«Я – демшиза! – лет двенадцать назад гордо признавалась мне в телецентре «Останкино» одна коллега, девушка из обеспеченной московской семьи. – А ты – ура-патриотка! Я – за Навального, а ты – за эту мерзкую власть!». Зачем ей было необходимо нас разделять? Учитывая, что работали мы бок о бок и жили по соседству.
В те времена, много общаясь с несогласными, почти каждые выходные выходящими на антиправительственные митинги, я поняла: они лишь прикрываются громкими фразами о «тоталитарном режиме», «несвободе», «цензуре», «отсутствии демократии», о «тирании». Свободы, демократии, возможностей говорить и делать что хочешь у них было выше крыши, а еще у них были хорошие зарплаты, престижные должности, даже слава. Им было доступно гораздо больше, чем имеет любой гражданин Германии или США, сравнимый с ними по социальному статусу. Их не несвобода в России так мучила, а русский уклад жизни, русская ментальность. Им мешал народ, он их не устраивал, они его сторонились, презирали, ненавидели и в то же время боялись.
«Машину купил, чтобы не видеть это быдло в метро». «В отпуск – только туда, где нет русских». «Школа для детей – только элитная». «Работа – для своих». «Сцена – для избранных». Брезгливое, пренебрежительное отношение к простому человеку, которое прикрывают такой, на их взгляд, героической диссидентской «борьбой за свободу».
Народ и самопровозглашенные сливки общества. Свои и чужие. Люди с хорошими лицами, обладающие каким-то, как им кажется, тайным знанием, и народ «с низким интеллектом», как окрестила нас одна уехавшая поп-звезда. Ставя на нас клейма – «охранитель», «защитник скреп», «ватник», «крымнашист», они пытаются оградиться, дистанцироваться, изолироваться от простого русского человека.
А вот простой человек делить людей по кастам, категориям, уровню интеллекта – не склонен. Об этом свидетельствует, например, практически полное отсутствие в нашей народной речи четкого определения тех, кто мечтает нас растоптать, уничтожить.
«Либералы», «оппозиция», «самопровозглашенная интеллигенция», «иноагенты» – эти словосочетания и термины крайне нейтральны. Они не несут в себе ни пренебрежения, ни отчуждения, ни негатива, ни той ненависти и агрессии, которые транслируют в отношении нас эти самые иноагенты.
Народ традиционно относится к интеллигенции с уважением, даже с почтением. Интеллигенция по отношению к нему, если судить по многовековой русской истории, время от времени колебалась. Но никогда во время войны не переходила на сторону врага России. Во всяком случае, так кучно, как сейчас.
Дворяне в наполеоновские времена проливали кровь рядом с простолюдинами. Не отделяли себя от народа и высокородные декабристы, выступавшие против царя, но не против России. Во время Великой Отечественной белая эмиграция в США собирала деньги для помощи Красной армии. Ольга Берггольц, игнорируя возможность эвакуироваться, в блокадном Ленинграде создавала свои лучшие стихи. Константин Симонов, Всеволод Вишневский, Муса Джалиль и многие другие наши писатели, поэты, журналисты работали на передовой. Композиторы, актеры, музыканты поддерживали народ своим творчеством, в основном – на фронте. Русская интеллигенция в тяжелые времена всегда вставала на сторону своего народа, рядом с ним – голодала, воевала и побеждала.
Почему же сейчас она его предала? Почему стыдится его? Можно ли сказать, что русский народ заслужил такую интеллигенцию? Можно. Более того, он ее сам и выпестовал. Потому что не замечал, старался не замечать, снисходительно терпел многолетнее интеллигентское презрение к себе. И не делил людей по категориям, кастам. Пока русофобская богема расчеловечивала русских, мы смеялись над ее шутками в наш адрес, мы перешагивали через камни, бросаемые в наш огород, мы позволяли ей плясать на наших костях.
В натуре русского человека есть много неоднозначного, он долго запрягает, он чрезвычайно терпелив, он легко прощает, он склонен сомневаться, ему кажутся противоестественными любые ярлыки, он не умеет их навешивать. Это ниже его достоинства, это противоречит его природному великодушию. Мы же не джинсы, чтобы принадлежать к какой-то конкретной фирме. Мы же не собаки, чтобы делить нас на породы!
В старинных сказках есть такое понятие – «русский дух». Помните, как чуяла его всякая нечисть? Русский дух – народная душа, ментальность, доброта и широта души, незлобливость, открытость, щедрость. Торжество духовного над материальным. Возможно, поэтому все положительные герои русских сказок – бедные, но возвышенные, а большинство отрицательных персонажей – мелочные богачи. Безграничность души не позволяет русскому человеку унизить себя презрением к ближнему или дальнему, разграничивать, разделять людей по уровню благосостояния, размеру накоплений, зарплат. И именно поэтому циничному материалисту-европейцу или самовлюбленному, высокомерному оппозиционеру-русофобу загадочная русская душа претит. Он ее не понимает, а значит – боится и ненавидит. Ведь европейцы-индивидуалисты, как и самовлюбленные оппозиционеры, никогда не воевали за идею, за общность, но всегда – за наживу, устроенность и комфорт.
Недавно внучка поэта-фронтовика Евгения Долматовского, живущая сейчас в Лондоне, пыталась запретить исполнение песен, созданных на стихи своего деда. Предки этой дамы сделали все, чтобы она не знала, что такое забота о хлебе насущном, она не заработала свое благополучие, оно ей досталось благодаря таланту и подвигам ее родственника. Элитная школа, роскошная квартира, престижные должности – это все дань фамилии, но не личным качествам, не личному труду. Такая кажущаяся удачливость имеет обратную сторону. Получив свои статусы на халяву, многие наследники великих советских деятелей культуры напрочь лишены чувства причастности к народу, к Родине. Они не знают, как живет обычный человек, им непонятен его характер, мотивы его поступков. Их агрессивное высокомерие самоубийственно, потому что затмевает рассудок и отрывает от корней. Обеспечив своим потомкам роскошную жизнь, их деды обрекли их на пораженчество и бегство от реальной жизни. Считая себя лучше других, человек становится нулем – никаким. Без рода, без племени. Сам себе изгой, сам себе аутсайдер. Страдает от внутреннего дискомфорта, обвиняя в нем других. Баловень не умеет нести ответственность, критически относиться к себе. Не знает, что личное всегда зависит от общего. Поэтому-то русофобствующая интеллигенция сейчас обречена на вымирание. Ей на смену приходит другая. Настоящая. Не отделяющая себя от своего народа, потому что она в народе и рождается.
В казанском «Иннополисе» я познакомилась с молодыми айтишниками. «Некоторые мои друзья уехали от войны, – рассказывал один из них. – Я тоже сначала думал паковать чемодан. Но меня остановила мысль о родителях. Как я оставлю их одних?». «Когда началась СВО, я хотела выйти на митинг «Нет войне», но поняла, что действеннее, правильнее помогать беженцам с Донбасса, которых поселили в Казани. Собирала гуманитарную помощь для них, общалась с ними, благодаря им, поняла, что не мы развязали эту войну. И воюем не с украинцами. Украинцы – такие же люди, как мы», – говорила девушка-программист.
Она сама поняла, что ее мир, ее безопасность напрямую зависит от мира и безопасности в том числе и на границах России. Она не родилась, как внучка Долматовского, с золотой ложкой во рту, сама добилась своего высокого интеллектуального, да и материального уровня, и поэтому не брезгует ни работой с народом, ни им самим.
«Есть те, кто делит людей, и те, кто делится с людьми» – сказал мне как-то юный московский поэт. Один его товарищ сейчас воюет в Донбассе, другой после лекций в универе собирает мусор в ближайшем лесу, чтобы лес был чище. А подруга поэта, студентка-медик, по выходным поет в церковном хоре. Им, этой новой русской интеллигенции, не нужны слова, чтобы объяснять, почему они остались в России. Они просто не представляют свою жизнь вне ее. Они чувствуют ответственность не только за родителей, но и за тех, кто их окружает. Их русский дух – не в словах, но в подсознании.
Новые русские интеллигенты сильны, потому что формируются в трудные времена. В отличие от сбежавших – избалованных, слабых, склонных не делиться, а разделять, отделять себя, не понимая, что это их и погубит. Уже погубило.