт. Но у Сапгира было много всяких-разных приемов, а в распоряжении Сваровского – лишь один прием. Надолго ли хватит?
8. Олег Чухонцев. Еще элегия. «Знамя», № 9
Длинное стихотворение о встрече в трамвае. Может быть, потому, что оно представляет собой развернутое предложение, это не лучшее произведение Чухонцева (согласитесь, нелегко идти за плугом, приседая на каждом шагу, и при этом глубоко вспахивать). «Еще элегия» классична и антологична, но не всегда эти определения несут в себе только позитивные оттенки смысла.
7. Геннадий Русаков. Друзья по малолюдью. «Знамя», № 10
Я люблю поэзию Русакова. Но что-то его шатнуло в «русский шансон». Соответствующая этому жанру аранжировка так и просится к первому тексту русаковской подборки. А всего в подборке – два стишка, и оба – «со слезой» и «о музыке». Ностальгичность штука хорошая. Но с ней тоже возможно перебрать.
Нежуткие жутики (от 6 до 2 баллов)
6. Михаил Родионов. Распилы минерала. «Знамя», № 10
Стихи, пребывающие на пересечении линий акмеизма и сюрреализма, – старомодные и очень «ленинградские». Создается впечатление, что их автор чересчур флегматичен, и это идет не на пользу его творчеству: в какой-то момент публикация начинает опасно напоминать музейную экспозицию (все как положено, но не более того).
5. Виктор Куллэ. Кошачий уют. «Новый мир», № 9
Ясность, легкость и даже виртуозность, как это ни странно, тоже могут быть предсказуемыми и тривиальными. Новые произведения Виктора Куллэ с их публицистической озабоченностью представимы в «Дне поэзии 1980». При этом они заведомо претендуют на нечто большее. Пожалуй, в сей претензии, не обеспеченной реальным содержанием, – главная причина моего разочарования: такие стихи мог бы написать Игорь Ляпин – и я бы Ляпина похвалил. Куллэ хвалить не хочется.
4. Евгений Сабуров. Совсем не в ярости. «Знамя», № 9
«Речевая поэзия» коварная вещь. Она вызывает интерес, когда отточена до блеска (как у Всеволода Некрасова). Или когда экзистенциально наполнена (как у Айзенберга). Или, наконец, когда строится на отдельно взятой мысли (как у Андрея Василевского). Но стоит ли вываливать на читателя необработанный поток сознания? Даже если это сознание выдающегося экономиста, бывшего министра финансов правительства Крыма и вообще легендарной личности. Возможно, что, если Евгений Сабуров оказался бы на месте Егора Гайдара, Россия бы сейчас процветала. Но тексты Сабурова от этого не становятся более внятными и занимательными.
3. Дмитрий Тонконогов. Три стихотворения. «Октябрь», № 9
Не знаю, что сказать по поводу стихов Тонконогова. Эти стихи – сплошное общее место. Тут и Мандельштам с Луи де Фюнесом, тут и Хармс с Олейниковым, тут и слесарь (он же кондуктор) Абдуллаев, тут и таинственно исчезнувшие девушки. Плюс опять цитаты из детских страшилок (похоже, они становятся писком моды нынешнего сезона). Но если даже Мария Галина не до конца справляется с живой стихией мифа, не может укротить ее, куда уж Тонконогову.
2. Михаил Квадратов. браслетик из волчьей ягоды. «Знамя», № 9
Мне кажется, что я попал в противофазу по отношению к той поэзии, которая особо модна сегодня. Читатель должен поверить в предлагаемые ему автором обстоятельства, а я, хоть убей меня, не верю в обстоятельства данной поэзии. Я тот самый зритель, который вместо Отелло видит на сцене актера Васю Пупкина. Вроде бы в стихах Квадратова есть богатая готичная фактура: гномы, лилипуты, Голем. В далекой европейской стране скоро свершится переворот и первым на ветке повиснет самый злобный лилипут. Разве это не достойно моего внимания? Нет, не достойно. Какое отношение сия взятая с потолка фантазия имеет ко мне? А к автору? Как будто бы в подкладку всех этих опусов, подобно радиоактивной ампуле, намертво вшит роковой «невсерьез», вечный «пофиг». А где «пофиг», там и «нафиг».
Отстойный жутик (1 балл)
1. Максим Жуков. Забористей вина. «Знамя», № 10
Терпеть не могу богему. Эту вечную мерехлюндию, эту кислую байроническую гримасу в ответ на все и вся. Эти похмельные столы с опрокинутыми стаканами и растекшимися лужами, эту квашеную капусту на полу. Эти расхожие цитаты из Бродского, эти всегда неуместные физиологизмы, этот робкий мат, эти юношеские комплексы в сорок лет. Слово «срач» в стихах – ненавижу лютой ненавистью…
«Ходит по двору экзема, за экземою – коза. Дети, если вы – богема, буду драть за волоса». Умница Заболоцкий! Разделяю его намерение!