В канун 70-летия Победы вновь обострились споры о том, кто же был главным автором Победы – советский народ или «отец народов», Сталин. Пока одни называют кощунственными попытки увековечить имя главнокомандующего, другие, как писала газета ВЗГЛЯД, возмущаются тем, что портрета главкома победившей армии не будет на параде Победы.

Что я думаю о событиях на Украине? Хорошо, что нет уже на свете моих родителей, что они этого не видят. Не представляю, какой мучительной болью это бы в них отозвалось

Впрочем, надо признать, что есть и третья категория людей, которая остается равнодушной к недавней трагической истории родной страны.

О том, какую роль сыграл Иосиф Сталин в годы войны, в интервью газете ВЗГЛЯД рассказывает филолог Наталья Малиновская, дочь и хранитель архива одного из «маршалов Победы» Родиона Малиновского, соучредитель Фонда памяти полководцев Победы.

ВЗГЛЯД: Наталья Родионовна, уже после войны ваш отец оказался преемником другого «полководца Победы» – Георгия Жукова – на посту министра обороны СССР. Можно ли сказать, что этих двух маршалов отличал прямо противоположный стиль командования? Про Жукова говорят, что он никогда не щадил солдат, а про вашего отца – что «берег солдатскую кровь», предпочитал выигрывать за счет продуманной многоходовой стратегии. Не случайно он увлекался шахматами.

Наталья Малиновская: О стиле Жукова мне трудно судить – я не военный историк и не вникала в этот вопрос специально. Но я не думаю, что кто-либо из полководцев той когорты не щадил солдат. Они ведь все на Первой мировой были рядовыми и на своей шкуре узнали, что это значит, знали, что такое мордобойство (был такой термин), на себе испытали. Они должны были это помнить. И отец помнил, я это знаю.

Хотя, конечно, все люди разные, и психологический склад отца и Жукова разный, это при общении бросалось в глаза, мне приходилось от многих об этом слышать.

Не случайно на войне Сталин их развел: никогда Жуков не был представителем Ставки на отцовском фронте. Представителем Ставки и координатором действий фронтов у отца всегда был Василевский, с которым они хорошо понимали друг друга. Когда Василевский стал командовать фронтом, представителем Ставки на 2-м Украинском стал Тимошенко, который знал отца еще с довоенных времен и отличал его еще до испанской войны.

Повторяю: те полководцы обучились человеческому отношению к солдатам на Первой мировой. Это сейчас можно стать генералом, пройдя одну, вторую, третью академию – и попасть в Генштаб. Прежде так не бывало. Отец мой воевал солдатом очень долго. Всю Первую мировую войну: сначала на территории нынешней Польши, потом во Франции, в русском экспедиционном корпусе. Из тех, кто потом командовал фронтами, почти все поначалу воевали солдатами, и подолгу.

Что же до чисто профессиональных аспектов вашего вопроса, то здесь вот что существенно. Военачальники бывают двух типов – или командир, или начальник штаба. В ком-то преобладает командное начало, как в Жукове, в ком-то – штабистское, как в Василевском. Отец начинал как начальник штаба, он знал и любил эту работу, хотя по большей части ему приходилось командовать армией, потом фронтом. Мне кажется, между этими составляющими – штабной и командирской – у него был идеальный баланс.

Но, повторяю, все, что я сейчас говорю, – мои предположения, а вовсе не пересказы разговоров с отцом. Отец умер, когда мне было 20 лет, и я его о войне не спрашивала, а отец не был склонен к рассказам о прошлом. Он ведь ни дня не был в запасе, а когда у тебя на работе, условно говоря, что ни день, Карибский кризис, не станешь девчонке объяснять про дела давно минувших дней...

ВЗГЛЯД: Но какой эмоциональный образ у вас остался в памяти? Человека, если честно, сурового, безжалостного или все же способного на сочувствие, на уважение к подчиненному?

Н. М.: Какая там суровость! Это же папа. Я никогда, без преувеличения – никогда не слышала, чтобы он говорил на повышенных тонах. Он со своими подчиненными говорил на «вы», спокойным тоном в любых обстоятельствах. Об этом все вспоминают, кто с ним работал. И я очень ценю в людях эту черту – сдержанность. И с большим трудом перехожу на «ты», только с друзьями. Так мне естественнее.

Н. М.: Нет ничего глупее, чем жонглировать понятиями «народ» и «Сталин». И рождено это занятие воинствующим невежеством.

Война у нас постепенно и неуклонно становилась безымянной. Спросите, сколько фронтов было, кто командовал ими, какие случились битвы – и вам скорее помянут Манштейна, чем кого-либо из наших. Но ведь историю нельзя почувствовать, пока не увидишь лица, судьбы, вплетенной в эпоху. А бесчувственной памяти не бывает.

И еще. Есть такое понятие – военный талант, военное искусство, и ему учатся. Сам по себе, даже в партизанах, народ воевать не сумеет. Спросите у солдат, нужен ли им умный и знающий свое дело командир. Никто не скажет, что не нужен. Бессмысленно противопоставлять народ военачальникам. Народ требует в любом деле, в том числе и на войне, организатора – на уровне взвода, на уровне роты и т. д.  

Не сразу командовать фронтами стали те, кто кончил войну с орденом «Победа» на груди. Происходил своего рода естественный отбор. Мой отец в начале войны командовал корпусом. Да, у него за плечами была Первая мировая, Академия Фрунзе, испанская война, он сам преподавал в академии перед войной, но первые два года войны стали для него тяжелой школой, и только после них стала возможна блистательно задуманная и мастерски проведенная Ясско-Кишиневская операция, до сих пор считающаяся шедевром оперативного искусства и поражающая соотношением потерь в нашу пользу: в 10 раз меньше, чем немецкие, были в эту операцию наши потери. И не только командиры прошли в первые два года эту тяжелую школу войны, но и солдаты – к осени 44-го они тоже стали мастерами.

А Сталин... Здесь разумнее всего почитать, что говорили о нем те, кто работал в войну в Ставке, прежде всего Василевского. Эти отзывы далеко не однозначны, но дают важную «информацию к размышлению».  Почитайте, скажу – где. В двухтомнике «Имена Победы».

Сталин тоже делал свое дело. Как он его делал? Свидетельства разноречивы, но вот Василевский пишет, что в итоге Сталин был бесспорно хорошим главнокомандующим. А почитаешь дальше – и видишь, сколько было споров, и разногласий, и ошибок... Почитайте главу о Сталине, составленную из отзывов соратников, союзников и противников – и судите сами. 

ВЗГЛЯД: Малиновский считался очень вдумчивым, основательным человеком, который не был склонен тупо подчиняться приказам вождя даже во время войны. Как он воспринимал массовые казни и аресты командного состава Красной армии, которые случились перед войной? Почему он и после этого сохранил преданность и стране, и вождю?

Н. М.: Не надо ставить знак равенства между преданностью стране, а точнее говоря – родине, и вождю. Россия – не Александр Первый и не Николай Второй. И Советский Союз – не Сталин. Не надо их намеренно путать друг с другом. У меня органическая идиосинкразия к обожествлению правителей, думаю, наследственная. Но отец – военный, он давал присягу, Сталин – Верховный главнокомандующий, которому можно и нужно возражать, пока идет обсуждение операции, но когда принято решение, когда отдан приказ, его исполняют, это же армия. Хотя летом 42-го отец сдал Ростов без приказа Ставки, потому что удержать город было невозможно, и он решил спасти людей – тех, кого можно было спасти. Он сделал это, предвидя все последствия...

А что до предвоенной ситуации... У отца и до того были весьма «неблагонадежные» детали биографии. Над ним всегда висела угроза, и доносы на него неустанно писали. Про то, что он сын царского генерала (отец – незаконнорожденный, что, видимо, возбуждало фантазию), что он японский, французский и испанский шпион, причем всё разом. То, что он не попал под каток репрессий, – это скорее счастливая случайность судьбы.

ВЗГЛЯД: Говорят, вашего отца спасло то, что в разгар чисток он воевал в Испании.

Н. М.: Это не совсем так. Очень многие из воевавших в Испании по возвращении попали под репрессии. И не всегда сразу. Наши военные в Испании получили опыт современной войны со своим будущим противником, уже зная, что столкновение с ним неизбежно. Это были ценные кадры, это нельзя было не понимать.  Но по возвращении все они проходили строгую проверку.

Я долго не могла найти в папином послужном списке сведений о том, где он был первое время после Испании. Там пробел в четыре месяца. Позже те, кто были в Испании, объяснили: проходил «передержку». То есть человека изолировали и проверяли. Если человек проходил проверку, у него открывалась на какое-то время «зеленая улица», он мог быстро получить повышение. Так, например, случилось с Кириллом Мерецковым, тоже будущим маршалом. Но стоило на этом пути случиться неудаче (так было у Мерецкова с финской войной), как следовал арест, и даже если потом отпускали, судьба ломалась, у кого навсегда, у кого на время, а это не забывается.

В общем, за теми, кто возвращался из Испании, следили пристальнее, но чаще всего прежде им давали шанс.

Я не понимаю, как папа решился вернуться из Испании после строгого предписания в ответ на свое прошение в третий раз продлить командировку. Ему велели возвращаться немедленно, таким-то транспортом, в сопровождении такого-то человека. И приписка: «В противном случае считаем невозвращенцем». Как он после этого возвращался, уже зная о том, что происходит дома, зная, что его учитель Уборевич расстрелян? Если бы могла, я бы спросила его об этом решении.

Многие из его близких друзей были расстреляны или арестованы. Мы даже представить себе не можем той жизни. «Нас там не стояло». Вот представьте, вы возвращаетесь, начинаете преподавать в Академии, которую кончили восемь лет назад – и почти никого из тех, кто вас учил, и многих из однокурсников уже нет – «враги народа». Как с этим жить?

ВЗГЛЯД: Так почему он вернулся, как вы думаете? Для него чувство патриотизма было главным?

Н. М.: Чувство всегда главенствует, если это действительно чувство. А вы полагаете, родину любят за то, что она устроила вам распрекрасную жизнь? И если не устроила, то прости-прощай? Родину, как и родителей, любят, потому что любят. Если способны любить. Времена – дело другое. Разные времена выпадают людям, и не зря Ортега-и-Гассет сказал: «Я – это я плюс мои обстоятельства». И суть в том, справился ты с этими обстоятельствами или они с тобой справились. Сумел ли ты стать и остаться человеком вопреки своим историческим обстоятельствам.

Ни меня, ни вас жизнь не ставила перед экзистенциальным выбором – нам выпали вегетарианские времена. То есть выбор всегда какой-нибудь да встанет, но в рамках определенного эпохой (и слегка человеком) жизненного жанра.

У наших поколений жанры несравнимы с трагедией, которая царила тогда повсеместно. Кто оперетку, кто фарс разыгрывает согласно своему жизненному амплуа, кто драму. А трагическим, экзистенциальным выбором нас не испытывали – не было у нас войны, блокады, лагеря, где дым над трубой крематория стоит.

Я не знаю, как бы я себя повела в ситуации такого страшного выбора, когда надо или спасти свою жизнь, или предать человека. И вы не знаете. А перед ними этот выбор неотвратимо стоял. И тем, что они, воевавшие и победившие, погибшие и выжившие, способны были забыть о себе, сумели сделать достойный выбор, остались людьми, они нас спасли и защитили. В том числе от этого тяжкого жизненного испытания.

Это, вообще говоря, какие-то обязанности на нас накладывает. По крайней мере одну – не подличать. И еще – не ерничать, не рассуждать бездумно о том, чего не знаем и не чувствуем.

Хочется напомнить, что есть среди долгов человеческих долг благодарной памяти – человекообразующий долг.

ВЗГЛЯД: Как вы относитесь к нынешним событиям на Украине, в частности в Одессе, родном городе вашего отца? Там, как известно, есть и улица, и район, названные в его честь.

Н. М.: В Одессе у меня папины родственники, правда, дальние, там стоит памятник отцу. И я не знаю, что с ним.

Славянск, о котором раньше никто слыхом не слыхал, вернее, село Богородичное вблизи Славянска – родина моей мамы. Там живет моя двоюродная, троюродная родня. Сколько войн испытала та земля, начиная с Первой мировой! Сколько раз горели эти села. И вот снова... Больно об этом думать.

ВЗГЛЯД: Кстати, у родственников в Одессе сейчас не возникают проблемы из-за их фамилии?

Н. М.: У папы нет в Одессе родных с фамилией Малиновский. Он же незаконнорожденный, у него фамилия матери, и все его родственники – это дети сестер его матери, у них другая фамилия.

Вы спрашиваете, что я думаю о событиях на Украине? Хорошо, что нет уже на свете моих родителей. Хорошо, что они этого не видят. Не могу себе представить, какой мучительной болью это бы в них отозвалось.

Никогда не думала, что скажу такие слова...