Школьные годы чудесные важны прежде всего тем, что именно здесь человек впервые сталкивается с одиночеством. Детство заканчивается или закончилось, взрослыми мы еще не стали, вот и зависли в межсезонье, оказавшись в тотальной зависимости от всех – родителей, учителей и случайных людей, которые всю последующую жизнь будут называться одноклассниками.
Дружить школьники еще не умеют, пота и опыта не хватает, любить и строить семейные отношения нельзя или рано, все вокруг озабочены собственным половым созреванием, поэтому, кажется, впервые в полный рост человек и сталкивается здесь с состоянием, которое будет сопровождать его всю последующую жизнь.
Через какое-то время после получения аттестата ты никогда уже и не вспомнишь то, что тщетно зазубривал, пытаясь соответствовать
«Одиночество» находится в опасной близости от «свободы», поэтому, убоявшись того или другого, подавляющее число молодых людей начинает пытаться раствориться в массе, стать массой. Таких подавляющее большинство. Немногие исключения, осознав или почувствовав вкус к самостоянию, начинают путь индивидуального развития.
Жизнь их от этого (в том числе и от этого) становится труднее, но и интереснее. Можно было бы сказать, что только этих людей и можно назвать «живыми», однако не станем впадать в ненужный пафос и преувеличение.
Система среднего образования, растущая из советских времен, ошибочна в самом главном – вместо того чтобы растить самостоятельно думающих и оттого внутренне свободных людей, она пытается впихивать в нас чипы с определенным набором информации. А когда это не получается, то искренне негодует и возмущается тому, что чипы эти, игнорирующие индивидуальные наклонности, плохо приживаются.
Гуманитарию сложно разобраться в тангенсах и котангенсах, технарю в «диалектике души» и «люди суть реки», всем вместе практически нереально запомнить дату Куликовской битвы. Тычинки и пестики. Таблица Менделеева. Таблицы неправильных английских глаголов…
Через какое-то время после получения аттестата ты никогда уже и не вспомнишь то, что тщетно зазубривал, пытаясь соответствовать. Однако внутри тебя навсегда поселяется это самое чувство соответствия, которое будет жить в тебе и дальше.
Школа, а до нее детский садик, а потом и армия с институтом, оказываются законченным циклом по созданию полноценных (читай: лояльных, адекватных времени и месту) членов общества. Нагляднее всего эта машинерия вскрыта в известном клипе группы Pink Floyd, где подрастающее поколение, поставленное на конвейер, со всех сторон подвергается штамповке и прессовке.
Жуткое зрелище, изнутри знакомое каждому. Первые уроки двуличия и вынужденного молчания, отчаянного желания понравиться и невозможности пробить головой стену. Изменить эту данность невозможно, можно лишь перетерпеть, сжав зубы и пытаясь распрямляться и разглаживая шрамы всю оставшуюся жизнь.
У маленького человека слишком мало опыта и сил, именно поэтому его так легко обманывать и вводить в заблуждение (фото: ИТАР-ТАСС) |
Никогда, даже в армии, куда попадаешь уже в сознательном возрасте, я не был так бесправен и унижен, как в средней школе. Притом что, надо отметить, благополучное и беспроблемное детство, лучшая десятилетка в районе, сильные учителя, веселые однокашники, верные друзья, первые подруги – всё как у всех.
Да только самое страшное в школьном быту именно то, что все, что с тобой происходит, кажется естественным. Словно бы так и надо. Словно бы иначе не бывает. Маленький человек только начинает жить и еще даже не догадывается, что приниженность и зависимость от других, вообще-то, нормой жизни не является, что где-то есть покой и воля, единомышленники и неслучайные попутчики…
У маленького человека слишком мало опыта и сил, именно поэтому его так легко обманывать и вводить в заблуждение. Я даже не открытые уроки по брежневской «Малой земле» имею в виду, а сам принцип школьной жизни, построенной на тотальной лжи и лукавом обмане. Внутри (инстинкт!) закипает несогласие со всей этой уравниловкой и крепостным укладом, но мама, пришедшая с родительского собрания, говорит тебе: странно, вся рота не в ногу, один, что ли, ты в ногу идешь?
Так странно, что мама не знает: то же самое говорит мне злобная и люто ненавидящая всё живое математичка, издевающаяся над нами с изуверской и иезуитской изощренностью. По ночам меня до сих пор время от времени преследует один и тот же кошмар с ежедневными контрольными работами, которые невозможно списать – ведь садистка придумывает каждый раз новую систему рассадки аутсайдеров.
Да, я точно знаю, как выглядит мой персональный ад – в его расписании каждый день стоит шесть уроков алгебры, изредка перебиваемых, для отдыха, геометрией. В моем персональном аду есть грифельная доска, которую как ни вытирай самой чистой тряпкой, всё равно остаются меловые разводы, которых никто, кроме меня, кажется, не замечает. И я до сих пор не могу понять, зачем нужны были ежедневные измывательства, кроме как для удовлетворения садистских наклонностей патентованной неудачницы, моральная позиция которой до сих пор выглядит безупречной?
Школа убеждает: никого и ничему научить нельзя. Каждый учится сам. Всему хорошему я обязан книге. И только. Ибо хотели как лучше, да только вышло как всегда. Выходило как всегда и будет как всегда – все эти из поколения в поколение мучительные подъемы по будильнику и поход до бетонного неуютного блока школы в непролазной зимней мгле. Запахи в раздевалке перед физкультурой, вторая обувь и картонная еда в столовой. Фальшивые радости общих праздников и запах свежей краски, вгоняющий в столбняк.
До сих пор вздрагиваешь в конце каждого августа, пытаясь как можно незаметнее пересечь эту границу, по инерции травмирующую не меньше навязчивых новогодних праздников.
А может быть, даже и больше.