Последний крестовый поход

Всадник без головы

Помнится, рассуждения были долгими и путаными, но свелись, как обычно, к школьным банальностям. Сейчас же, ожидая приезда Wovenhand, я задумываюсь над совершенно другой темой: «Что стало бы с музыкой, если бы не было религии?»

К сожалению или к счастью, я прихожу к печальному выводу, что хорошей музыки было бы значительно меньше. Например, обожаемые мною госпел и блюз рискуют вообще не родиться на свет, а соответственно, не видать нам ни соула, ни регги, ни новой волны, и вообще возникает чарующая неопределенность. К чему я об этом?

Да к концерту мрачного католика Эдвардса.

После распада в связи с неразрешимыми внутренними противоречиями безупречной альт-кантри-группы 16 Horsepower, исполнявшей материал для всадников без головы, затерявшихся в собственном внутреннем мире, Эдвардс ушел на вольные хлеба – искать просветления под своим собственным деревом.

Дерево было и раньше. Звалось оно Wovenhand, но расти и цвести никак не желало. Лишь когда оковы 16 Horsepower спали и душа Дэвида смогла устремиться по своему прямому назначению, появился и звук, и стиль, и цель, ради которой стоит жить.

Плутания Эдвардса по подземельям души с фонарем веры в руках происходят от альбома к альбому, и конца им не видно. Он ищет. Ищет ответ, сокрытый под тысячей покровов, и, приближаясь к нему, пугается возможной находки:

Roma Roma
Where is my country
Wholly in his hands
Worthy in his eye
You and I.

За мрачностью музыки и исповедальной честностью вокала кроется нечто большее. Там скрывается не сумасшедший проповедник, готовый крушить и нести веру подобно конкистадорам. Там, за стенами и бастионами, скрывается мятущаяся душа человека. Человека, сумевшего сложить из вопросов песни.

Песни из вопросов

«Mosaic» приближает нас к тому Эдвардсу, каким бы он хотел себя видеть сам. Выведенный на первый план вокал и драматичные, почти барочные аранжировки вещей с «Mosaic» отправляют нас не в мрачное Средневековье, освещенное кострами инквизиции, но в пытливый Ренессанс, освященный гениями той эпохи.

Пусть периодически и происходят обращения к пресловутому альт-кантри, но равно как 16 Horsepower были этакой группой Nirvana для своего стиля, так и Дэвид Юджин Эдвардс стал очередной точкой отсчета для альтернативного кантри.

Так изменить жанр дано очень малому числу артистов.

Вся суть Эдвардса для меня лично сокрыта всего в одной песне – «Oil on panel».

Она начинается с угрюмых высоких нот на пианино, дополненных шумами на заднем плане. Эти ноты задают настроение краха и трагедии. Кажется, что интродукция будет вечной, и в самый нужный момент появляется вокал Эдвардса.

Он не врывается в песню, как это принято. Он возникает совершенно логично, как и любое гениальное открытие. Когда наступает время припева (неизбежное даже для артиста, исполняющего, по уверениям Интернета, христианский рок) и в общую канву вплетаются ударные, Эдвардс умудряется перекричать и их.

Причем крик этот ощущаешь на подсознательном уровне. Крик этот разрывает тебя изнутри, бередит давно затянувшиеся раны и заставляет задуматься о чем-то более важном, чем завтрашний день.

Пусть даже эта песня и о христианских чудесах, но есть в ней и что-то потустороннее, что-то сковывающее и одновременно направляющее в нужную сторону. «Oil on panel», кажется мне, приближает нас к той тайне Бога, что написана высоко под куполом храма, и не разобрать эти письмена.

Несколько лет назад Legendary Pink Dots записали альбом «All the King’s Men», вдохновленный событиями 11 сентября. Я и не вспомнил бы о нем, если бы настроения той пластинки и всего творчества Wovenhand не были бы столь близки.

Pink Dots искали опору в изменившемся мире. Искали ту стену, к которой можно прислониться в минуты страшных испытаний. Их песня «Bird» была наполнена пустотой и одиночеством. После этой песни не хотелось не то что жить, но даже думать о жизни.

Эдвардс находит свой путь. Свой способ жить в страшном мире образца XXI века. Опора на религию, спасавшую человечество на протяжении последних двух тысяч лет, – это его путь.

Может, он в чем-то и ошибается и нам стоит усиливать меры безопасности в аэропортах и деловых центрах, но в самые страшные моменты жизни мы обращаемся отнюдь не к службе безопасности.

И, похоже, Эдвардс понял это слишком хорошо.