Большинству людей свойственно занимать нейтральную позицию по отношению к сторонам некоторого конфликта. Причем сам нейтралитет может носить различный характер: можно пройти мимо уличной драки, остановиться и посмотреть, попытаться прекратить.
Как это ни покажется сегодня невероятным, но внешняя политика США может начать движение в сторону квазинейтралитета, точнее, некоторой «отстраненности» от мировых катаклизмов
В последнем случае нейтральность тоже может выглядеть по-разному: от громко произнесенных умных советов до силового вмешательства. Итоги реализации каждой из стратегий нейтралитета тоже будут различными. Как для участников конфликта, так и для самого «нейтрала».
Все эти бытовые соображения вполне соотносятся с международной политикой, в истории которой были и формально функционируют до сих пор весьма влиятельные в прошлом объединения «нейтралов».
Движение неприсоединения
Сегодня только люди среднего и старшего возраста помнят, что был такой авторитетный международный игрок, как Движение неприсоединения (Non-Aligned Movement, NAM). Балансируя в годы холодной войны между двумя противостоящими военно-политическими лагерями, NAM выполняло в определенной мере роль демпфера в глобальном конфликте того времени.
Точкой отсчета его формирования следует считать знаменитую Бандунгскую конференцию 1955 г. стран Азии и Африки, главными участниками которой выступили Индия и КНР. NAM было оформлено в качестве международной организации в 1961 г., но без Китая, отношения которого с Индией к тому времени резко ухудшились.
Однако и в отсутствие Китая в движении отмечались проблемы – главным образом по причине различия в «симпатиях» среди его участников к сторонам, противостоящим в холодной войне. Поэтому решения на конференциях NAM, которые проводятся раз в три года, принимаются трудно, и сами эти решения именно «в определенной мере» влияли на ход холодной войны.
С ее окончанием мотивация для дальнейшего функционирования движения стала и вовсе исчезать. Формально оно существует и сейчас, включая в себя более двух третей стран – членов ООН. Однако мировая пресса вспоминает о нем только в связи с очередной конференцией, из которых последняя прошла в 2012 г. в Тегеране.
Что касается перспектив появления нового движения политических «нейтралов», то ввиду продолжающегося процесса переформатирования мировой политической карты периода холодной войны непросто определить, по отношению к чему, к кому и зачем можно было бы занять позицию нейтралитета и очередного «неприсоединения».
Любые соображения на эту тему сегодня могут носить только гипотетический характер, что не означает их полную бесполезность. Хотя бы потому, что в последнее время все чаще проводятся аналогии складывающейся международной ситуации с кануном Первой мировой войны. Настораживает то, что их авторами, наряду с учеными-гуманитариями, которым простителен определенный полет фантазии, в последнее время выступают и ответственные политики.
Основными действующими лицами подобных аналогий выступают США и Китай. Но скорее от политики нынешнего мирового лидера будет зависеть ответ на вопрос о справедливости проведения сегодня параллелей с событиями столетней давности.
Нынешнее же Движение неприсоединения скорее мертво, чем живо, о чем свидетельствует изменение отношения к нему со стороны Индии, являвшейся в годы холодной войны негласным лидером NAM.
Индия и Движение неприсоединения
Вопрос о значимости для Индии NAM актуализировался в последние месяцы в рамках дискуссий о возможных подвижках в индийской внешней политике после парламентских выборов, прошедших в Индии в апреле – мае с. г. Они завершились сокрушительным поражением старейшей партии «Индийский национальный конгресс» с союзниками и триумфальной победой правой «Бхаратия джаната парти» – БДП.
Представители того же правого направления индийской политологии сегодня утверждают, что «разбег» внешней политики страны, начавшийся с ядерных испытаний 1998 г., «иссяк с момента второго премьерства Манмохана Сингха». При этом напоминается, что этот «разбег» пришелся на период 1998–2004 гг., когда у власти находилась БДП. В этом утверждении, несомненно, присутствует внутриполитический контекст, обусловленный реалиями борьбы с конгрессистами за влияние на общественное мнение страны.
С этим связаны полуофициальные претензии Индии на пакистанскую часть Кашмира, все большая вовлеченность в ситуацию в Афганистане (как это и было во времена Британской Индии).
В современной Индии заканчивается постколониальный период, и с конца 90-х годов прошлого века идет процесс превращения в одного из ведущих «нормальных» международных игроков. Индия достаточно четко обозначает собственные национальные интересы, которые намерена отстаивать с помощью как дипломатии, так и вооруженных сил.
После прихода к власти БДП во главе с Моди (которого уже называют «индийским Синдзо Абэ») значимость для Индии объединения исторически и геополитически «униженных», каковым изначально было NAM, скорее всего, будет и далее падать. Зато для противодействия всестороннему росту Китая потребуются квазисоюзы с Японией, Австралией, Вьетнамом и главным образом с США.
В частности, индийские эксперты в последнее время рассматривают возможность появления азиатского аналога Тройственного союза, сформированного в 1882 г. Отто фон Бисмарком. В него могли бы войти Индия, Япония и США.
Однако на пути к созданию такого союза могут возникнуть проблемы, среди которых выделяются новые тенденции в американском позиционировании на мировой арене.
Неоизоляционизм США?
Как это ни покажется сегодня невероятным, но внешняя политика США может начать движение в сторону квазинейтралитета, точнее, некоторой «отстраненности» от мировых катаклизмов. Что, вопреки ожиданиям особо яростных российских «антиамериканистов», ни в коем случае не будет означать очередного «конца истории».
Просто основные места за столом глобальной политической игры займут новые мировые игроки. Некоторых из них можно указать прямо сейчас. Наряду с Китаем и Россией к ним уже можно отнести Японию, Индию, Германию. Едва ли выйдут за уровень региональных держав Иран, Турция, Бразилия, ЮАР.
Непременным условием указанных подвижек в американской внешней политике является снижение уровня влияния на нее неоконсерваторов. Трудно сказать, интересы каких транснациональных структур эти последние обслуживают, но их активность носит очевидно антинациональный характер, то есть противоречит интересам большинства американцев.
Судя по всему, подобным оценкам деятельности «неоконов» уже не могут помешать пропагандистские образы, периодически вбрасываемые в американскую общественную жизнь. К давно используемому образу «города на холме» в последнее время добавилось определение самих американцев в качестве «исключительной» нации.
Отторжение пропагандистского примитива и главным образом практики военного вмешательства последних двадцати лет в дела других стран актуализирует концепцию неоизоляционизма, в той или иной мере всегда присутствовавшую в самоидентификации североамериканцев.
Исходной позицией неоизоляционистов является отказ от роли мирового полицейского и «демократизатора» всего и вся, единственным следствием которой, как правило, является разруха «демократизируемых» стран, а также повсеместный рост антиамериканских настроений.
По мнению неоизоляционистов, привлекательность США для других стран вполне может связываться скорее с экономическим и научно-технологическим прогрессом страны.
Свидетельством определенного влияния неоизоляционизма на государственную политику является актуализация военно-политической стратегии «офшорного балансирования», в рамках которой вмешиваться следует не в какие ни попадя международные конфликты, а только в некоторые. Причем каждый из этих «некоторых» случаев требует отдельного рассмотрения.
Судя по всему, США воздержатся от прямого военного вмешательства в очередной конфликт в Ираке, предоставив на этот раз другим энтузиастам «борьбы с терроризмом» простор для активности. Столь же двусмысленно США ведут себя и в районе юго-восточного побережья Китая, то есть в самом опасном для поддержания глобального мира регионе. Несмотря на публичные заверения в обратном ближайших региональных союзников.
В определенной мере все это и можно оценивать как движение американской внешней политики в сторону нейтрализма по отношению к формирующимся конфликтным ситуациям в различных регионах мира, находящихся очень далеко от территории США. Что представляется естественным в условиях сокращающегося потенциала влияния на эти ситуации, которые к тому же развиваются как бы сами по себе, то есть в соответствии с некой не очень ясной внутренней логикой.
Например, едва ли в чьих-либо «внешних» силах повлиять на характер развития политической игры в треугольнике «Япония – Китай – Индия», который уже в ближайшие годы существенным образом будет определять мировые процессы. С опасным накоплением негатива в этом треугольнике могут покончить только сами его участники. Что, впрочем, тоже не обязательно.
Кстати, именно поэтому представляются напрасными надежды на формирование чего-либо похожего на политический полюс с участием Индии и Китая, да еще антиамериканской направленности.
Едва ли американский авианосец появится и в степях Украины – при любом сценарии развития украинского кризиса. Это прямо противоречило бы наметившейся тенденции американской военно-политической стратегии не ввязываться в «пустяковые» конфликты.
Мотивы тактического характера нынешней поддержки «украинизаторов» не должны перевесить стратегическую заинтересованность США в сохранении и даже развитии конструктивных отношений с Россией в целях решения проблем, возникающих в усложняющейся геополитической игре.
Вообще адептов нынешнего всестороннего (идеологического, политического, экономического) безумия на Украине ждет ряд «открытий трудных». Как в известном рекламном ролике, видимо, уже в ближайшее время, выяснится, что бумагу, в которой появилась строка «Украина», следует называть скорее «Меню», чем «Гости».
О позиционировании России в современном мире
Нельзя не отметить наличие жесткого идеологического противостояния среди активной части российского общества практически по всем вопросам государственного строительства, включая выбор основного вектора внешней политики. Как и 80–90 лет назад, сегодня можно усмотреть современных «правых и левых уклонистов».
Нынешние «правые уклонисты» торгуют воздухом, оперируя каучуковыми категориями и сомнительными постулатами типа «запад и западные (европейские) ценности», «демократия и свобода», «демократии не воюют друг с другом» «тоталитаризм и азиатчина», «татаро-монгольское иго».
Некоторые из перечисленных фикций (например, «свободу») пытаются даже «постичь», привлекая, видимо, не столько «алгебру», сколько четыре действия арифметики.
Цель этих манипуляций очевидна: встроить Россию в условный «Запад» против условной же «Азии», под которой подразумевается главным образом Китай. Между тем чрезвычайную заинтересованность в развитии продуктивных отношений с тем же Китаем проявляют ведущие страны ЕС и США, то есть тот самый «Запад».
Генерирование негативных эмоций от категории «Азия» («азиатчины») призвано обеспечить ее привязывание к таким условным образам, как «Северная Корея», «Пол Пот».
В то же время положительным условным рефлексам на категорию «Запад» должны способствовать слова «богатство и технологический прогресс, которые невозможны в условиях отсутствия свободы и демократии». Так же как и американские «неоконы», российские правые уклонисты пользуются практически тем же пропагандистским примитивом. Возможно, это совпадение не случайно.
На прямо противоположном конце политического спектра можно наблюдать попытки построения новых мессианских проектов по спасению не только России, но и мира в целом. Насколько можно понять, там же приветствуется и перспектива новой холодной войны против «американцев», которую следует начать после некоторого переформатирования правящей российской элиты.
Между тем квазинейтральное позиционирование России в современном мире читается между строк «Концепции внешней политики РФ», одного из самых адекватных складывающимся реалиям правительственных документов последних лет. Хотя и к нему есть вопросы.
Реализовать стратегию нейтралитета будет крайне непросто. Ибо искусственно создаваемые внешние кризисы типа украинского и сирийского, очередного иракского вынужденным образом втягивают Россию в нынешние мировые игры.
Опасность этого втягивания обуславливается и тем, что наблюдается быстрая смена игровой позиции и стратегий игроков, включая ведущих. Как выразился недавно один американский эксперт, «добро пожаловать всем и каждому в удивительный мир сумасшествия в международных делах современного многополярного мира».
От себя добавим, что у России немного шансов остаться в стороне от этого «сумасшествия», перевести дух и заняться наконец решением давно назревших внутренних проблем экономического и общественно-социального плана. В частности, представляется по крайней мере примечательным то, что украинский кризис разразился практически сразу после объявления президентом В. В. Путиным (давно актуального) сдвига приоритетов экономического развития страны в регион, расположенный к востоку от Уральских гор.
Развитие Сибири и Дальнего Востока вполне может стать такой центральной целью государственного строительства РФ. В ее достижении могли бы принять участие все нынешние и будущие мировые игроки. Это и явилось бы реальным вкладом России в столь необходимое сегодня формирование нового «демпфера», препятствующего очередной раскачке мировой ситуации.
Источник: «Новое восточное обозрение»