Все-таки было что-то в этой новости такое, что заставило остановить на ней свой взгляд и задуматься: черт подери, что же это такое творится?
Новость, растиражированная информагентствами, сводилась к тому, что заключенный читинской колонии Михаил Ходорковский, который вот уже два месяца каждый день шьет в специальном цеху рукавицы, сломал швейную машину, за что получил первое за время отбывания наказания взыскание от администрации колонии. Адвокат Падва, в свою очередь, поясняет, что Ходорковский делал все по правилам, и взыскание на него наложено несправедливо.
Эту картинку несложно представить: вот стоит человек в ватнике и специальных, в таком же цеху пошитых, штанах. На нагрудном кармане – номер. Человек шьет рукавицы. Строчит на машинке. Машинка ломается. Человек идет к мастеру, мастер матерится в ответ, потом приходит конвойный, тоже матерится.
Два года, проведенные Михаилом Ходорковским в заключении, полностью уничтожили существовавший до 2003 года образ олигарха, менеджера, симпатичного интеллектуала
Если описывать эту сценку средствами искусства, то лучше всего подойдет какой-нибудь наивный жанр – или лубок, или песня в формате радио «Шансон». «А на Большой Димитровке смеется прокурор, очень его радует суровый приговор».
Два года, проведенные Михаилом Ходорковским в заключении, полностью уничтожили существовавший до 2003 года образ олигарха, менеджера, симпатичного интеллектуала с седеющим ежиком волос или - кому как больше нравится - прожженного мошенника с хитрым выражением лица. Вместо него появился новый, гораздо более неестественный, из бульварной литературы образ – то ли печального узника, то ли веселого сидельца. Статьи, регулярно публикуемые в разных СМИ за подписью Ходорковского, сделали картину еще более яркой – формально один и тот же человек то призывал своих единомышленников подчиниться воле народа, избравшего Путина президентом, то обращался к тем же единомышленникам с призывом свергать «путинщину». Плюс – детективная история с этапированием в Краснокаменск. Эпическое путешествие жены Ходорковского в колонию. Теперь вот эта история со сломанной швейной машиной. Можно констатировать рождение нового образа Ходорковского – образа фольклорного героя, кладезя мудрости и эталона наивности одновременно. Рискну прогнозировать – еще несколько месяцев мелькания тюремных баек на лентах новостей, и Ходорковский станет героем анекдотов. Тем более что он им уже становится – например, «если Путин пойдет на третий срок, Ходорковский пойдет на второй».
Главный анекдот о Ходорковском тоже уже придуман. Это не просто анекдот, это роман-анекдот, как у Войновича про Ивана Чонкина. Называется «Узник тишины», автор – журналист Валерий Панюшкин. Книга за короткий срок сделалась весьма популярной, что называется, «вся Москва читает».
Михаил Ходорковский и Платон Лебедев на скамье подсудимых |
Книга Панюшкина, однако, ценна совсем другим. Это как в деревнях после смерти Ленина рождались легенды об истинном значении Мавзолея: Ленин, по версии сказителей, ночами встает, ходит по стране, смотрит, как люди живут. Утром опять ложится в свой хрустальный гроб. Или как на старинных иконах Бога-отца наивные иконописцы изображали бородатым старичком в валенках. «Почему в валенках, где вы видели Бога в валенках?» – «А без валенок вы его видели?!»
Книга Панюшкина – это вершина либерально-интеллигентской мифологии о Ходорковском, наивысшее достижение искусства создания образа того Ходорковского, который нужен людям. Скрупулезное описание героя сладких снов среднестатистического шестидесятника - снов советского неудачника, который, получая в своем никчемном НИИ сто двадцать рублей за разгадывание кроссвордов с девяти до шести с перерывом на обед, мечтал, как сказал бы советский поэт, «о мире, в котором играют в теннис, пьют оранжад и играют в теннис». Описание мечты либерально ориентированной предпенсионной дамы, мечтающей, чтобы на месте недотепистого мужа оказался, как сказала бы одна известная журналистка, богач и красавец с доброкачественными генами. Этот образ и не должен иметь ничего общего с реальным Ходорковским, да и кому он нужен, этот заключенный, – Чита далеко, а сидеть Ходорковскому еще долго. Образ же его, до неприличия неестественный, нечеловеческий даже – он помогает жить всем несчастным людям точно так же, как помогает кому-то доктор Курпатов, кому-то Кашпировский, а кому-то и вовсе Грабовой. Пускай помогает, невелика беда.