«Меня проинформировали о том, что группе армий будет гарантирован необходимый для подготовки к атаке минимум эшелонов. Однако в это же примерно время я получил рапорт о том, что в глубоком тылу группы армий происходят перемещения эшелонов с депортированными из Германии евреями! Я заявил Гальдеру (начальник генерального штаба сухопутных войск – прим. ВЗГЛЯД), что сделаю все, что в моих силах, чтобы воспрепятствовать этому, поскольку перемещения этих эшелонов в тылу означают для меня потерю такого же числа эшелонов с запасами для готовящегося наступления на фронте».
Эту запись командующий группой армий «Центр» Федор фон Бок сделал в своем дневнике 12 ноября 1941 года – в день, когда в среднюю полосу России пришли нетипично суровые для этого времени морозы, до минус 17 по Цельсию.
Дневник генерал-фельдмаршала был издан 15 лет назад на русском языке в виде книги «Я стоял у ворот Москвы». Пройти чуть дальше ворот, захватить город и реализовать тем самым главную задачу группы армии «Центр» фон Бок не смог – и это предопределило поражение Третьего рейха в войне с СССР. Ресурсный потенциал противников был несопоставим, и практически все историки сходятся на том, что блицкриг (то есть взятие советской столицы «с наскока») был единственным шансом для Гитлера.
За то, что этот шанс оказался упущен, любят хвалить «генерала Мороза» – якобы холода застали немцев врасплох и вывели из строя значительную часть их техники. Отсюда – восприятие внезапных ноябрьских заморозков чуть ли не как божественного провидения, остановившего нацистов.
Но это прежде всего миф, причем миф геббельсовский – пропаганда Третьего рейха должна была чем-то объяснить то, что «непобедимая армия» не победила, а обещания фюрера о скором падении Москвы не сбылись. Правда, немцы объясняли холодами не провал своего наступления, а успех контрнаступления советских войск, которое началось 5 декабря, действительно сопровождалось сильными морозами и всего за месяц позволило освободить 11 тысяч населенных пунктов.
Кстати, на «генерала Мороза» французы тоже ссылались как на «отмазку», а развенчивать их лукавство взялся легендарный гусар и один из лидеров партизанского движения Денис Давыдов. В своей работе он активно цитирует дневники наполеоновских генералов с их климатическими наблюдениями – осень 1812 года выдалась как раз-таки теплой, мороз гостевал недолго.
«Как же подумать, чтобы 110-тысячная армия могла лишиться шестидесяти пяти тысяч человек единственно от трех- или пятисуточных морозов, тогда как гораздо сильнейшие морозы в 1795 году в Голландии, в 1807 году во время Эйлавской кампании, продолжавшиеся около двух месяцев кряду, и в 1808 году в Испании среди Кастильских гор в течение всей зимней кампании, скользили, так сказать, по поверхности французской армии, не проникая в средину ее, и отстали от ней, не разрушив ни ее единства, ни устройства?» – иронизирует гусар.
Читали ли Давыдова гитлеровские генералы – неизвестно, но французских коллег точно читали, а потому ждали и боялись русских морозов. Генерал Гюнтер Блюментритт в своих дневниках пишет:
«Воспоминание о Великой армии Наполеона преследовало нас как привидение. Книга мемуаров наполеоновского генерала Коленкура, всегда лежавшая на столе фельдмаршала фон Клюге, стала его библией. Все больше становилось совпадений с событиями 1812 года. Но эти неуловимые предзнаменования бледнели по сравнению с периодом грязи или, как его называют в России, распутицы, которая теперь преследовала нас, как чума».
«Осеннюю грязь» в качестве главной причины провала наступления называет и фон Бок. Такого поворота событий гитлеровский штаб не предвидел, а держать всю группу армий в зимних окопах вовсе не планировал – и ультимативно требовал от генералов взять советскую столицу к ноябрю. 30 сентября, когда началась операция по наступлению на Москву «Тайфун», это казалось вполне осуществимым – положение советских войск виделось как безнадежное не только немецким военным.
«Никто не хотел верить, что Москва окажется в руках врага, но было непросто доказать даже самому себе, что у нас есть достаточно сил, чтобы остановить фашистских захватчиков у ворот столицы», – гласят мемуары наркома Военно-морского флота Николая Кузнецова.
Однако в октябре пошли сильные и продолжительные ливни, после чего, согласно дневнику фон Бока, «передвижения частей и подвоз припасов были фактически парализованы жидкой грязью».
Особый вклад в эту «чуму» внесли приказы советского командования о разрушении дорог и сбросе воды из прилегающих к Москве водохранилищ.
Бескрайнее море грязи выиграло жизненно необходимое время для Красной армии. Это касается всего: строительства укреплений, снабжения войск, поставок по ленд-лизу (первые танки из Англии вступили в бой под Москвой уже 20 ноября), эшелонов с солдатами, которые шли из азиатской части страны – и в итоге успели вовремя, окончательно похоронив идею блицкрига.
«Мы медленно тащились по грязи к своим далеким целям. И противник использовал наши потери во времени», – писал в статье «Опыт войны с Россией» подчиненный фон Бока, генерал и военный теоретик Хайнц Гудериан, чья тактика «танковых клиньев» позволила разрушить весь Западный фронт Красной армии летом 1941-го.
Федор фон Бок и Хайнц Вильгельм Гудериан (фото: bundesarchiv.de)
|
Таким образом, если уж списывать провал «Тайфуна» на погодные условия, то это заслуга «генерала Распутицы». «Генерал Мороз» вступил в дело позднее – когда от идеи занять Москву уже отказались, а на первых порах, в тот самый период 12-15 ноября, он воевал на стороне Гитлера: после того, как грязевое море сковало льдом, взявшие было оперативную паузу немцы возобновили свое наступление.
«Вначале слабый мороз и сверкающий под яркими лучами солнца иней поднимали дух солдат, идущих, как им казалось, в последнее наступление, и благоприятствовали продвижению», – вспоминал еще один генерал вермахта Карл Типпельскирх.
Осенняя задержка стала фатальной. Фон Бок не верил, что у СССР есть ресурсы для массированных контратак, но в реализацию «Тайфуна» тоже уже не верил. 1 декабря он написал:
«Проводящееся сейчас наступление является атакой без смысла и цели, особенно учитывая тот факт, что время приближается к роковой черте, когда силы наступающих войск будут исчерпаны полностью».
К тому моменту в Подмосковье действительно начались сильные морозы. Жуткие описания их последствий для немецких войск можно найти и у фон Бока, и у Гудериана, и у других свидетелей с гитлеровской стороны. Но винят они в своем поражении не холод.
Вместе с грязью фон Бок называет еще две причины, в том числе «недооценку способности противника к сопротивлению». Членом нацистской партии этот человек не был, но славян (и русских в частности) считал «отсталым» и «слабым» противником, так что претензия по «недооценке» касалась и его самого. Взгляды пришлось пересматривать в экстремальных условиях, на этот счет в дневнике командующего есть такая запись:
«Вечером я освободил от должности командира дивизии, сообщившего, что русские отбили его атаку, сражаясь молотками и лопатами».
А Гудериан резюмировал свои наблюдения о русских следующим образом: «Следует воспитывать в солдатах такую же твердость и упорство».
Что же касается последней причины того, что блицкриг захлебнулся, фон Бок сформулировал ее как «провал с железными дорогами». Наступающие в условиях растянутой линии фронта и тяжелых погодных условиях немецкие части получали менее половины от требующихся им объемов снабжения, включая патроны и топливо. Из-за целой совокупности факторов (разница в ширине железнодорожной колеи, действия советских партизан, упомянутые выше эшелоны с депортированными евреями) в районе советско-польской границы образовалась настоящая пробка из составов.
Немцы полностью провалили то, в чем, как считается, до сих пор сильнее всех – логистику.
Гудериан в своих воспоминаниях выделяет еще одну причину – «глупость фюрера». Но тут нужно понимать, что после 1945 года валить всё на Гитлера для немцев стало хорошим тоном, а у ершистого, эмоционального и деятельного Гудериана всегда были предельно сложные отношения с начальством – вплоть до вызовов на дуэль.
Центральное командование осенью 1941-го требовало от своих генералов невозможного («Остается только удивляться тому, как мало Верховное командование на всех уровнях осведомлено о содержании моих рапортов», – писал фон Бок), но Гудериан под глупостью имеет в виду не это, а то, что Гитлер отказался от его идеи выдвинуть все силы к Москве. Вместо этого танковую армию генерала Германа Гота отправили на Ленинград, а самого Гудериана на юг – брать Киев.
За счет этого разделения немцам удалось заблокировать крупные силы Красной армии, так что еще большой вопрос – чья тактика умнее.
Упрямство и склонность к истерикам в случае Гитлера общеизвестны, но осенью 1941-го он еще не лишился разума окончательно и, как считают немецкие военные аналитики, отсрочил поражение Третьего рейха, когда в середине декабря издал свой аналог сталинского приказа «ни шагу назад».
«Фанатичное стремление оборонять все занятое войсками пространство нужно внушить всему личному составу, в том числе самыми жесткими методами», – требовал штаб.
Начиная со второй трети декабря и провала «Тайфуна» выбор у немцев был из двух вариантов – либо отступать сразу и беречь силы, либо окапываться и держаться до тех пор, пока подкрепление в тылу не организует удобную линию обороны. Мнения разделились, у каждого варианта были свои лоббисты. Главный адъютант Гитлера Рудольф Шмундт в разговоре с фон Боком свидетельствовал:
«Чтобы принять то или иное решение, приходится чуть ли не в прямом смысле метать игральные кости».
Гитлер, подробно обсудив ситуацию с фон Боком по телефону, принял решение «окапываться», несмотря на риски прорыва фронта. Эмоциональный и категоричный приказ тоже был оговорен с фон Боком и играл роль пропагандистской поддержки. За его исполнением следили строго – позволивший себе тактическое отступление генерал Эрих Гёпнер был изгнан из армии с лишением пенсии и всех наград, а в августе 1944-го повешен как участник антигитлеровского заговора.
Гёпнер не участвовал в покушении на фюрера, однако был в курсе общего плана и пытался перенять на себя командование резервной армией. Гитлер от взрыва предназначавшейся для него бомбы не пострадал, но его главный адъютант Шмундт получил смертельное ранение.
Большинство аналитиков сходятся во мнении, что отступление группы армии «Центр» в условиях зимы и растянутой линии фронта обрекло бы ее на уничтожение по наполеоновскому сценарию. Контрнаступление советских войск шло столь успешно, что в середине декабря Иосиф Сталин дал британскому посланнику прогноз об окончании войны уже в 1942-м.
Она, как известно, завершилась на три года позже: за счет приказа «удерживать фронт до последнего солдата» гитлеровцам удалось выиграть время для подхода резервов на выбранные для позиционного стояния рубежи. Федор фон Бок после провала «Тайфуна» был отправлен в резерв, а погиб 4 мая 1945-го – машина, в которой он ехал с женой, попала под британский обстрел.
Что же касается скандалиста Гудериана, которого Гитлер отправлял в резерв дважды, он дослужился до должности Гальдера, на Нюрнбергском процессе выступал как свидетель, отсидел в общей сложности два года, участвовал в восстановлении немецких вооруженных сил, написал мемуары и умер спустя девять лет после окончания войны.
Войны, исход которой, повторимся, определила битва под Москвой, а участие в ней «генерала Мороза» – лишь малозначимый эпизод, раздутый до эпохального события ведомством доктора Геббельса.