Во вторник вечером Владимир Путин встретился с патриархом немецкой политики Гельмутом Шмидтом. Бывший канцлер приехал, по его собственным словам, с прощальным визитом. Впрочем, посещая Москву три года назад, Шмидт тоже называл свою поездку прощальной. Для человека, понимающего мировые процессы и реалии много лучше большинства современных лидеров, это вовсе не игра словами – через несколько дней ему исполнится 95 лет.
Шмидт, внук еврея и участник фашистского марша на Нюрнберг в 1934 году, воевал на восточном фронте и продолжал восточную политику своего предшественника Вилли Брандта. Владимир Путин, который начал работать в ГДР в 1985 году, спустя три года после того, как Шмидта сместили с поста канцлера ФРГ, отчитался перед гостем о развитии двухсторонних отношений:
«Хочу вам доложить, что мы продвинулись далеко вперед в развитии наших отношений. Германия сегодня – один из наших ведущих торгово-экономических партнеров. В этом году, думаю, мы выйдем на оборот в 75 млрд долларов. Около двух тысяч немецких предприятий работают в России, большое количество взаимных инвестиций, и это все развивается. Мы осуществляем крупные совместные проекты, работаем на уровне не только министерств, ведомств, но и на уровне регионов. Расширяются контакты между обществами, между гражданскими обществами, между людьми, что, может быть, важнее всего».
Я являюсь одним из очень многих немцев, которые думают, что это очень важно, чтобы между нашими странами всегда было хорошее, доброе соседство
Понятно, что президент, будучи последовательным сторонником германо-российского партнерства, говорил только о хорошем. Хотя в реальности в отношениях России и Германии сейчас множество проблем. Например, Берлин поддерживает евроинтеграцию Украины и нынешнюю оппозицию – и мы, естественно, воспринимаем планы привязать часть нашего исторического пространства к Европе как стремление осуществить извечный германский «дранг нах остен» мирным, экономическим путем. Вообще, главное, что мы хотим понять от немцев, – способны ли они стать по-настоящему самостоятельными в своей внешней политике и по каким рецептам они собираются и дальше объединять вокруг себя Европу. Если по англосаксонским, то она, без сомнения, станет угрозой нашей безопасности. Если же по континентальным, немецким правилам, то вполне вероятно, что мы сможем договориться о стратегическом сотрудничестве.
«Я убежденный приверженец европейской интеграции еще с 1948 года – не из идеалистических побуждений, а преимущественно исходя из немецких национально-эгоистических мотивов, – говорил в 2011 году Шмидт. – Наша германская нация живет в центре Европы в окружении большего числа соседей, чем другие европейцы. И почти со всеми из них мы воевали. Так вот, немцы находятся перед выбором: либо продолжать то, что мы делали на протяжении последней тысячи лет, а именно – вторгаться на периферию, когда мы сильны, а когда мы слабы, оказываться отброшенными назад, либо становиться частью европейского сообщества. Поэтому я был и остаюсь сторонником европейской интеграции. Но эта интеграция спотыкается вот уже 20 лет».
В Москве Шмидт говорил Путину о том, что «Европа переживает определенный кризис, дела обстоят не самым лучшим образом»:
«Европа переживает и кризис учреждений. Надо сказать, что парламент не очень дееспособен, комиссия в Брюсселе тоже работает не очень хорошо, разные советы министров тоже не очень хорошо работают, действия отдельных правительств тоже оставляют желать лучшего».
Российский президент в ответ не только невольно сделался «адвокатом Брюсселя», объясняя проблемы в евроинтеграции сложной ситуацией в мировой экономике и большой социальной нагрузкой европейских стран, но стал говорить о том, что как раз «именно эти сложности должны побуждать нас к совместной работе».
Ось Москва – Берлин – Пекин была бы идеальной опорой самостоятельного развития Евразии, но вот хотят ли этого немцы? Гельмут Шмидт много внимания уделяет Китаю и Азии, и наверняка они с Путиным обсуждали и эту тему. Примечательно, что Шмидт все время подчеркивал соседство двух стран, что на фоне борьбы за Украину выглядело как разговор из будущего, где уже состоялся Евразийский союз:
«Мы навсегда будем оставаться соседями. Несмотря ни на экономическое развитие, ни на военное развитие, нас навсегда связывает судьба, мы навсегда останемся соседями. Еще, конечно, и Польша есть между нами, и Украина, и еще есть другие государства. Но в хорошие времена и в плохие времена мы все-таки навсегда останемся соседями, которые друг от друга зависят».
Даже если судить по опубликованной начальной части беседы Путина и Шмидта, видно, что российский президент все время подчеркивает необходимость объединения усилий: «У нас есть все для того, чтобы мы вместе созидали, а не боролись друг с другом. Мне кажется, что сегодняшние тенденции в развитии мира как раз подталкивают нас к тому, чтобы объединять усилия».
Путин наговорил много комплиментов бывшему канцлеру – в данном случае они были вполне уместны, – подчеркнув, что ему очень бы хотелось, «чтобы мнение таких людей распространялось все шире и шире и в нашем российском истеблишменте, и в европейском». Желание Путина понятно – среди нынешней европейской элиты очень немногие способны на серьезный, самостоятельный и стратегический разговор с Москвой.
Не складываются доверительные личные отношения и с нынешними руководителями Германии. Президент Гаук на днях объявил об отказе от поездки на сочинскую Олимпиаду (из-за геев), и теперь немцы объясняют, что это не бойкот. Канцлер Меркель периодически критикует Россию за «нарушения прав человека», то есть просто вмешивается в наши дела. За это, кстати, ее уже журил Шмидт – два года назад он отметил, что «она очень холодно относится к Москве, постоянно выражает претензии в адрес Путина по поводу недостаточного соблюдения прав человека в России».
А выступая в мае в прямом эфире государственного канала ARD, бывший канцлер (в знак уважения ему единственному в Германии разрешается курить перед телекамерами) высказал свою точку зрения, пока еще довольно нетипичную для нынешней европейской элиты:
«Почему права человека должны быть универсальными? Это мнение американцев, а не мое мнение... Какое обоснование этому? Мне кажется, это стремление поучать и быть «миссионерами» есть нечто очень западное, это такая особенность западной цивилизации.
Права человека – продукт исключительно западной культуры и цивилизации, этого понятия нет ни в Библии, ни у других цивилизаций, это продукт последних 300–400 лет... Я, будучи старым человеком, первым лично пойду с кулаками на того, кто в моей собственной стране будет попирать закон, права личности, права человека. Но при этом я абсолютно против того, чтобы мы с нашими «правами человека» вмешивались во внутренние дела других стран. Я против того, чтобы западная цивилизация выступала в роли рупора мнения всего человечества, я против того, чтобы, например, международная (американская) правозащитная организация «Эмнисти Интернейшнл» выступала в роли «защитника» всего человечества. Потому что в действительности они говорят от имени даже не маленькой части человечества, а от имени совсем мизерной группы. Я жертвую этой организации деньги, но считаю, что она слишком много на себя берет, считает себя пупом земли. Нет никакого уважения к многотысячелетнему культурному развитию той или иной страны или цивилизации, например к Китаю».
Шмидт давно уже критикует и другое любимое орудие глобализма, от которого лишь недавно стали открещиваться европейские политики, – мультикультурализм. Он считает его «иллюзией интеллектуалов», которая трудно сочетается с демократическим обществом. Точно так же критичен Шмидт и в отношении к роли США – он считает, что «господство Америки в мире шаг за шагом будет уменьшаться, значение Китая шаг за шагом будет увеличиваться, а Россия будет шагать на месте».
При этом он уже не раз выражал удивление тем, что Россия до сих пор не освободилась от участия в финансовой пирамиде США. Как рассказывал бывший посол СССР в ФРГ Валентин Фалин, в 2010 году, во время предыдущего посещения Москвы Шмидтом, бывший канцлер сказал ему, что не понимает, зачем русские, китайцы, арабы поддерживают на плаву США:
«На сегодня Штаты – главный должник и возмутитель спокойствия в мире. Без иностранных вливаний их экономика давно бы лопнула. Только из Российской Федерации американцы выкачали за 20 лет от 400 до 600 млрд долларов. Что, вам некуда их дома приложить?»
А на следующий год в диалоге с одним из лидеров Социал-демократической партии Германии Пеером Штайнбрюком (проигравшим в этом году выборы Ангеле Меркель) Шмидт напомнил, что русские «собственными силами, особенно во время Второй мировой войны, разработали технологии, которые были среди лучших в мире, но потом попросту не поставили новые задачи перед специалистами, которые были причастны к этим выдающимся достижениям, и ресурс разбазарили безо всякой пользы». Но, сказал Шмидт, «тем не менее, все еще сохраняется естественнонаучный и технический потенциал, который сегодня, однако, не служит благу россиян».
Конечно, будучи хоть и мудрым, но типичным немцем, Шмидт не свободен от исторических стереотипов и комплекса превосходства по отношению к русским, свойственных немецкой цивилизации. Так, в ходе состоявшегося в мае прошлого года диалога с бывшим сингапурским премьером Ли Куан Ю, Шмидт заявил, что в вопросе, «является ли нация конкурентоспособной, конечно, играют роль и гены»:
«Свою мысль я бы хотел уточнить на примере различного экономического поведения поляков и русских. Польша, страна с около 40 млн жителей, Россия – с около 140 млн. Польша в целом и ее среднее предпринимательство в частности довольно быстро возрождаются. В России же дело в этом смысле движется вперед с большим трудом».
Встреча Владимира Путина с экс-канцлером Германии Гельмутом Шмидтом(фото: ИТАР-ТАСС) |
Китаец Ли тогда возразил Шмидту, что «русские гены так же хороши, как и польские», заявив, что «общественные структуры, их формы управления такие, что страна не может объединить свои усилия, русской культуре чего-то не хватает, русские как народ, несмотря на замечательные достижения, например, в искусстве, не в состоянии сконцентрировать свою силу». Замечания сингапурского премьера о силе очень любопытны, потому что китайцы больше века никак не могли сконцентрировать свою силу, пережив иностранные интервенции, колонизацию части территории, гражданскую войну, а потом и внутреннюю смуту.
Вообще, эта дискуссия немца и китайца очень характерна для понимания того, как нас воспринимают две соседствующие с нами цивилизации. Например, Шмидт убежден, что «русская элита по-прежнему коммунистическая, это значит, она по-старому верит в народохозяйственный план, поэтому русские в экономическом отношении отстают». На что Ли заметил, что в «определенном смысле это является и вкладом в дело сохранения мира и стабильности в Европе», выдав при этом типичную англосаксонскую пропагандистскую аргументацию-страшилку:
«Если бы русские смогли сконцентрировать свои силы, они бы Европу просто проглотили. Если в развитии России наступит перелом и начнется ее возрождение, то Европа окажется в затруднительном положении».
Обоих патриархов волновало то, почему «русские считают себя особенной, единственной в своем роде нацией», – Ли считает, что мы слишком гордые, чтобы у кого-то учиться, поэтому не извлекли для себя положительный урок из китайских реформ, к тому же считаем себя выше китайцев. Ошибочность представлений сингапурского гуру лежит на поверхности – проблема как раз в том, что оторвавшиеся от русской цивилизации «реформаторы» начала 90-х начали не только учиться, но и работать под фактическую диктовку Запада, просто безумно копируя чужие модели. А та часть элиты, которая выступала за постепенные реформы по китайскому образцу, была просто сметена вместе со страной. Сейчас Россия уже хочет заимствовать не экономические модели, а технологии. Ли рассказал об этом Шмидту: «Русские охотно поучились бы у немцев, потому что они в восхищении от немецкой техники. Русским и Европа важна только из-за Германии. Я разговаривал с высокопоставленными российскими политиками, они подтвердили мне, что Европа интересует их постольку, поскольку их интересует Германия».
Но взгляды и заблуждения Шмидта не конъюнктурны, а искренни – и не мешают ему выступать за добрососедские отношения. Это принципиально отличает Шмидта от тех немецких политиков, которые на словах говорят об общеевропейских ценностях, а в реальности хотят отгородиться от России кордонами и увести временно отколовшиеся от нас территории. Парадокс в том, что канцлер Меркель и президент Гаук, будучи выходцами из Восточной Германии, оказываются в гораздо большей степени проводниками англосаксонского курса на окружение России, чем воевавший с нами и считавшийся в 70-е годы проамериканским Шмидт. Дело, конечно, в масштабе личности и опыте – за плечами Шмидта не только все испытания человеческого века, но и понимание процессов, происходящих в мире. Он, кстати, пожаловался Путину на то, что европейские политики измельчали, – и это вовсе не было старческим брюзжанием:
«Я думаю, что в Европе после войны было два выдающихся руководителя – это Черчилль и де Голль. С тех пор качество европейских лидеров постепенно снижается».
Ответное отношение к Шмидту у нынешних властей Германии не самое лучшее – может быть, поэтому на сайте русской редакции немецкой радиостанции «Дейче Велле» вообще нет информации о встрече в Москве?
Сейчас представления о возможном союзе Германии и России кажутся почти невероятными. После того как в XVIII веке (вместе с военспецами, прибалтийским дворянством и Екатериной Второй) немцы вплелись в российскую элиту, Россия почти два века помогала разрозненной Германии собраться с силами и выступала как сторонник тесных и дружественных связей – и это был не голос крови, а ясное и трезвое понимание того, что два народа, обреченных на соседство, должны выстраивать хорошие отношения. Но, к сожалению, в немецкой истории было не так много руководителей вроде Бисмарка, понимавших, что сталкивание двух народов отвечает только интересам третьих стран и часто ими же и провоцируется. Проиграв две войны, немцы, казалось, должны были понять, что только равные и уважительные отношения с Россией обеспечат Германии не только спокойствие, но и единство. Ведь именно благодаря позиции России за последние полтора века дважды произошло объединение Германии. Выстраивая единую Европу, немцы должны исходить из этого – если они хотят, чтобы у них вообще что-то получилось.
«Мы на самом деле стали добрыми соседями, и я являюсь одним из очень многих немцев, которые всегда думали и сегодня думают, что это очень важно, чтобы между нашими странами всегда было хорошее, доброе соседство... Ни в российском народе, ни в немецком народе не наблюдается ненависти друг к другу, и это, на самом деле, может только удивлять нас, потому что я, особенно будучи солдатом на Второй мировой войне, просто не могу поверить, что у нас вышел такой просто очень хороший результат, о котором тогда даже мечтать было невозможно.. Это просто можно назвать чудом», – Гельмут Шмидт знает, о чем говорит.