Из географических мест чаще упоминается Крым. Это понятно, Крым для нашего человека – райское место, а Волошинский поэтический конкурс еще больше подстегнул творческий интерес к полуострову блаженства и неги.
Прилечь, воспаряя
Среди них, надо заметить, попадаются находки отменного качества
Возьмем «губо-улиточною» тему.
«Губы, словно подошвы улиток,
отставляют соринки и клей,
повторяя чеширской улыбкой
поцелуй на холодном стекле…»
«Пусть облака сюда вдоль этой нитки
Скользят, как виноградные улитки.
Растаскивая вечность на цитаты,
надбровием костра дрожат цикады».
«Освоить не всем волевое улитки скольженье –
Приклеясь к стене вдоль ручья, словно знак умноженья».
(Остудин)
«Видишь влажную лыжню?
Для неё движенье – пытка.
Лишь парижское меню
Знает цену ей. Улитка!»
«Море – как женские губы.
В эту лазурную рань…»
(Кручик)
«И вбирает, как улитка
Виноградные листы,
Все, чем полон до избытка
И чему созвучен ты».
«Улитка, обнажающая сходство
С русалочьим соском, ползет, и скользко
Вокруг неё, как будто поцелуем
Фавн выследил русалку полевую».
«Улитка на изгибе саксофона»
(Бельченко)
Ассоциативный ряд: поцелуй, море, неспешность, музыка.
Что касается образа глаз, то поэт уходит в себя, доставая до анатомической глубины собственных органов зрения (его не устраивают определения типа «очи черные»).
«Морская рябь снимает отпечатки
глазного дна, хрусталика, сетчатки...»
(Остудин)
«По сетчатке движется сиянье:
Мелких мушек золотая дрожь».
(Бельченко)
Тема пернатых.
«А синеву, белее белого
лохматый штопает турман…»
«…Где долго тлеют красным изнутри
сплошные стоп-сигналы, снегири».
«Патриархат лукум. «Икар» – орут вороны».
(Остудин)
«Ловить зенитом жаворонков летом,
Зимой же полыньей ловить ворон –
Пусть отражаются – не боязно поэту,
Который этим делом закален».
(Бельченко)
«Сидит ворона на суку.
В снегу душа ее, как в гипсе.
Не разбуди ее. Ку-ку!
Она – в Египте.
Она – в Египте. И она
душой и перьями – черна».
(Кручик)
Сверхпроводимость
Благодаря метаметафоризму (сверхметафоризму! – исходя из названия видно, что большое внимание уделяется сравнениям, превращению одних предметов в другие, перенесению из одного измерения в иное), к школе которого можно отнести авторов, поэт становится разорванным на органы восприятия. Губы, улитка – вкуса и слуха (напротив филологического факультета питерского универа, у кабинета фонетики, открыли памятник улитке, поскольку «ее тезка прячется внутри каждой ушной раковины, помогая распознавать звуки»), глаза – скорее вИдения, чем зрения. Птица – символ мысли.
Поэт то «губо-улиточно» припадает к поверхностям (листов растений, стекол окон, щек), то считывает образы с глазной сетчатки, то мыслью воспаряет (вместе с птицами или через фиксацию образа вороны, как Кручик), но сам он медитативно неподвижен, замирает либо внизу, «по-улиточьи», либо, «по-птичьи», на высоте. Максимум из действий поэта: гуляет, купается, целуется, пьет (отдельная тема, как Крым).
Все это неплохо, но, усиливая свою чувствительность и путешествуя – в основном в воображении, – поэт, разделяясь на отдельные органы восприятия, начинает терять себя как личность, исчезает его волевая характеристика. Он становится только сверхпроводником. Поэт улавливает какой-то импульс, тот рождает внутри цепочку ассоциаций, которая и становится стержнем стихотворения. Но в сюжет он не выкристаллизовывается, поскольку личность поэта уже за рамками изображаемой картины. В процессе растворения поэт щедро наделяет своим «чувствованием» окружающие предметы.
«Выбив барабанку перепонную,
пусть прибой, шурша сухим вином,
пленку номер шесть магнитофонную
зажует у мыса Меганом».
(Остудин)
Одушевленные предметы становятся дополнительными проводниками воли неких высших сил.
«Напишет некто, в нас сидящий допоздна,
Что пол – всегда печать,
А книга – генитальна,
И что листать ее высокая луна
С офсетным шорохом
Приходит в спальню».
(Бельченко)
Это удачные отрывки, не лишенные изящества, но сложность их построений – на пределе. К тому же катализатором для этого метаболизма (превращений веществ) служат культурные символы, цитаты (осколки постмодернизма) либо игра словами. Словесной эквилибристикой в гораздо большей степени, чем Бельченко и Кручик (Игорь вообще довольно консервативен), злоупотребляет Остудин, порой доводя текст до грани абсурда.
«Так рикошетить даже Пьер Ришар
в комедиях своих не разрешал.
Болонка в шляпе, вечный Жан Перен –
пустил по фетру время перемен!»
«Где Выборг – это выбор, берег…
а Рига летом – Риголетто!»
«Простой» каламбуристики ему мало, он подключает свою эрудицию в научных областях.
«Неустойчивой матрицей плети березы текут,
облученной амебой под ней растекается лужа».
«Вселенная черна и голодна,
мы, падая, ей подаём на бедность!
И вот опять на дне её одна
моя инструментальная валентность…»
(Остудин)
Возникает куча вопросов. Какова радиоактивность облученной амебы? Плеть березы растеклась в руках у Нео? В бане?
«Инструментальная валентность» – отдельное изобретение Алексея. Химическую, языковую, психическую (способность соединяться) – знаю, но инструментальная? Хотя, да, у человека действительно есть как минимум один инструмент для соединения.
Однако если отставить в сторону фривольные намеки, этим термином – «инструментальная валентность» – можно обозначить свойство современного поэта соединяться при помощи своих органов чувств со всей вселенной, в результате чего он «по-амебьи» начинает делиться, теряя свое драгоценное «я».
Бест
Отсюда готовый текст – как набор трофеев из трансцендентных путешествий (вовне и вглубь). Среди них, надо заметить, попадаются находки отменного качества. Все они, безусловно, метафоричны.
«Просто вышла зима погулять без платка,
как встречать почтальона – солдатка…»
«Пусть стынет мороз стеклорезом,
синица на песню скупа,
когда, пригорая к железу,
закашляет крышкой крупа».
«Алхимиками утвержден
Состав березового сока!»
«Сегодня – «ша!» – сдает восточный ветер.
Сжигают помидорную ботву…
И в прикупе, не обнаружив третьей,
зарылся дождь в крапленую листву».
«Он двигался, во рту катая ртуть,
Выравнивая слух и осязанье…
На тросточку нанизывая путь –
за шагом шаг, как петельки вязанья».
(стихотворение «Слепой»)
«Новой эры заря оказалась
раздражением после бритья…»
«А вдоль дороги инеем искрят –
дубы, как замороженные взрывы».
(Остудин)
«У тех, кто Брейгеля смотрел не на бумаге, –
В зрачках мельчайшие фигурки до сих пор,
Как будто в холст они набились и оттуда
Чуть что – спускаются по руслу новых глаз,
А в кровотоке головастиками виснут.
Когда к такому человеку прикоснется
Магнит зимы, в нем тотчас к полюсам
Летят охотники, и дети на катке,
и несколько сорок».
«Как всякий май врезается листвой,
А память к телу наглухо прибита…»
«Испытывать сильные чувства
Порочным считалось у нас.
А чтоб тебе было не пусто,
Терпенье возьми про запас.
Сдави в узкобедрой гортани
Какой-нибудь свой динамит.
Ну максимум, если рыданье
В пространстве твоем прозвучит.
Куда там влюбляться, теряться,
Все рвать и опять наживлять!
Такое лишь для тунеядца,
Несдержанным только под стать...
А может, и к лучшему это,
Когда в знаменатель вещей
Попала заноза запрета
С числителем боли над ней?»
(Бельченко)
«О наши желтые газеты!
Вас выбросят, не сожалея, –
Скандалы, ужасы, секреты…
И анекдотец нецензурный,
Как дацзыбао в туалете…
Под вечер, бурный и бравурный,
Горит газета в недрах урны…
О, жертвенный огонь столетья!»
«Помню был любимым:
изверг, полубог.
Сплыл табачным дымом,
выцвел, как лубок».
«Характер твой – в упряжке птичья стая:
мигает солнце тысячью ресниц!
Я этих птиц вовек не растеряю,
всклокоченных орлиц и голубиц.
Сквозняк от взмахов! Проблески, затменья.
Так ходит прялка, вертится юла.
Шараханья, биенья и паденья
предугадаешь разве? Жизнь мала.
Как жестко не сжимай в руке тесемки,
рывок! – и не собрать, не наверстать.
И все по швам. Лишь сизый пух поземки...
Чтоб стаей править, надо небом стать».
(Кручик)
Иногда метафорический ряд имеет философскую завершенность (чего больше у Кручика). Из совокупности представленных картин догадываешься и о характере автора. Особенно когда тема касается его конкретно, тогда пространство суживается вновь до размеров поэта и мы снова его видим.
Для Кручика это Киев, ностальгия по советской империи, близкий человек.
Для Бельченко – женская духовно-телесная ипостась, любовь, семья.
Для Остудина – детство, охота, армия, патриотизм.
Если приложить некоторые усилия, то можно через паутину метаметаметафоризма продраться к сердцу современного поэта. И там вас ждут настоящие открытия (свои я предложил так, для примера). Дело того стоит, поскольку все означенные авторы бесспорно талантливы.