Очень пожилой французский актер Ален Делон говорит, что собирается уйти из жизни при помощи эвтаназии. Наши СМИ перепечатывают эти сообщения, нередко с рассуждениями о том, что эвтаназия – это хорошо, дайте человеку, который устал от этой жизни, уйти из нее с достоинством, комфортно и безболезненно.
Это не выглядит массированной рекламной кампанией – скорее, только осторожным прощупыванием почвы, постепенным приучением людей к мысли, что умерщвление старых, больных или просто унылых людей с их согласия – это достойное дело, проявление уважения и сострадания. Но совы не то, чем кажутся, и, как это обычно бывает, то, что вам рекламируют, и то, что вам хотят продать, – это совсем не одно и то же. Есть вещи, которые неприлично говорить вслух – но которые лежат очень близко под поверхностью, и, копнув чуть глубже, вы на них тут же наткнетесь.
Все развитые страны (в этом ряду и Россия) сталкиваются с острой проблемой старения населения. Рождаемость снижается, а современная антисемейная и антинаталистская идеология стремится понизить ее еще сильнее. В результате неизбежно возникает возрастной дисбаланс: количество молодых и работающих сокращается, количество стариков, пенсии которых они должны обеспечивать, – растет. Повышение пенсионного возраста, вызвавшее несколько лет назад такое острое огорчение, на этом фоне неизбежно. Этот дисбаланс можно частично смягчить за счет иммиграции, но с ней связаны ее собственные проблемы.
В традиционных обществах о стариках заботятся их дети и внуки; в современных неизбежна острая нехватка тех и других. В какой-то степени их место занимало социальное государство, но оно живет за счет налогов, собираемых с трудоспособного населения, а его доля неуклонно сокращается. При этом прогресс медицины означает, что старость может быть очень долгой.
В этой ситуации вежливо попросить людей пожилых (или нетрудоспособных по другим причинам) на выход – достаточно очевидная идея. И, конечно, мало кто скажет прямо – «у нас нет возможности вас содержать, выпейте яду и освобождайте жилплощадь». Тут важна осторожность и постепенность – и нас каждый раз уверяют, что следующий шаг не будет сделан. Но там, где процесс начался значительно раньше – на Западе, – мы видим, к чему он неизбежно ведет.
Сначала эвтаназия предлагается как средство избавления человека от невыносимых и безвыходных страданий, редкая, крайняя, исключительная, тщательно продуманная мера. Потом невыносимые страдания куда-то уходят, и на первый план выступает личная автономия – человек, мол, сам имеет право выбирать, когда покинуть эту жизнь. Оказывается, что эвтаназировать можно не только тех, кто испытывает физические боли, но и тех, кто просто устал от жизни или сильно приуныл.
Например, в 2013 году в возрасте 44 лет в Бельгии был эвтаназирован Натан Верхельст – первоначально это была девочка по имени Нэнси, которая испытывала тяжелые психологические страдания из-за того, что была отвержена своей матерью. Нэнси показалось, что если она пройдет операцию по «перемене пола», ей станет лучше. Увы, это не помогло, и Нэнси-Натан попросила умертвить ее. Что с ней и сделали. Этого никто не признает вслух, но умертвить тяжелого психиатрического пациента несравненно дешевле, чем с ним возиться. И не только психиатрического – любого тяжелого пациента. А любая система стремится к оптимизации расходов.
Давление в сторону такой оптимизации будет только нарастать – а значит, тема эвтаназии будет становиться все более популярной, а границы ее применимости – все более расширяться.
Из Канады сообщают, что эвтаназия превратилась в способ борьбы с бедностью – бедных и больных людей, особенно инвалидов, просто склоняют подписать нужные бумаги и умерщвляют. Это звучит жутко, но это так – например, Assosiated Press рассказывает историю умерщвления Алана Николза, 61 год, который страдал от депрессии и ослабления слуха (ни одно из его заболеваний не угрожало жизни и не причиняло «невыносимых страданий»). По уверениям его семьи, Алана фактически убили, воспользовавшись тем, что он плохо понимал, что происходит. Это не вопрос злодейства отдельных сотрудников. Просто если у системы есть дорогостоящий способ реагирования на проблему (долго и упорно лечить человека) и способ дешевый – взять с него подпись о добровольной эвтаназии, то дешевый неизбежно будет вытеснять дорогой.
Можно вкладывать средства в борьбу со смертельными болезнями, в поиски более эффективных лекарств, в изобретение более действенных методов обезболивания, но стимулы к этому ослабевают, когда есть очень простой и дешевый способ решения проблемы. Но нам стоит ответить на два популярных довода сторонников эвтаназии.
Первый – и наиболее эмоционально сильный – связан с невыносимыми предсмертными страданиями, которые может переживать человек. Но решение этой проблемы – в обезболивании, а не в умерщвлении. В крайнем случае человека можно погрузить в бессознательное состояние – «медикаментозный сон» – практика, широко применявшаяся во время эпидемии ковида. Иногда говорят о «пассивной эвтаназии» – отключении человека от аппаратов, которые искусственно поддерживают в нем жизнь. Но это просто путаница в терминологии: отказ от реанимационных мероприятий – это никоим образом не причинение смерти; смерть наступает от естественных причин, и в ситуации, когда технология только искусственно затягивает неизбежную агонию, решение о ее отключении может быть оправдано. Здесь не возникает ситуации «скользкого склона», расширения границ допустимого.
Другой популярный довод – «дайте человеку самому решать». Проблема в том, что грань между «добровольным самоубийством», «соблазнением на самоубийство», «доведением до самоубийства», «принуждением к самоубийству» неизбежно оказывается стертой. Мы неизбежно зависим от своих ближних – и физически, и психологически. Насколько добровольно решение человека, которому дают понять, что его больше не рады видеть живым, что он является никому не нужной обузой – вопрос спорный.
Еще в 2008 году британский специалист по этике баронесса Уорнок говорила об «обязанности умереть»: «Если вы страдаете деменцией (старческим слабоумием)... из-за вас впустую тратится жизнь многих людей... жизнь вашей семьи и ресурсы национального здравоохранения». Отметим, что речь тут не о «личном достоинстве», «личном выборе» или даже «избавлении от страданий», а именно об экономии ресурсов. За эвтаназией стоит определенный взгляд на жизнь, связанный с философией утилитаризма. Согласно этой философии, этические решения должны определяться стремлением к наибольшему счастью для наибольшего числа людей, где счастье – это наличие удовольствий и отсутствие страданий.
На первый взгляд, звучит неплохо, но очень скоро оказывается, что если вы живете в дискомфорте и являетесь источником дискомфорта для других – вам, согласно этой доктрине, лучше и не жить.
По-другому смотрит на жизнь христианство – впрочем, не только – традиционная этика вообще. Жизнь человека обладает смыслом – не всегда понятным нам, но всегда важным. Она всегда стоит того, чтобы быть прожитой. Заботиться о больных родственниках, друзьях или вообще согражданах – часть того, что делает нашу жизнь осмысленной и достойной. Любая человеческая жизнь обладает уникальной ценностью – от зачатия до естественной смерти.
Придерживаться этой этики нелегко, мы постоянно находимся под давлением мощных сил, которые побуждают нас сделать проще и дешевле. Но человеческая жизнь стоит того, чтобы ее отстаивать.