Внешнее и отчасти внутреннее давление на Лукашенко может закончиться только одним – скорой отставкой белорусского президента и формированием нового правительства на основе той самой оппозиции, которая неделю назад провалилась на выборах. Очевидно, что Лукашенко и сам понимает, что единственный выбор, перед которым он сегодня стоит, – это выбор между одиночной камерой в спецтюрьме при очередном международном трибунале наподобие Гаагского и скромной пенсионерской дачей в дальнем Подмосковье. Третьего не дано, не кончать же жизнь самоубийством на потеху какому-нибудь Козулину, которого сам Лукашенко незадолго до выборов справедливо назвал с трибуны Всебелорусского народного собрания дебилом. Понимая это, Лукашенко нервничает, латает тришкин кафтан своей расползающейся по швам и не только по швам власти, совершает глупость за глупостью (разгоняет митинги, арестовывает оппозиционеров и так далее), словно ожидая, пока кто-нибудь из его ближайших соратников слетает в Вашингтон и получит ярлык на сдачу власти в обмен на что-нибудь до неприличия материальное.
Ни Лукашенко, ни перманентно восстающая Франция не догадываются, насколько они созданы друг для друга
Размышлять о том, почему политическая судьба Александра Лукашенко сложилась именно так, а не иначе, не хочется – об этом и так было сказано и будет сказано потом слишком много, всем и так все понятно: одни говорят, что он тиран, другие – что не угодил «мировому правительству»; но это совершенно не имеет значения – когда режим обречен, глупо и бессмысленно рассуждать о том, какой конкретный эпизод стал главной причиной этой обреченности.
Лучше перенесемся в другой конец Европы, во Францию, которую (в последние месяцы это стало почти традицией) опять лихорадит. На смену громившим парижские пригороды «понаехавшим» парижанам в первом поколении пришли новые борцы с современным европейским устройством – студенты Сорбонны. Начавшись в рамках общественной дискуссии об отмене типично советской законодательной нормы о привилегиях, как их называли в СССР, «молодых специалистов», студенческий бунт перерос в национальный политический кризис, местами напоминающий события в Минске, – телевизионная картинка из французской и белорусской столиц практически неразличима (разве что в Париже протестующих на порядок больше и полиция гораздо более жестока, чем перепуганные минские омоновцы). События в Париже и Минске рифмуются настолько странно, что нельзя обойтись без хотя бы каких-нибудь выводов о связи (условной, конечно) между этими событиями.
Что это за связь?
Все очень просто. Есть Лукашенко, за 12 лет президентской карьеры окончательно поставивший себя вне существующего в Европе политического порядка. Есть протестующая Франция, задыхающаяся от того же самого европейского порядка, порядка, превращающего старинные европейские города в ближневосточные кишлаки; порядка, под почти социалистическую риторику демонстрирующего капитализм в самых неприглядных его проявлениях. Иными словами, в разных концах Европы есть два одинаково (хоть и по разным причинам, хотя и это не факт) антиевропейских, по сути, субъекта.
Размышлять о том, почему политическая судьба Александра Лукашенко сложилась именно так, а не иначе, не хочется |
Ни Лукашенко, ни перманентно восстающая Франция не догадываются, насколько они созданы друг для друга.
Давайте пофантазируем. Белорусское правительство приглашает всех желающих французских студентов бесплатно продолжить обучение в вузах Минска, тем более что в них после исключения оппозиционерствующих гопников освободится достаточное количество учебных мест. К парижанам приезжают минские эмиссары – допустим, из Белорусского республиканского союза молодежи, аналога наших «Наших» (простите за каламбур). Над демонстрациями поднимаются красно-зеленые флаги Белоруссии и портреты Лукашенко – вот он, новый Че Гевара! Студенческие волнения в Париже заканчиваются полным удовлетворением условий протестующих. Лукашенко в свою очередь получает почти всеевропейскую поддержку (по крайней мере поддержку той части европейского населения, которая устала от существующей в нынешней Европе диктатуры условностей и политкорректностей) и может уже гораздо более уверенно разговаривать с остальным миром. В самом деле, за ним уже не только потенциально продажные силовики и чиновники, но и влиятельная часть мирового общественного мнения.
Это, пожалуй, единственный шанс для Лукашенко. Жаль только, что он им не воспользуется – не догадается просто. Поэтому сейчас и идет последний отсчет его президентства, несмотря на масштабность недавней его победы на выборах и немногочисленность митингующих оппозиционеров. Обороняющийся всегда проигрывает, а чтобы наступать, нужен интеллект.