В рамках проекта «Клуб читателей» газета ВЗГЛЯД представляет текст Антона Антипенко о том, что почему наказывать всю Турцию не следует.
Ошибка как наша, так и американцев в том, что мы не понимаем исламского мира
Эрдоган звонил Путину, а тот не брал трубку. Вай-вай, какой жестокий! Турецкая мелодрама с еще кое-каким тоже турецким налетом.
Но все отмечают, что Эрдоган действительно подавлен. Это странно. Человек, собирающийся вылить на себя помойное ведро, должен знать, что из этого получится. Быть готов, так сказать, к последствиям. Принять их с радостным и гордым видом. А Эрдоган истерит. В чем дело?
Когда началась наша кампания в Сирии, у меня было ясное и твердое ощущение, что так просто бомбить ИГИЛ* нам не дадут. И взрывом гражданского самолета дело не ограничится. Серьезные люди, которые стоят за ИГИЛ, понимают, что жертвы среди гражданского населения не остановят военную операцию. Военную операцию могут остановить только боевые потери.
Но когда я пытался понять, что может произойти, мысль моя текла по банальному руслу: одна маленькая, но сердитая страна, имеющая хорошие зенитные комплексы, в одно прекрасное утро может одного из таких комплексов недосчитаться – и он окажется в не очень далекой Сирии, на территории, по чистой случайности занятой ИГИЛ. Признаюсь, я был почти уверен в этом сценарии. Вот что значит шаблонно мыслить.
Маленькая страна не захотела светиться. Перестраховалась, в общем-то говоря, хотя и в этом случае ей ничего не угрожало: если бы речь шла только о действиях против российской авиации, США сделали бы вид, что понятия не имеют, «откуда дровишки». Но так или иначе было принято другое решение: попросить Эрдогана. «У тебя же, Эрдоган, есть истребители?»
А Эрдогану, хоть врать он, похоже, умеет, тут уже некуда было деваться: ну не голосить же, в самом деле: «Ой-ой-ой, нет у меня никаких истребителей!» Вот почему у него теперь несчастный вид: он выполнял просьбу, о последствиях которой знал, но не исполнить которую не мог.
С этими мерками мы подходили к Эрдогану: он президент Турции, отдельно взятой страны, следовательно, любит он нас или нет, ничего откровенно вредного для своей страны делать не будет. Но Эрдоган – мусульманин, а мусульмане всегда осознавали и будут осознавать себя как единое целое.
У Гончарова во «Фрегате «Паллада» есть замечательное место:
«Ко мне уж не раз подходил один говорящий по-французски индиец. «Откуда ты родом?» – спросил я. Он мне сказал непонятное и неизвестное мне название. «Да ты индиец?» – «Нет», – заговорил он, сильно качая головой. «Ну, малаец?» Он еще сильнее стал отрекаться.
«Кто ж ты, из какой страны?» – «Ислам, мусульман», – «Да это твоя религия; а родом?» – «Ислам, мусульман», – твердил он. «Ну, из какого ты города?» – «Пондишери», – «А! Так как же не индиец?» Он махал головой. «Индус вон, – говорил он, показывая на такого же, как и он сам, – а я ислам».
Национальные и государственные различия имеют для мусульманина даже не второстепенное значение; они вообще никакого значения не имеют. Мусульмане видят карту не так, как мы; мы видим на карте Сирию, Египет, Саудовскую Аравию, Турцию и принимаем это за сущности; а мусульмане щурятся: да, что-то там нарисовано, но это «крестоносцы» нарисовали, и нарисовали силой; все это неправильно, неестественно и, конечно же, временно.
Упразднение светских режимов в Ираке, Ливии, попытка упразднить таковой в Сирии, постепенное свертывание кемалистских преобразований в Турции – все это естественная реакция единого исламского организма на чужеродные тела, и американское участие в этом процессе представляется чисто инструментальным; мне трудно представить, как США могут быть лично заинтересованы в восстановлении халифата; это противоречило бы элементарному политическому принципу Divide et impera.
Посему, возвращаясь к теме «просьбы» – есть такие просьбы в едином исламском контексте, от которых невозможно отказаться. Там большую роль играют, конечно, экономические соображения, но не меньшую – культурно-религиозные. Отказ от такой «просьбы» имел бы для Эрдогана более тяжелые последствия, чем он имеет сейчас – он мог бы стать отверженным, оказаться в числе «марионеток крестоносцев» – таких как Хусейн, Каддафи, Асад. Участь двух первых известна; третий держится только на русских штыках. Ни тот, ни другой сценарий для Эрдогана не привлекателен.
А что же нам делать в этой ситуации? А мы вообще понимали, что, заступаясь за Асада, бросаем вызов исламскому миру? Не Штатам, а именно исламскому миру; Штаты что, уйдут бюрократы, получившие взятки из нефтедобывающих стран, и про Асада забудут.
А вот исламский мир твердо решил его искоренить. Мы, правда, киваем на Иран – он-то вроде поддерживает Асада? Но Иран поддерживает не Асада, а шиитов – ему нужно, чтобы при разделе сирийского пирога была бы четко обозначенная и уважаемая шиитская зона – вроде той, что он уже имеет в Ираке. В принципе, это предмет торга.
Русское вмешательство – совсем другое. Оно воспринимается как дерзкая попытка «крестоносцев» вбить клин в исламский мир, фактически создать еще один Израиль, изолировать Турцию и помешать ее возврату в исламское лоно. Все это, конечно, было изложено Эрдогану. Выбора у него, повторяю, не было, и нам следует сейчас действовать исходя из этого. Очень осторожно.
Пытаться наказывать всю Турцию не следует. Турция пока еще неоднородна. Еще есть в ней есть кемалисты, которые должны понимать, что, если так дело пойдет дальше, их просто вырежут. Они – наши естественные союзники.
В комментариях я прочитал, что в Анталье турки прямо говорят русским, что их ненавидят. Не знаю, в Анталье не был, но, когда я вместе со своей подругой был в Стамбуле, мы были поражены весьма теплым к нам отношением. Турки показали себя как тонкие люди – вежливые, но не формально вежливые, душевные, но без фамильярности. Чувствовались во всем этом хорошие имперские традиции.
Не хотелось бы списывать со счетов такой народ. Да и невыгодно нам это. Поэтому удар по Турции следует заменить ударом конкретно по Эрдогану. А это можно сделать, тесно увязывая нашу реакцию с результатами расследования. В том духе, что «пока нам не доказали, что виноваты мы, охлаждение отношений во всех сферах неизбежно, но, если докажут, отчего ж, смягчимся».
Следует выбить у Эрдогана из рук тот козырь, что «вот, смотрите, они надулись, и я ничего не могу с этим поделать». В этом случае турецкому бизнесу ничего не останется, как вздохнуть и смириться с потерями. В случае же увязки наших отношений с результатами расследования турецкие предприниматели будут поглядывать с тревогой на своего президента: «У него же, правдивого и честного, ведь должны быть доказательства, что же он их не предъявляет, чтобы нас спасти?»А комиссия заседает, независимые эксперты высказываются, все подвешено, но Россия в этом не виновата, Эрдоган врет все больше и больше, и турецкий народ постепенно начинает кое-что подозревать. А Россия не давит, только кротко говорит, что пока не способна разобраться в противоречивых данных, предоставляемых турецкой стороной.
И когда эта комедия затянется, кемалисты, которые пока не могут выступить против Эрдогана – «защитника турецкого воздушного пространства», получат отличный козырь против Эрдогана-лжеца. Вот это и будет означать – наказать реально виновного, не затрагивая тех, с кем мы действительно сможем когда-нибудь пожать друг другу руки.
* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ