Нет больше бесконечных очередей, проверки сделались менее назойливыми и не столь откровенно идиотскими, как раньше.
Нью-Йорк за последние пять-шесть лет тоже стал менее хаотичен, чище и безопаснее. Однако многие ньюйоркцы жалуются, что город теряет свою душу, свое неповторимое обаяние. Они же привыкли жить так, знали, как наслаждаться атмосферой «Большого Яблока», избегая чрезмерного риска, но чувствуя себя немного героями, проходя по грязным и полутемным улицам, восхищенно возмущаясь очередным бросающимся в глаза безобразием (в этом отношении ньюйоркцы больше похожи на нас, восточноевропейцев, чем на остальных американцев). Действительно, город уже не тот, каким я нашел его в начале 1990-х. Но, несмотря ни на что, Нью-Йорк всегда Нью-Йорк, со своим неповторимым чувством юмора, самоиронией, смешением культур, толкотней и непредсказуемостью.
Нью-Йорк за последние пять-шесть лет тоже стал менее хаотичен, чище и безопаснее
Дешевое жилье постепенно вымывается, многоэтажные микрорайоны, построенные как «социальные проекты», заполняются представителями среднего класса, вынужденными платить безумную даже по московским меркам «ренту». Увы, положение среднего класса выглядит всё менее устойчивым. На Уолл-стрит начали увольнять сотрудников сотнями и тысячами. Впрочем, дело не только в кризисе. Скорее биржевой кризис заставил финансовые компании осознать масштабы своей расточительности и неэффективности.
Мой коллега, преподающий сейчас в школе бизнеса Нью-йоркского университета, с ужасом вспоминает о нескольких годах проведенных им в качестве консультанта крупной финансовой корпорации. «У нас работали тысячи людей. Что они делали, совершенно непонятно. Один сотрудник приходил на работу в понедельник, нажимал кнопку на компьютере, запуская программу, и на этом его задачи кончались. Отключалась программа самостоятельно. Когда что-то не работало, он звал коллегу, специалиста по программному обеспечению, или другого специалиста, который занимался «железом». Целыми днями бедняга смотрел в потолок и страдал от скуки, на уик-энд напивался. Когда в офисе появился математик, переехавший из России, он быстро подсчитал, что всю работу многотысячного коллектива компании могут сделать 600 человек. Я посоветовал ему не говорить начальству о своем открытии, иначе уволили бы его самого».
Легко догадаться, что по-человечески увольнение сотрудников, мучительно страдающих от безделья, поступок даже в некотором смысле гуманный. Однако в условиях, когда новой работы никто не предлагает, даже самой идиотской, а счета за квартиру, газ и электричество приходят с неумолимой точностью, увольняемые сотрудники могут не оценить гуманизм своих боссов.
Единственное, на что можно надеяться, – это на продолжающийся упадок рынка недвижимости. По сравнению с другими городами, где недвижимость уже подешевела, цены на нью-йоркском рынке пока держатся. Впрочем, тем более есть основание ожидать, что за этим последует не просто снижение, а настоящий крах. В таком случае квартплата резко упадет. Но это ожидаемая хорошая новость. А есть и плохая: если последует очередной крах, закроются многочисленные риелторские конторы, и их сотрудники пополнят армию безработных.
Нынешний кризис выявил чудовищную неэффективность американской экономики, ее иррациональность и расточительность. Но российским наблюдателям не стоит злорадствовать по этому поводу. Когда кризис в полном масштабе доберется до нас, мы еще и не такое обнаружим.
На протяжении последних полутора лет эксперты, анализировавшие экономическое развитие США, разделились на два лагеря. Одни указывали на сокращение производства и снижение заработной платы, особенно в реальном секторе, оценивали происходящее как упадок американской экономики. Другие, напротив, превозносили успехи Америки в области информационных технологий, развитие финансовых услуг и другие достижения «новой экономики», подчеркивая лидерство американцев в подобных областях и объясняя, что при таком положении дел развивать материальное производство в сущности уже не обязательно. Нынешний спад демонстрирует, насколько подобная дискуссия была лишена смысла. Развитие финансовых услуг или информационного сектора эффективно ровно постольку, поскольку оно связано с развитием реального сектора, когда одна часть экономики стимулирует другую.
Нью-Йорк за последние пять-шесть лет тоже стал менее хаотичен, чище и безопаснее (фото: sxc.hu) |
На практике же происходило нечто совершенно противоположное: «реальный сектор» всё больше и больше субсидировал «новую экономику». Происходило постоянное перераспределение ресурсов, которое, собственно, и позволяло поддерживать неэффективные компании в сфере финансовых услуг, заполнять офисы ничего не делающими сотрудниками и развивать информационные сети, в которых не было почти никакой ценной информации. Всё это удивительным образом напоминало «самоедскую» экономику позднего СССР, только у нас на выходе были горы ненужного или испорченного металла, а у американцев миллионы гигабайт бессодержательной «информации». С точки зрения рынка, разумеется, это совершенно не важно, коль скоро кто-то за этот информационный мусор готов платить. Однако вопрос в том, как долго такое положение дел может продолжаться.
Для того чтобы субсидировать новую экономику и одновременно сохранять (а по возможности и повышать) собственную рентабельность в промышленном секторе, необходимо было по возможности снижать зарплату, наводняя рынок дешевыми товарами. Если этого невозможно было достичь в США, приходилось переносить производство в страны с более дешевой рабочей силой. Именно здесь кроется секрет пресловутого упадка американской системы производства.
Однако, даже перенося производства в Азию, компании рано или поздно достигают предела возможной экономии, тогда как издержки, связанные с глобализацией производства, растут – надо платить за транспортировку товаров, связь, управление организационными процессами в удаленных странах и т.д. С какого-то момента американский потребительский рынок перестает поглощать всё новые порции привозных товаров, как бы дешевы они ни были. Большинство семей среднего класса мучительно старается справиться с растущими долгами. Система дает сбой.
Для того чтобы ее запустить снова, нужна переналадка, автоматически предполагающая перераспределение ресурсов между различными секторами экономики. Такие «перестройки» неминуемо сопровождаются обострением противоречий в правящей элите. Кто будет платить за преодоление кризиса? В свою очередь, проигравшие компании постараются переложить издержки на своих работников, провоцируя тем самым социальную напряженность и политические протесты.
Решиться на подобную «переналадку» нелегко. Нужна политическая воля и широкая поддержка в обществе. Чем более серьезные меры нужны для преодоления кризиса, тем дольше они откладываются и тем глубже становится кризис, создавая потребность в еще более значительных преобразованиях. Не удивительно, что в Вашингтоне предпочитают пока лечить экономику с помощью простейших финансовых манипуляций. Эффект, как и следовало ожидать, получается не слишком впечатляющим.
Политолог Сергей Плеханов, много лет живущий в Канаде, называет действия Федеральной резервной системы шаманизмом: «Они сами не знают, что у них получится. Манипулируют учетными ставками, произносят заклинания и ждут, что погода на рынке от этого изменится. Структурные проблемы так не решаются».
О том, насколько плохо идут дела, можно судить по выступлению видного республиканского экономиста Бена Штайна (Ben Stein), некогда консультировавшего администрацию Ричарда Никсона, а в наше время – влиятельного колумниста Wall Street Journal. Штайн откровенно признает, что финансовая система в тупике, а политика дерегулирования рынка зашла слишком далеко, она выгодна только «грабителям» (looters). Между тем администрация Буша предлагает искать решение проблемы с помощью нового витка дерегулирования, предоставляя еще большую свободу финансовым спекулянтам. «Это катастрофа! – возмущается Штайн. – Это просто выходит за любые рамки». По мнению Штайна, существующий порядок позволяет крупным дельцам систематически проворачивать свои дела, не считаясь с интересами мелких акционеров, а в случае неудачи за их просчеты расплачивается американский налогоплательщик. Нельзя же позволить системе вообще рухнуть!
Под предлогом борьбы с бюрократией Федеральная резервная система сконцентрировала все контролирующие функции в одном суперведомстве, которое как раз и является неэффективным бюрократическим монстром. Оно слишком громоздко и неповоротливо, чтобы реально что-то успевать, а локальные структуры, которые могли быстро реагировать на мелкие нарушения, просто распущены. В итоге мелкие «грехи» банкиров оказываются совершенно безнаказанными, а федеральные чиновники вмешиваются лишь тогда, когда дело зашло уже слишком далеко и происходящие безобразия видны всем.
Два другие экономиста, демократ Барри Айхенгрин (Barry Eichengreen) и республиканец Дуглас Ирвин (Douglas Irwin), в совместном докладе предсказывают, что будущий президент США, независимо от того, кто победит на выборах, обречен будет поднимать налоги и проводить протекционистскую политику. И то и другое полностью противоречит не только господствующей экономической идеологии в США, но и взглядам самих авторов. Но другого выхода в сложившейся ситуации они не видят.
Обама набирает большинство выборных делегатов, но этого недостаточно, чтобы выиграть номинацию в случае, если суперделегаты солидарно проголосуют за миссис Клинтон |
Некоторые аналитики видят в подобном повороте событий начало нового неизбежного этапа американской истории. Например, канадский социолог Лео Панич уверен, что в лице нового демократического президента Соединенные Штаты получат администрацию, которая понемногу повернет страну на социал-демократические рельсы – в духе реформ Ф.Д. Рузвельта. Здесь, правда, в рассуждениях Панича обнаруживается противоречие. С одной стороны, он напоминает, что «Новый курс» Рузвельта стал возможен в результате глубочайшей депрессии, сопровождавшейся мощными выступлениями рабочих, а с другой стороны, считает, что сейчас в США ничего чрезвычайного не происходит: спад производства – «нормальное явление для капитализма», а рабочее движение слабо как никогда.
Большинство моих собеседников – как американцев, так и канадцев – не разделяло оптимизма Панича. Особенно в отношении возможностей новой администрации. Да и победа демократов на президентских выборах отнюдь не выглядит как что-то само собой разумеющееся.
Джон Маккейн, став признанным победителем у республиканцев, фактически уже ведет избирательную кампанию, нападая в своих речах то на Барака Обаму, то на Хиллари Клинтон, которые слишком заняты борьбой друг с другом, чтобы всерьез ему отвечать. Единственный вопрос, который остается открытым: кого Маккейн назначит своим заместителем. Самая страшная для демократов перспектива, если кандидатом в вице-президенты станет Кондолиза Райс. Демократы никак не могут решить, кого выбрать – женщину или афроамериканца. А что, если республиканцы предложат избирателю чернокожую женщину? Два в одном!
На другой стороне политического спектра страсти, наоборот, накаляются. Уже понятно, что ни Барак Обама, ни Хиллари Клинтон не набирают подавляющего большинства. Примирение между ними немыслимо. Сперва Обама с насмешкой отверг предложение стать кандидатом в вице-президенты при Хиллари, а спустя некоторое время сама миссис Клинтон отказалась прекратить борьбу, заявив, что она, как и герой фильмов о Рокки, никогда не сдается.
Главная интрига состоит в том, как поведет себя партийный аппарат демократов. Дело в том, что наряду с делегатами, выбираемыми членами партии, на национальную конвенцию прибывает большая группа делегатов, назначенных партийным аппаратом. Их называют «суперделегатами», и их задача состоит в том, чтобы склонить чашу весов в пользу одного из кандидатов в случае, если никто не одерживает убедительной и бесспорной победы. По существу, это последний рубеж защиты от периодически повторяющегося у демократов бунта партийных низов.
На сей раз именно суперделегаты, скорее всего, должны будут решить исход борьбы.
Пока получается так, что Обама набирает большинство выборных делегатов, но этого недостаточно, чтобы выиграть номинацию в случае, если суперделегаты солидарно проголосуют за миссис Клинтон. Либеральные интеллектуалы, группирующиеся вокруг журнала The Nation, начали кампанию, добиваясь от партийного аппарата, чтобы он добровольно отказался от своих политических привилегий и позволил суперделегатам «проголосовать вместе с большинством» (иными словами, поддержал Обаму).
Сами аппаратчики пока колеблются. С одной стороны, они поддерживают Клинтон, но с другой стороны, если бывшая «первая леди» победит исключительно благодаря вмешательству суперделегатов, выглядеть это будет не слишком демократично, а деморализованные активисты и сторонники партии не будут участвовать в ее кампании, и всё, скорее всего, закончится провалом на президентских выборах.
К тому же Обама, хоть и сумел привлечь симпатии либеральных левых, не относится к числу кандидатов, принципиально враждебных партийной элите. Его успех неприятен функционерам не столько по политическим, сколько по бюрократическим причинам. Они слишком откровенно поставили на Клинтон, и признать ее поражение – значит, показать, насколько мало аппарат способен оценивать и контролировать ситуацию. Это, во-первых, неприятно, а во-вторых, может открыть дорогу для более серьезных бунтов в будущем.
Неспособность демократов своевременно и четко определиться с кандидатом, свидетельствует не только о том, насколько аппарат партии утратил контроль над ситуацией, но и о том, насколько далеки американские элиты от решения стоящих перед страной вопросов. Беда не в том, что они не знают, за кем идти, а в том, что не могут определиться, куда идти.
Однако вряд ли стоит злорадствовать по этому поводу. Американский кризис – не более чем пусковой механизм кризиса глобального. Говорят, что если Америка чихает, то весь остальной мир бьется в лихорадке. Однако сейчас у Америки уже не насморк, а что-то куда более серьезное.