Затеял его Александр Погорельский, сосредоточенный оптимист, который помимо философской библиотеки поддерживает издание «Логоса», лучшего философского журнала современной России, а также нового, но уже ставшего авторитетным журнала «Прогнозис».
Мы находимся накануне прорыва: в разных областях социологического знания накапливается потенциал, способный изменить взгляд на мир
Погорельский вообще много чего делает, поражаешься. Не очень понятно, зачем ему тащить на себе такой груз, пока не начинаешь с ним беседовать. Четкий план, осознание целей и задач не оставляют сомнения – а вот нужно человеку, чтобы в Восточной Европе возродились философия и социология, нужно, и все тут. Обозреватель газеты ВЗГЛЯД Дмитрий Бавильский расспрашивает Александра Погорельского о его издательских программах и возможностях преодоления кризиса гуманитарного знания. Издатель Погорельский уверен, что прорыв и ренессанс не за горами.
– Почему вы решили издавать гуманитарную литературу?
– В корпусе современной интеллектуальной литературы в России есть серьезные лакуны. Огромные достижения мировой мысли просто не доходят до российского читателя на родном языке. У нас порой нет ни одной книги по темам, давно освоенным на Западе, где выходит огромное количество литературы. Философия спорта, социология вещей или обыденной жизни. С другой стороны, есть очень важные работы, которые не переиздавались у нас более пятидесяти лет и совершенно неизвестны современному читателю. Есть работы классиков, просто до нас не дошедшие. Макс Вебер или Карл Шмит... Надо закрывать эти лакуны, по мере наших сил и возможностей.
Начиная эту серию вместе с известным издателем В. Анашвили, мы исходили из того, что будем издавать книги по четырем направлениям: философия, экономика, социология и политология, история и культурология. Ежегодно – порядка двадцати томов. Программу заложили минимум на десять лет и выполняем ее третий год. Реально процесс идет по нарастающей. В этом году мы должны издать двадцать пять книг.
Мы решили, что надо добиться того, чтобы эти книги попадали во все университетские и научные библиотеки России и других стран Восточной Европы – Украины, Белоруссии, стран Балтии и Закавказья. Там, где русский язык по-прежнему важен и играет большую роль.
Мы рады, что на Украине, например, Гуссерля читают на русском языке. Мы впервые издали на языке оригинала «Социологию революции» Питирима Сорокина, до тех пор она выходила только на английском. Готовятся к изданию «Избранные произведения» Карла Шмидта, книги Ульриха Бека «Власть и ее оппоненты в эпоху глобализма», Чарльза Талли «Принуждение и капитал в эволюции еврейских государств, 990–1990 годы н.э.», Перри Андерсона «Переходы от античности к феодализму» и другие.
– Как отбираются работы на перевод и публикацию?
– У нас есть референты, специалисты по отдельным областям знаний, допустим, по европейской социологии – профессор Александр Филиппов, по философии – Виталий Куренной, по социологии, в первую очередь американской и западной, – это Георгий Дерлугян. Много проработал над нашей библиотекой Николай Плотников. И мы постоянно расширяем референтную группу. С ее помощью стараемся определить книги, составившие эпоху. Отсутствие таких книг на столе у современного специалиста делает этого специалиста несовременным.
– Вы совершенно не издаете постструктуралистов, постмодернистов, с чем это связано?
– Есть такая болезнь социальных наук: авторы избегают объясняться с читателем на понятном языке.
У каждой теории есть своя разрешающая способность. Если этой способностью теория обладает, ее можно изложить выпускнику вуза. Если в теории за потоком слов трудно отыскать смысл, если выясняется, что после огромных усилий по борьбе с текстом читатель обнаруживает либо тривиальный, либо ограниченный вывод, то пусть эту литературу издает кто-нибудь другой.
Мы не против, того чтобы она издавалась и распространялась, в литературном пространстве должна существовать разная литература, и уже читатель выбирает, что читать. Но мы стараемся выбирать тех авторов, которые по возможности достаточно ясно излагают свою мысль, и это делает их работы особенно ценными.
Мы решили, что надо добиться того, чтобы эти книги попадали во все университетские и научные библиотеки России и других стран Восточной Европы |
– Как расходятся книжки? Проект на самом деле достаточно утопичный, потому что в современное время философия не очень востребована…
– Рынок узок. Он как-то сложился в Москве и Санкт-Петербурге, гораздо хуже в других городах. Книги расходятся по стране, прежде всего через вузовские центры. Например, Свердловск покрывает значительную часть Сибири, а Ростов-на-Дону – Юг России. Книжные магазины и сети очень неохотно берут интеллектуальную литературу: работы много, а доходов мало – современный интеллектуал не так часто может покупать нужную ему книгу.
Но это не значит, что нужно опускать руки. Мы работали по распространению с некоторыми специализированными сетями и издательствами, и мы продолжаем с ними работать, но в этом году создали свое подразделение, которое пытается работать непосредственно на рынке. Самое главное – это то, что эти книги бесплатно приходят в университетские и научные библиотеки.
Там они действительны востребованы.
– Какие у вас тиражи?
– Примерно 1200 экземпляров. Такие тиражи как раз соответствуют структуре наших задач.
– Тома вашей библиотеки выглядят очень эффектно и монументально, какое место вы уделяете оформлению?
– Оформление – одна из важнейших составляющих успеха. Потому что книга – самостоятельный эстетический объект. Общение с книгой должно доставлять удовольствие. Те книги, что мы видим на полках наших книжных магазинов, не всегда радуют.
Второй важный вопрос, над которым мы очень тщательно работаем, – это качество перевода. Формирование современного адекватного языка социологии, политологии, философии у нас не завершено. Многие понятия не имеют адекватных аналогов в русском языке, и требования к переводчику очень высокие. Мы не считаем, что сегодня мы достигли здесь нужного уровня, но мы работаем над составом переводчиков, качеством перевода.
У нас есть даже такой опыт, когда, допустим, книга Джованни Арриги «Долгий двадцатый век» уже вышла, но мы собираемся дополнительное издание сделать в несколько другой редакции, потому что обнаружили, что имеющийся перевод недостаточно хорош.
Д. Арриги пишет важные вещи, но у него очень длинные фразы и свой стиль изложения. Русская переводческая школа требует, чтобы было точное соответствие между текстом оригинала и текстом перевода. Но языки имеют разную емкость, разную структуру, и с эти очень трудно работать. Нужна колоссальная квалификация переводчика, чтобы передать не только содержание мысли, но и дух и эмоции, которые стоят за текстом.
– К примеру, есть у нас традиции перевода Хайдеггера Бибихина, есть Михайлова. Вы не берете ни Бибихина, ни Михайлова, вы привлекаете третьего человека. Чем вызвана такая необходимость нового взгляда на Хайдеггера, который уже укоренился в русской культуре определенным образом?
– Надо сказать, что Хайдеггер в нашем переводе оказался одним из наиболее востребованных. Тираж разошелся почти мгновенно, и мы выпускаем второе издание. По всей видимости, есть что-то, что привлекает сегодняшнего читателя к этому автору. Я лично не разделяю этих восторгов, но это мое личное мнение, я считаю, что его надо читать. Не берусь формализовать, чем наш перевод отличается от других, но он с удовольствием читается. И это хорошо.
– На каком этапе вы подхватили издание журнала «Логос». Или вы с самого начала там были? И почему именно «Логос»?
– У «Логоса» неплохая история. Это, на мой взгляд, лучший философский журнал современной России. Он продолжает традиции «Логоса» дореволюционного, мы, кстати, выпустили его репринт в десяти томах. Специалисты, в первую очередь философы, с удовольствием его читают.
У «Логоса» есть важная миссия, он выходит в формате альманаха, то есть посвящен отдельным темам. И это дает очень интересную возможность – сразу же издавать несколько программных работ, которые вскрывают все глубину проблемы. Происходит своеобразный идеологический вброс.
Допустим, у нас сейчас подготовлен «Логос» по теме справедливости. Не потому, что возникла партия «Справедливая Россия», хотя после выхода этого номера в связях с этой партией нас все равно станут подозревать. Напротив, дело в том, что сама категория «справедливости» в современном общественном дискурсе приобретает колоссальное значение и нельзя, чтобы ее монополизировали отдельные квазипартийные образования. Мы хотим поднять уровень дискуссии на эту тему.
Мы издаем «Логос», посвященный когнитивному капитализму, это пока не все до конца понимают, но то, что мы делаем здесь, в Шаргороде, непосредственно имеет отношение к этой проблеме.
Вышли «Логосы», посвященные проблемам интеллигенции и образования. Образование – базовая подсистема общества. Нам категорически не хватает хорошего школьного образования. Здесь, в глубинке, это особенно ощущается. И это главная утрата на постсоветском пространстве. В небольших городах были прекрасные школы. Если эту традицию удастся возродить, то это будет залогом того, что восточноевропейское пространство будет играть существенную роль в развитии мировой цивилизации.
Что касается университетского образования, то все чаще приходится сталкиваться с неким утилитарно-примитивным взглядом на природу образования. Доходит до того, что университетские профессора всерьез говорят о том, что пусть нам крупные предприниматели-спонсоры скажут, какие курсы читать. Забывая о том, что образование – это в первую очередь образование человека, он себя образовывает как личность, самоформирует. А что он потом будет делать в жизни – это другой вопрос. Ведь образование еще и повышает способность человека адаптироваться в постоянно изменяющихся обстоятельствах.
– Зачем вам понадобился второй журнал «Прогнозис»? Почему он возник? «Логос» не все вместил?
– Уже достаточно давно меня стала интересовать проблема будущего. Тогда об этом мало кто говорил, сегодня об этом говорят все. В 2003 году мы создали общество реальных дел «Территория будущего».
Сейчас все пишут об образе будущего, говорят о приватизации и национализации будущего и т.д. Тогда дело обстояло чуть-чуть иначе. Годы лихолетья заставили людей смотреть лишь себе под ноги, лишили взгляда вперед, взгляда в будущее. Все занимались своими текущими проблемами.
Вот мы и попытались закрыть эту лакуну, пытались внести скромный свой вклад в выход общества за пределы обыденного. У нас очень много переводных работ, много работ наших авторов, посвященных будущему.
Поэтому у этого журнала есть свой читатель. Я сталкивался с тем, что разные люди от Нижневартовска до Лос-Анджелеса читали этот журнал от корки до корки. Значит, там есть то, что задевает людей, что им интересно читать.
– Как соотносятся между собой журнал и книжная серия? Они корреспондируют между собой?
– Несомненно, есть некая общая линия – просвещение. Мы не занимаемся текущей политикой, мы стараемся поднять уровень обсуждения вопросов. В этом и заключается общая миссия наших изданий.
Общественные науки как система на восточноевропейском пространстве потеряли целостность, утратили функцию воспроизводства знаний. В первую очередь речь идет о функции их накопления. Накопление знаний идет, когда люди читают и слушают друг друга, ссылаются друг на друга, спорят друг с другом. А сейчас каждый высказался и забыл. Нет сложившихся научных школ, и их очень трудно воспроизводить. Это огромная проблема. А воссоздание восточноевропейской социологической школы – насущная задача.
В мае этого года мы провели в Подмосковье международную конференцию «После либерализма» с участием верхов мировой социологии. Крейг Калхун, Саския Сассен, Девид Харви, Джомо Кваме Сундарам – вот лишь некоторые имена иностранных участников. Оказывается, наш интеллектуальный потенциал, связанный с наличием в прошлом мощных обществоведческих школ, очень интересует наших коллег за рубежом.
Возможно, что за последние годы мы отстали, но мировая социология, как шутят, тоже не стояла на месте. Там тоже есть набор тупиковых направлений, которые ничего не могут дать. Поэтому люди, которые понимают, что нужен некий новый интеллектуальный рывок, обращаются на Восток и ищут интеллектуальных союзников, в том числе на территории Восточной Европы. С тем, чтобы вместе посмотреть на важные мировые проблемы.
Отсталость имеет свои преимущества. Многие процессы у нас выглядят гораздо рельефнее и потому понятнее. Поэтому обмен мнениями по ключевым вопросам – о судьбах капитализма, глобализации, демократии и современного государства, о современной бюрократии и современном популизме – может идти очень интересно. Речь идет не об одномерной модели. Это многослойные, многообразные процессы, их нельзя сводить к однонаправленному движению. Поэтому такой общий разговор необходим.
– Мы вообще говорим о кризисе гуманитарного знания в целом.
– Если говорить более широко, то это мировой процесс. Возможно, это то, что мы называем отсутствием социального заказа. Возможно, некому прислушиваться к этим большим идеям. Возможно, это то, над чем просто предстоит работать. Мы находимся накануне прорыва: в разных областях знаний, в той же социологии, в прикладной антропологии накапливается потенциал, который может изменить взгляд на мир.
– Нынешняя эпоха не может создать никакого большого норматива, да? А вы говорите, что он возможен в будущем.
– Нынешняя эпоха приводит к мистификации реальности. Подмена реальности видеорядом. В какой-то мере это было и раньше. Но масштаб подмены потрясает. Многие вещи не являются тем, чем они должны являться. Религия – не религия, наука – не наука, семья – не семья, политика – не политика, парламент – не парламент, люди постепенно привыкают жить в этом ирреальном мире.
Но назревает некая необходимость преодоления этой условности, этого псевдосуществования. Прорыв в реальность становится насущной потребностью.
В этом главная надежда, и мне кажется, что следующий этап неизбежен. Люди должны попытаться прорваться к реальности, попробовать ее по-новому осознать. И то, что они сгенерируют, должно обладать колоссальной разъяснительной способностью, должно объяснить, что же происходит.
Некоторые признаки позволяют надеяться, что это произойдет.
– Вы надеетесь на появление в вашей университетской библиотеке книг современных российских авторов?
– А мы их уже издаем, пытаясь целостно представить результаты работы видных ученых за долгие годы. Вот, издали «Постклассический психоанализ» Валерия Лейбина в двух томах. Готовятся к изданию книги Виктора Молчанова, Вадима Руднева, Леонида Ионина, Бориса Капустина, Александра Доброходова. Со временем надеемся издать и Валерия Подорогу. Мы хотим, чтобы значимые люди, которые сами себя сформировали в науке, могли бы подытожить свершенное в обобщающих работах.