Большой театр, как известно, уже полгода как поставлен на реконструкцию. Можно предположить, что вместе с капитальным обновлением здания обновится и репертуар.
К чему уже есть предпосылки: помимо старинных спектаклей, сохраняемых как раритеты, на афише Большого увеличивается количество спорных, экспериментальных работ. Руководство театра стало приглашать к сотрудничеству как мировых знаменитостей – Петера Конвичного или Роберта Уилсона, так и делать ставку на молодых.
Похожими поисками, только в драме, занимается Российский молодежный театр, что по левую руку от Большого. С переменным успехом, конечно, но это лишний раз говорит о том, что театральный организм жив.
И только третий сосед по площади совершенно не желает обращать внимание на то, что происходит как вокруг, так и внутри. Напыжившись от собственного статуса «национального достояния», он расходует колоссальные финансы и выпускает безнадежно мертвые произведения, гордо прикрываясь маской «вечных ценностей».
Музейные сокровища или скелеты в шкафу?
Здание Малого театра напоминает Дворец дожей в Венеции |
Здание Малого театра напоминает Дворец дожей в Венеции. Нет, боже упаси, не архитектурой – сутью. За красивым фасадом и бархатным зрительным залом не угадаешь ни мрачных, похожих на тюремные катакомбы, внутренних переходов, где можно запросто заблудиться, ни сильнейшего запаха тлена.
Тлена, громко называемого сохранением традиций русского театра.
Что же такое эти самые традиции? Видимо, считается, что зритель, придя на спектакль Малого, увидит, как выглядело театральное искусство лет двести назад. Ужас в том, что оно давно уже так не выглядит.
От пресловутой традиционности осталась пара-тройка внешних моментов вроде павильона на сцене и обязательно соответствующих эпохе пьесы костюмов. А что до главного – актерской игры, ради которой в стародавние времена публика и ломилась в театр, то сегодняшнего зрителя поджидает разочарование.
Конечно, никто из работников Малого не признается в этом даже под дулом пистолета, но манера игры меняется с течением времени. А беда в том, что за качественным уровнем исполнения следить перестали. Каждый выходящий на сцену работает в меру индивидуальных способностей. Но и способности, если их не развивать, хиреют, тускнеют или вовсе покидают непрочный актерский организм.
Интересно, кто-нибудь заметил, что в труппе Малого уже давно нет звезд? Не «медийных лиц», а настоящих театральных звезд, привлекающих своим блеском поклонников качественного зрелища? Последние персонажи такого уровня работали в Малом не меньше века назад.
Тогда здесь не боялись индивидуальностей – несмотря на жесткую конкуренцию между таковыми. Сейчас же стоит возникнуть яркой фигуре – от нее всеми силами избавляются. Отправляют в буквальном смысле на тот свет – как произошло с великолепным Виталием Соломиным, и на десятую долю не реализовавшим свой талант на родных ему подмостках. А недавно оставивший труппу и ушедший на вольные хлеба очень сильный актер Валерий Баринов тоже явно сделал это не от хорошей жизни.
Ежегодно Малый берет в труппу несколько молодых артистов – как правило, закончивших подведомственное театру Щепкинское училище. Училище, кстати, марку качества держит – выпускаемые артисты очень активно выбиваются в люди.
Правда, происходит это с теми, кто миновал подмостки Малого. Ибо там как раз царит традиция, далекая от творческой: начинающему дарованию, будь оно хоть трижды гениально, придется лет с десяток посидеть на ролях «десятого солдата на пятой клумбе». А вожделенная главная роль придет, когда сил и юношеского энтузиазма уже не останется.
Если придет, конечно, – это порой не случается никогда. Можно себе представить, какое кладбище талантов представляет собой труппа Малого! К тому же главные роли почему-то достаются как раз тем, кто не может их сыграть. Самый недавний пример – молодая актриса Ольга Молочная. Из нее активно пытаются сделать трагическую героиню и назначают играть Марию Стюарт в одноименной пьесе Шиллера. Девушка же тянет в лучшем случае на служанку, но уж никак не на королеву.
Возможно, в труппе нашлась бы более подходящая кандидатура, только этого уже никто не узнает.
Иванов, Петров, Сидоров…
Собираясь на очередной опус, выпущенный в Малом, задаешь вопрос: а кто поставил? |
Собираясь на очередной опус, выпущенный в Малом, задаешь вопрос: а кто поставил? В ответ получаешь одну из фамилий давно работающих здесь режиссеров, разницы между которыми нет никакой. Вот скажите, чем спектакль В. Драгунова отличается от спектакля В. Иванова или В. Бейлиса (в Малом есть еще одна замечательная заповедь: указывать в программках и на афишах исключительно инициалы, так что даже не всегда знаешь имя актера или режиссера)?
Уверяю: различий днем с огнем не найдешь. Ибо функции их всех не выходят за рамки того, что принято называть «разводкой» (это когда постановщик следит, чтобы артисты, выходя на сцену, не сталкивались лбами и появлялись строго в нужном порядке). А это приводит к тому, что и поставленных драматургов невозможно распознать. Замысел спектакля? Идея? Прочтение пьесы? Помилуйте, о чем вы?!
Исключения, правда, встречаются. И в ту, и в другую сторону. Весьма привлекательно на общем фоне смотрятся негромкие, наивные, но темпераментные и живые спектакли Александра Коршунова. Будучи человеком внутренне подвижным, горящим и увлекающимся, он делает спектакли о том, что его действительно волнует то, о чем хочется сказать. К слову, Коршунов – один из немногих по-настоящему ярких актеров нынешней труппы Малого. И его режиссерские работы стоит видеть еще и из-за его актерского участия в них.
А несколько лет назад приключилась в Малом история, последствия которой раскрылись в полной мере только сейчас: случился у коллектива союз с Сергеем Женовачом.
Замеченный доселе как спокойный, чуждый сценических новаторств режиссер, он идеально подходил Малому, чье руководство не допускает интересно и незаурядно мыслящих режиссеров на пушечный выстрел.
Когда Женовач поставил первый спектакль на сцене Малого, публика оживилась: хрестоматийное «Горе от ума» было решено как нечто легкое и даже милое. На сцене вместо павильона красовались передвижные ширмочки, действие шло динамично, артисты выглядели довольными.
На секунду показалось, что в Малом – не может быть! – началась новая жизнь. Женовач вдохновился и выдал второе сочинение, «Правда хорошо, а счастье – лучше», увенчанное ныне всеми возможными премиями, включая Государственную.
При этом с «Правдой» дело обстояло куда хуже. «Допотопный театр», – вздыхали наиболее миролюбивые. «Грубо и вульгарно», – отзывались те, кто злее. Не ставший, но искусственно сделанный событием, спектакль Женовача чудесно существует в репертуаре. А сам режиссер доволен и счастлив.
На волне этого довольства выходит новый опус – «Мнимый больной». И вот тут впору хвататься за голову. Ибо более пошлого, бессмысленного, лучащегося радостью душевного нездоровья зрелища не приходилось видеть, пожалуй, ни разу.
Бывают случаи, когда спектакль просто не сделан; здесь – иная ситуация. Сделано все, но смотреть на это невозможно. Отчего, скажите, надо превращать артистов в идиотов, которые дергаются от судорог, отчаянно гримасничают, орут дурными голосами, да еще придают каждому действию пафосный серьез?!
Право, по просмотре «Мнимого больного» начинаешь обнаруживать все хвори главного героя в собственном организме. О выстраивании характеров и внятном изложении сюжета режиссер просто не задумывался. Что, кстати, вполне соответствует нынешнему правилу постановки спектаклей в данном театральном заведении.
«Мы обязательно поставим всю русскую классику!» – угрожающе повторяет из года в год худрук Малого.
Бедная классика, за что же ее так, а?
Сколько же можно мучить бедных чеховских сестер, продавать вишневые сады и заставлять Константина Гавриловича подносить к виску старенький револьвер? Однако скорее мир перевернется, чем в Малом театре возьмут к постановке качественную пьесу автора, не входящего в число трех-четырех, красующихся на афише (была как-то пара исключений, но ничего хорошего из этого не получилось).
Впрочем, до мира Малому нет никакого дела. И о пользе своего существования этот театр не задумывается. Вот если бы кому-то пришла в голову радикальная идея, слишком ужасная и слишком очевидная, чтобы ее озвучивать…
«Шанс убить бога выпадает не так часто», – сказано в одной прекрасной современной пьесе. Которая никогда не будет поставлена на сцене Малого театра.