Петр Акопов: В новой Думе будет новое путинское большинство

Официально кампания начнется летом – выборы пройдут 18 сентября, и назначить их нужно не позднее чем за три месяца. Но уже сейчас партии вовсю ведут подготовку – нужно будет провести праймериз, съезды, подготовить штабы в округах.

Теперь для проведения президентской политики не имеет принципиального значения, сколько именно наберет «Единая Россия

На этих выборах конкуренция точно будет выше, чем на прежних – возвращаются выборы депутатов от территорий, а не только по партспискам, да и партий в этот раз будет побольше. Если в прошлый раз участвовало семь партий, то сейчас можно ожидать и вдвое больше. Хотя шансы на прохождение в Думу сейчас есть только у четырех нынешних парламентских партий, все же и снижение барьера (он снова установлен на пяти процентах), и возможность выдвижения кандидатов в округах привлечет малые партии. Но главная интрига не в этом, а в том, как скажется ухудшение экономической ситуации и напряженная международная обстановка на результатах выборов.

При этом не идет и речи о возможности появления Думы, враждебной Путину, то есть повторения ситуации 90-х с противостоянием парламента и Кремля – не потому, что «все схвачено», а потому, что все четыре парламентские партии, по сути, поддерживают президента. Да, они в основном едины в отношении его внешнеполитического курса и в признании его личных заслуг в руководстве страной – при критическом отношении оппозиции к экономическому курсу правительства, кадровой политике или вообще социальному строю (как у КПРФ). Но у нас президентская республика, и поэтому именно глава государства решает, кому поручить формирование правительства и какую экономическую программу ему выполнять.

При этом, естественно, Кремль исходит из того, что правительство должно иметь стабильную поддержку большинства в парламенте, иначе не только не удастся утвердить премьера, но и невозможно будет принимать бюджет и необходимые законы. После 2012 года Владимир Путин, получив опыт работы премьером, начал гораздо плотнее работать с правительством – по сути, президент стал сверхпремьером.

Постепенное ухудшение международной обстановки помешало закрепить складывавшуюся первые полтора года третьего срока практику. Путину пришлось все больше становиться верховным главнокомандующим, и работа кабинета вернулась в прежнее русло. Но это не означало дистанцирования президента от правительства – даже после начала экономических трудностей Путин по-прежнему брал на себя ответственность как за курс, так и за состояние дел в экономике.

Можно было бы сказать, что, по сути, он делится своим авторитетом с Кабинетом министров – если бы Путин мыслил как политик, а не как государственный деятель, то есть воспринимал бы правительство как нечто отдельное, занимающееся тем, что «не приносит рейтинга». Но для Путина правительство точно такой же инструмент президентской власти, как и Совет безопасности, ставший в последние годы реальным новым «Политбюро», то есть высшим коллективным органом, обсуждающим и принимающим важнейшие решения.

И совсем другое дело – Государственная дума. Будучи отдельным, независимым от президента органом власти, она может выступать в качестве как младшего партнера или союзника Кремля, так и в качестве его оппонента или даже противника. Дума формируется по партийному принципу, но за четверть века после ликвидации однопартийной системы (в которой КПСС, конечно же, выполняла функции не партии, а одного из несущих элементов вертикали государственной власти) и развития многопартийности формирования устойчивой партийной системы так и не произошло. Это не вина власти и не беда России – просто сам институт политических партий появился и расцвел на Западе в 19-м веке, а его золотым веком был 20-й.

Но он же оказался и лебединым. Когда принималась российская конституция 1993 года, многим в тогдашней правящей постсоветской элите многопартийность казалась волшебным западным рецептом наподобие «невидимой руки рынка» – соответственно и в нашем Основном законе заложена обязательность выборов в Госдуму от политических партий. Разочарование народа в политических партиях, осознание того, что это такой же инструмент манипуляции массовым мнением, как СМИ, наступило достаточно быстро – но власть честно пыталась выращивать эту самую заморскую диковину. Как в виде партий власти, так и оппозиции – особенно интересно было наблюдать за тем, как все нулевые годы западники во власти пытались создать хоть какую-нибудь либеральную партию, способную преодолеть пятипроцентный барьер.

На эту тему
• Володин оценил позиции партий перед выборами в Госдуму
• Политтехнологи и юристы обсудят предвыборную кампанию в Госдуму
• Дебаты кандидатов в депутаты станут обязательными
• «Единая Россия» обсудила идеологию праймериз

Все партии в России – вождистские, то есть выстроенные под личность. Лишь КПРФ остается в основе своей идеологическим проектом – но это связано с тем, что она все-таки воспринимается как партия «возрождения СССР». Ничего странного в этом нет – классические идеологические партии с миллионами участников умерли и на Западе. То, что они еще живы, – это скорее издержки переходного времени: новая информационная, сетевая и постиндустриальная эпоха не оставит им места. Кроме того, за последние сто лет существования всеобщего избирательного права на Западе полностью подтвердилось то, что было понятно уже и во время наличия избирательных цензов (например, имущественного): парламентская демократия с выборами по партспискам – это лишь способ маскировки несменяемости власти правящей финансово-политической элиты (сохраняющей рычаги управления в своих руках что при президентской, что при парламентской республиках), которая манипулирует всеми этими «независимыми» партиями.

В России же сам институт партии противоречит еще и главнейшим национальным чертам – стремлению к соборности, солидарности, общему делу, согласованию интересов. А партии – это всегда противопоставление интересов части общества интересам всего общества, осознанное стремление навязать волю меньшинства большинству.

В первую очередь именно это стало главным препятствием для развития многопартийности в России – и лишь во вторую очередь традиции сильной верховной власти, без которой наша страна просто не существовала бы. Но, так как тащить партийный воз приходится, Кремль стремится организовать его так, чтобы он приносил пользу общему делу – управлению страной.

Чтобы партии вместо машин по обслуживанию интересов того или иного слоя элиты все-таки служили школой кадров, реальным каналом формулирования и выражения мнения общества. К сожалению, сама природа политических партий толкает их к клановости, к замкнутости, к превращению в машину по обслуживанию амбиций лидера, партаппарата или олигархата.

Тем не менее процесс национализации элиты затронул и партии – в последние годы взят курс на разделение политики и бизнеса, депутатов постепенно отучают считать политическую работу очень выгодным продолжением предыдущей предпринимательской деятельности и даже частью ее. Выборы в Госдуму в 2016 году станут важным этапом очищения законодательной власти – но, кроме того, по их итогам сложится и новая конфигурация думского большинства. Новое путинское большинство будет надпартийным.

«Единая Россия» считалась партией власти и путинской опорой – хотя в реальности она была просто формой, с помощью которой Путин пытался организовать региональную элиту, создать дополнительный механизм как для контроля (чистота рядов, исполнительская дисциплина) над ней, так и для социальных лифтов. Это не особенно получилось из-за общего сопротивления номенклатуры, ее родовой травмы 90-х, коррумпированности и безидеологичности, но все равно партия ассоциировалась с Путиным (который при этом никогда не был членом ЕР), а не с элитой как таковой – и сыграла свою конструктивную роль в том, чтобы облегчить президенту реализацию его планов.

При голосовании по партспискам наивысший результат у ЕР был в 2007-м – когда список возглавлял лично Путин. Тогда партия набрала 64 процента – ни до, ни после этого у нее столько не было. Сравните с 37 процентами в 2003-м (во главе списка Грызлов) и 49 в 2011-м (во главе списка Медведев). И никогда больше ЕР не получит большинства голосов – в том числе и потому, что для Путина в этом нет никакой необходимости.

Еще в 2011-м Путин организовал Народный фронт – который и стал его широкой опорой. В ОНФ входят и ЕР, и «Справедливая Россия», и несколько непарламентских партий (вроде «Патриотов России» и «Родины», имеющих свои фракции в региональных парламентах). Сам Фронт партией не является и в выборах не участвует – но на предстоящих выборах он будет активно влиять на отбор кандидатов. Таким образом, беспартийные путинские фронтовики будут представлены и в ЕР, и в СР, и в других партиях. Об этом напомнил в среду первый замглавы администрации президента Вячеслав Володин.

Во время встречи с участниками конференции политтехнологов он сказал, что «при поддержке ОНФ, используя его бренд, от разных партий могут пойти и беспартийные, и партийные, но при этом имеющие отношение к ОНФ кандидаты».

В ходе этой же дискуссии Володин высказал мнение, что «Единая Россия» пойдет на выборы с правой, либеральной повесткой. Понятно, что речь идет об экономической, а не политической части программы. Перепозиционирование ЕР, которую возглавляет премьер Медведев, в принципе логично не только потому, что правительство проводит в целом либеральную финансово-экономическую политику. Но и потому, что исчезла потребность в партии власти как таковой – теперь для проведения президентской политики не имеет принципиального значения, сколько именно наберет «Единая Россия».

Сам институт политических партий появился и расцвел на Западе в 19-м веке, а его золотым веком был 20-й – он же оказался и лебединым

Ведь она полностью становится частью путинской коалиции – которая будет образованна в Думе из депутатов, прошедших при поддержке ОНФ через партсписки и одномандатные округа. «Либеральная повестка» ЕР вряд ли позволит ей набрать больше 30–35 процентов по партспискам – и понятно, что не за счет либерализма, а за счет остаточной ассоциации с Путиным и личной популярности губернаторов, которые будут агитировать за партию.

С премией от не преодолевших пятипроцентный барьер партий (голоса, поданные за них, превращаются в дополнительные мандаты для попавших в Думу партий) ЕР может получить до 40 процентов мест в списочной половине Госдумы. Но при этом она может взять до половины мест из 225 кресел, которые будут выбирать непосредственно в округах – потому что среди одномандатников, которые будут идти при ее поддержке, будет немало фронтовиков и беспартийных.

Таким образом, всего ЕР будет контролировать до 45 процентов мест из 450 – до 200 кресел. То есть у нее одной уже не будет большинства – но это и не нужно.

Еще от 10 до 15 процентов возьмет «Справедливая Россия», где тоже будет много фронтовиков – в том случае, если она будет выступать как пропутинская сила, выступающая за отказ от либерального экономического курса и смену его на условный «глазьевский», а то и еще более левый. Вместе с одномандатниками СР может рассчитывать на 50–60 мест в Думе.

Если пятипроцентный барьер сумеет преодолеть «Родина», которая пользуется поддержкой Дмитрия Рогозина, это добавит еще примерно 15–20 депутатов.

Будут еще и представители различных мелких партий, которые пройдут в Думу по округам и присоединятся к президентскому большинству. В общей сложности межфракционная коалиция под условным названием «Путинский фронт» может рассчитывать на 280–300 голосов. Но даже если она не набирает конституционного большинства – 300 депутатов – ничего страшного в этом нет. Потому что эта коалиция нужна будет для утверждения премьера и принятия обычных законов – а для принятия конституционных законов, которых в год вносится всего несколько штук, есть широкая, то есть большая путинская коалиция.

В нее входит как минимум ЛДПР, а по ряду вопросов, например международных и оборонных, и КПРФ. Так что ожидаемый на этих выборах высокий результат партии Жириновского и партии Зюганова – коммунисты, кстати, скорее всего, последний раз пойдут на выборы под его руководством – ни в коей мере не угрожает политической стабильности.

Которая является вовсе не прихотью Путина, а действительной потребностью страны на время прохождения эпохи бури и натиска. Политическая стабильность означает не отсутствие споров в парламенте и обществе, не отказ от обсуждения путей развития страны и даже смены экономического курса, не отказ от национализации, обновления и чистки элиты как таковой – но недопущение рукотворных кризисов в государственном управлении, вызванных межпартийной, то есть внутриэлитной борьбой.

Поэтому, если выборы 18 сентября закончатся с примерно таким результатом по партспискам – «Единая Россия» с 30 процентами, КПРФ с 25, ЛДПР с 20, «Справедливая Россия» с 15 – устойчивая управляемость государственного корабля, как и парламентское путинское большинство, сохранятся. А сам президент получит новые данные (ведь выборы – это еще и главный социологический опрос) как для управления, так и для корректировки курса. Который в любом случае имеет целью возрождение великой справедливой и самодостаточной России.