В рамках проекта «Клуб читателей» газета ВЗГЛЯД представляет текст Антона Антипенко, который пояснил, для чего на самом деле украинскому премьеру Арсению Яценюку понадобилось строительство Стены на границе с Россией.

Для начала подведу итоги проведенного мной в прошлой заметке соцопроса. Тезис о необходимости заинтересовывать и привлекать на свою сторону украинцев поддержали два комментатора. Оба – украинцы.

Как сделать быка не слишком агрессивным? Ковбои знают, как: была выведена новая раса ­– евробюрократы

Отечественная же аудитория на вопрос: «Как нам поступать с Украиной?» – ответила в диапазоне от «Утопить в сортире» до «Забыть как страшный сон». Нельзя назвать эту позицию особо гибкой. Между тем гибкость сейчас не помешала бы: наш противник отнюдь не монолитен.

Партия войны с ее идеей «Великой Украины» сейчас достаточно сильна; но не менее сильна и другая партия – партия «Великого воровства». «Великая Украина» и «Великое Воровство», как сейчас выясняется, – это не одно и то же. Люди, которых никак не удается вышибить из донецкого аэропорта, ­– люди злые, упрямые, но уж точно не воры. Конфликт двух идей неизбежен.

Но кто же возглавляет на Украине партию «Великого воровства»? Возглавляет ее развязный, но многообещающий юноша по фамилии Яценюк. Выдающийся поэт, между прочим. Автор поэтичного названия «Европейский вал».

Зачем строить корабль с огромным отверстием в борту, который, понятное дело, утонет, не проплыв и десяти метров? Затем, что утонет корабль, а вовсе не денежки, которые были на него выделены.

Денежки как раз окажутся в хорошем, надежном месте. Зачем нужен «Европейский вал», если значительный участок украинской границы никак не контролируется Украиной, если, по заявлениям самой же украинской стороны, там без конца ездят взад-вперед российские танковые колонны, зенитные комплексы «Бук» и даже (по утверждению Гелетея) некие устройства, предназначенные для метания некрупных атомных бомб?

Но это одна логика, а есть другая: Яценюк – человек семейный, семью-то кормить надо. И заботу о семье он проявляет с поразительным бесстыдством. Приличные люди, когда им надо украсть, придумывают какие-то схемы, в которых нередко сам черт ногу сломит; этим они повышают градус нравственности в обществе: все понимают, что воровство – это что-то такое, что следует тщательно и хитроумно скрывать.

А вот Яценюк ничего не скрывает. Своим «Европейским валом» он прямо заявляет: «Мне нужны деньги, и я их хапну. Извините, но у меня нет времени на всякие схемы, потому что я совсем не верю в победу украинской армии. Мне нужно быстро взять деньги и убежать, пока можно».

Я не совсем понимаю, почему Яценюк так пессимистичен; наше собственное положение на Юго-Востоке, как я показал в предыдущей заметке, весьма не идеально. Но, видимо, у Яценюка есть какая-то своя, утешительная для нас информация. Ну что ж, в добрый час; только пусть торопится, ведь партия войны, когда во всем разберется, может и прихлопнуть воришку.

Но это все мрачные темы, а я, как филолог, собственно, хотел говорить о поэзии. Мне представляется очень красивым и лиричным объяснение, которое дает Яценюк строительству «Европейского вала»: мол, безвизовый режим с Европой никто не даст, если Украина не будет защищена мощной стеной на востоке.

Следующий этап – строить космодром для посадки марсиан на тот случай, если они прилетят. Яценюку на заметку: под космодром можно уворовать существенно больше. Возможно, там, куда он удерет (если успеет), он воспользуется моим советом.

И в связи со всей этой чепухой возникает такой горький философский вопрос: а почему же слова «Европа» и «европейский» давно уже стали синонимами слов «воровской, коррупционный, лживый, тупо-бюрократический»? Почему, когда говорят «Европа», это стопроцентно означает: будут воровать?

Я думаю, по очень простой причине: потому что слово это не имеет никакого конкретного смысла; такие неконкретные слова («демократия», кстати, из этой же серии) очень удобны для прикрытия всякой дряни.

Итак, что же такое «Европа, европейские ценности?» Была такая финикийская царевна Европа, которая верхом на быке уплыла на Крит, где вступила с быком в священный брак (династическая легенда минойских монархов). Очевидно, что ни Финикия, ни Крит, ни уж тем более священный брак никакого отношения к «европейским ценностям» не имеют.

Каким образом имя финикийской царевны стало обозначать в античности некое весьма рыхло определяемое географическое понятие – неизвестно; но никакого культурного смысла античность с этим понятием не связывала. Не было в античности никаких «европейских ценностей».

Не было их и позднее, в средние века: были «католические ценности», которые, кстати говоря, совсем не так активно, как сейчас принято думать, противопоставлялись православным; то, что крестоносцы разграбили Константинополь, ни о чем особом не говорит, поскольку католики и друг друга грабили и разоряли вполне успешно; важнее другое – захваченные в Константинополе православные реликвии католики отнюдь не посчитали «еретическими» и «неправильными», и для их хранения в Париже была построена величественная готическая часовня la Sainte-Chapelle, которую на этом основании вполне можно считать православной.

И когда возник протестантизм, он стал куда более чужим и враждебным для католического мира, чем православие; ни о каких «общеевропейских ценностях» тогда речи тоже не шло, о чем наглядно свидетельствует медаль, выпущенная папой Григорием XIII в честь Варфоломеевской ночи.

Где же Европа? Мы в России, правда, говорили о европейцах, но это был просто собирательный термин для обозначения некоторых западных народов, оказавших на нас влияние: преимущественно французов, немцев, голландцев. Поляков, литовцев, латышей никто у нас за европейцев не держал, а такие «европейские» нации, как эстонцы и финны, и вовсе почитались «чухной». И вдруг – Евросоюз. Как, что такое, откуда?

Но дело тут только в крайне неудачном термине. «Евросоюз» – вовсе никакой не союз и к Европе никакого отношения не имеет. Когда по итогам Второй мировой войны американцам досталась во владение значительная часть Европы, американцы стали думать, что им делать с этим неожиданным и не особо-то нужным им счастьем.

Исторический опыт показывал, что народы, населяющие Европу, чрезвычайно склонны драться между собой, и научно-технические достижения им нужны в первую очередь для того, чтобы крепче друг друга бить.

Такие беспокойные подданные были американцам не нужны; но, к сожалению, ковбойский менталитет заставил американцев решать эту проблему по-ковбойски. Как сделать быка не слишком агрессивным? Ковбои знают, как.

И вот была выведена новая раса ­– евробюрократы, существа без роду без племени, культурно импотентные, но зато очень толерантные, приученные к тому, что если их секут по ж..., надо улыбаться и говорить, что такой подход тоже имеет право на существование.

Собственно, на бойню уже погнали – антироссийские санкции для европейских стран более или менее равны экономическому самоубийству (особенно самоубийственна для Франции ситуация с «Мистралями»); но ничего, стадо послушно движется в заданном направлении.

А свободное от выполнения главной задачи время новая раса посвящает коррупции. Чем ей еще, культурно импотентной, заниматься? И чтобы спокойней ей было воровать, воришка Яценюк строит для нее своей воровской «Европейский вал».

Но, как ни преуспели американцы в создании новой расы, полностью Европу она пока не заполнила. Еще есть французы, немцы, итальянцы – забитые, влачащие полуподпольное существование, но все-таки есть.

И война, которую ведет Путин, – священная война. Война против созданной американцами новой воровской скотоподобной расы за возвращение исторического достоинства действительно великим нациям – не только малороссийской, но и французской, немецкой, итальянской. Да хоть даже финской. Да хоть даже русской, в конце концов.

«А как же «утопить в сортире»? – скажут мне. – «В начале заметки? Таким ли языком говорит великая нация? Не возложил ли Путин на наш народ непосильное бремя? Готов ли он к великой войне?».

Конечно, не готов, это совершенно очевидно. Но, с другой стороны, когда русские были готовы к войнам? А все-таки побеждали. Победим и на этот раз.