До войны советская пропаганда твердила, что Красная армия победит любого агрессора, посмевшего напасть на СССР. Распевая в песнях: «Если завтра война, если завтра в поход – будь сегодня к походу готов!» или «Броня крепка, и танки наши быстры…», советские люди верили, что когда их пошлет в бой товарищ Сталин, то они будут бить врага малой кровью, на его территории.
А что на деле? 22 июня 1941-го – первый день Великой Отечественной стал днем шока и народной боли. Враг безнаказанно бомбил города и аэродромы. Первый месяц войны полностью опрокинул все предвоенные представления о ней. Красная армия отступала под натиском вермахта и его союзников. Пал Минск, противник рвался к Москве, Ленинграду и Киеву. Это время стало периодом осмысления допущенных ошибок. Руководствуясь опытом первых боев, военные специалисты пытались донести до советского руководства свои выводы причин поражения.
Одним из них стал командующий артиллерией 9-й армии полковник Александр Вейс, чей рапорт маршалу Буденному опубликовало не так давно Министерство обороны РФ. В нем опытный артиллерист, по национальности – немец, подверг резкой критики тактику и стратегию Красной армии, методы ведения войны, а также поведение властей на местах. Во всем этом он видел причины упущения военных успехов, превращенных в поражение и обернувшихся паникой.
Миф окружения
3 августа 1941-го главнокомандующий Юго-Западным направлением маршал Буденный получил секретный рапорт полковника Вейса об опыте боев с немецко-румынскими войсками в Молдавии. Прослуживший 20 лет офицер-артиллерист справедливо писал, что армия, ведущая боевые действия без резервов, перегруппировок, без нанесения контрударов и производства маневров, обречена на поражение.
По мнению Вейса, в Молдавской операции 1941-го Красная армия использовала методы Первой мировой, а именно: старалась прикрыть все возможные направления, ожидая что же дальше будет делать враг. В результате ее части действовали пассивно, приспосабливаясь к действиям врага, и почти никогда не связывали его инициативу.
А вот противник таких ошибок не делал. Обладая маневренностью и подвижностью, его войска все время действовали по стыкам и флангам советских войск. Таким образом, выход немцев на их фланги и в их тылы создавал у красноармейцев миф окружения, под воздействием которого советские части в панике отступали.
Перегруппировка сил противником создавала иллюзию о введении им в бой новых резервов и о непрерывном движении его механизированных колонн. Но при этом за весь период боев в Молдавии враг не применял массовых танковых атак. Поэтому мнение о наличии крупных танковых сил в том районе являлось плодом фантазии советских штабов и разведки. Их плохая работа вела к тому, что полученные данные не анализировались, а вот отдельные факты выдавались за истину. За это Вейс подверг работу штабов резкой критике:
«(…) штабы закопались в бумаге и в кабинетах, оторваны от боевой действительности и, как правило, не знают действительного положения на фронте и о намерениях противника».
Трусость и паника
В сложившейся ситуации отсутствие реальных данных о враге дезориентировало советские войска, которые имели неверное представление о его силах и намерениях. Но куда хуже была деморализация войск. Командование различного уровня не чувствовало и не несло ответственности за сданную врагу территорию, населенные пункты и брошенное оружие.
Вейс отмечал случаи, когда при появлении нескольких танков или разведчиков-мотоциклистов бросались в бегство роты, батальоны и даже полки, а их командиры при этом теряли управление войсками. Были и случаи отдачи командованием приказов частям об отступлении на десятки километров без всяких на то оснований, что приводило к блужданию бойцов по дорогам неделями, вместо ведения боев.
В тылах действующей армии полковник не наблюдал никакого порядка. Гражданское население в зоне боевых действий было на грани деморализации и бросалось местными властями на произвол судьбы, так как их руководители были озабочены исключительно спасением собственной шкуры, а военное командование не взяло власть в свои руки.
Все вышеизложенное Вейс был готов дополнить множеством других фактов, говорящих о панике и неразберихе на фронте и в тылу. Его вывод о том, что случится дальше, был жестоким:
«Все это приводит к выводу, что дальше вести войну так невозможно. И если в кратчайший срок не будут приняты решительные меры коренной перестройки ведения боевых операций и порядка в тылу, мы будем и дальше терпеть поражения, а враг будет иметь возможность продвигаться в глубь страны – неся ужасы, издевательства и разорения нашему народу».
Упущенные возможности
Однако опыт тех, кто не бегал, а сражался с противником, показал, что сила и стойкость вражеских войск, особенно румынских, является вымыслом трусов и паникеров, которые оправдывали ими свои преступные действия. Факты говорили, что даже при малейшем сопротивлении Красной армии враг отступал и не выдерживал контратаки, как это произошло при нанесении удара 95-й стрелковой дивизией западнее Кишинева.
Оценивая опыт первых дней войны, Вейс указал Буденному на упущенные возможности из-за пассивности командования. Он считал, что советские войска имели силы не только удержаться в Молдавии, но и для нанесения контрударов по врагу. В частности, 2-й механизированный и 2-й кавалерийский корпуса могли бы нанести поражения 198-й немецкой дивизии, наступавшей на Бельцы. Далее силы Южного фронта могли бы наступать на Яссы, с одновременным ударом 14-го стрелкового корпуса на Галац и Констанцу при поддержке Черноморского флота. Такие действия угрожали бы столице Румынии – Бухаресту, что в корне изменило бы обстановку на Южном фронте.
Но ничего сделано не было: подвижные силы фронта использовались неправильно, а 14-й корпус месяц бездействовал. В итоге сложилось положение, когда советские танки и кавалерия не сыграли никакой роли, понеся большие потери. Это привело к фактической сдаче Молдавии и продолжению вражеского наступления в глубь СССР на этом участке фронта.
Можно признать правоту слов полковника Вейса. Достигнув успеха на румынской земле, Южный фронт и Черноморский флот могли бы изменить обстановку стратегически. Получив удар «под дых» на юге, германское командование было бы вынуждено провести перегруппировку сил для противодействия там советским войскам, что могло облегчить положение на других фронтах и дать Красной армии немного драгоценного времени, в котором она нуждалась для подготовки обороны.
Что делать?
Кроме критики, Вейс сделал в своем рапорте ряд предложений по исправлению ситуации, беря за пример тактику противника. Он предлагал создать в армиях, корпусах и дивизиях мобильные резервы, которые можно в кратчайший срок перебросить в любом направлении для отражения вражеских ударов и нанесения контрударов по самым уязвимым местам.
Каждое, даже небольшое наступление нужно было тщательно и быстро готовить. А затем перейти к маневренным действиям и бить по флангам и вражеским тылам, отказавшись от разрозненных действий родов войск. Наоборот, следовало наносить концентрированные удары при их взаимодействии на определенных направлениях.
Против трусов и паникеров следовало ввести в практику отдачу под суд всех, от солдата до генерала, за сдачу без оснований территории, населенных пунктов и оставление оружия на поле боя.
Все случаи героизма и отваги на фронте полковник предлагал максимально популяризировать, причем застрельщиками подвигов сделать политработников, которые должны быть в бою среди бойцов. То есть политаппарату следовало перейти от болтовни к делу, личным примером воодушевляя солдат на подвиги.
Каждый случай жестокой расправы с врагом нужно было широко освещать, поддерживать и поощрять. Также полковник призвал отбросить иллюзии, что личная заинтересованность воина в бою не играет роли, а лишь общие идеалы могут служить основным мотивом для стремления войск сразиться с врагом. В пример он привел Суворова и Наполеона, допускавших личную мотивацию солдат в виде наград и трофеев. Подытоживая эту мысль, Вейс прямо писал, что в такой обстановке вести войну культурно невозможно:
«Нужно отбросить прочь теорию «культурной войны» и придерживаться лозунга о том, что «война есть война, она ведется по своим законам, а законы войны беспощадны». В борьбе все средства хороши, которые приводят к победе».
Судьба правдоруба
Любопытно, что рапорт полковника Вейса стал пророческим. Очень многое из предложенного им было введено приказами командования и решениями правительства, вплоть до премирования красноармейцев деньгами за успехи в уничтожении врага.
Однако Вейс также предлагал хотя и разумные, но нереальные вещи. К примеру, сосредоточить всю власть на фронте и в глубоком тылу в руках военного командования. В каждом городе и районном центре основными вопросами жизнедеятельности армии и мирного населения должны были ведать военные коменданты, контролировавшие работу милиции, НКВД и гражданских властей, которые не понимали военной ситуации. Фактически это означало, что полковник сомневался в руководящей роли советских властей, предлагая вести военную диктатуру.
Офицер рисковал, докладывая наверх свои мысли и предложения.
Ведь в его рапорте содержался намек на то, что неуспехи Красной армии в первый месяц войны могут означать результат неправильной политики советского руководства в области укрепления обороны страны. Но никаких репрессивных мер к нему применено не было, так как его критика ситуации на фронте была обоснована, а предложения разумны. Ведь Вейс призывал сражаться с врагом, а не бежать от него.
Изначально рапорт маршалу Буденному никак не отразился на судьбе командующего артиллерией 9-й армии. На этой должности полковник Вейс продолжил воевать дальше, сумев отличиться во время освобождения Ростова в декабре 1941 года. За свои успехи в Ростовской операции он был награжден орденом Красного Знамени и получил звание генерал-майора.
Однако в июне 1943-го Вейс был арестован по обвинению в антисоветской агитации и враждебных выпадах против Сталина. Вероятно, на следствии ему припомнили и рапорт Буденному, так как генерал также обвинялся в критике советской власти, несущей ответственность за поражения в начале войны. Как удалось установить, суд над ним состоялся лишь в марте 1952-го, когда Вейса приговорили к 25 годам заключения. Но спустя год генерал был освобожден и в 1954-м даже награжден орденом Ленина. Скончался Александр Алексеевич Вейс в 1960 году, оставшись на долгое время неизвестным правдорубом первого месяца войны.