До 1 октября глава президентской администрации Сергей Иванов должен был доложить Владимиру Путину о выполнении его апрельских указов о борьбе с коррупцией. В том числе о результатах проверки одной из их главных новаций – деклараций о расходах чиновников. Хотя официальных сообщений об отчете не поступало, понятно, что Иванов выполнил поручение начальника – просто сообщение о результатах проверки решили приурочить к намеченному на конец месяца заседанию президентского Совета по противодействию коррупции.
Поднятие зарплаты подтверждает тот факт, что президент уверен, что эти люди не берут взяток
Рассказывать будет о чем – хотя структуры администрации президента проверяли лишь некоторые из поданных деклараций, в основном тех, кто назначался указами президента (уровень замминистра и выше, начальники региональных управлений силовых структур и т.д.), уже выявлены несколько случаев предоставления чиновниками достаточно высокого уровня (включая силовиков) недостоверных сведений. В этот же понедельник, когда истек срок проверки, а Иванов еще раз подтвердил наличие таких чиновников, и были подписаны указы о повышении зарплат. Они касаются чиновников самого высшего уровня – в частности, вице-премьеров, министров, секретаря Совбеза, генпрокурора и главы Следственного комитета, членов ЦИК.
Новость о том, что нескольким десяткам человек было проведено повышение зарплат, часть комментаторов встретила дежурными упреками в том, что власть непоследовательна – правительство говорит об урезании расходов бюджета и предлагает заморозить индексацию зарплат федеральных госслужащих, а Кремль повышает членам правительства зарплату. Но по сути речь идет о совершенно разных проблемах – повышение зарплат высших чиновников нужно рассматривать как часть антикоррупционной кампании и создание новых правил работы на государство.
«Все это звенья одной цепи – наведения порядка внутри государственной службы, – говорит руководитель Центра изучения элит Института социологии РАН Ольга Крыштановская. – Идет процесс, о котором не пишут и который сами власти не афишируют. Процесс «обеления» зарплат, которые состояли из «серой» и «белой» части. «Белые», официальные доходы руководителей формируются из оклада, умноженного на соответствующий коэффициент – у кого-то он равен 4, у некоторых высших чиновников он доходил до 12. Официальный оклад привязан к тарифам, которые утверждает Госдума. А в латентную, скрытую часть «белой» зарплаты входят те самые коэффициенты, премии и выплаты, которые принимаются внутренними распоряжениями ведомств, в том числе и администрации президента. В сумме все это и составляет «белую» зарплату чиновника».
В указе Путина сказано, например, что денежное вознаграждение министра иностранных дел составит с 1 сентября этого года 53 492 рубля. Значит, раньше оно было еще меньше. При этом личный доход Сергея Лаврова за прошлый год составляет вовсе не чуть более полмиллиона рублей (как было бы, учитывая 13-процентный налог), а 4 миллиона, и все они получены по основному месту работы. То есть Лавров зарабатывал чуть более 300 000 рублей в месяц – причем до всякого повышения. Та же ситуация и с силовиками – директор ФСБ Бортников отчитался за 5 миллионов рублей дохода, то есть у него выходило около 400 тысяч в месяц. И это со всеми надбавками за звания, секретность и прочее.
То, что оклады силовых министров не упоминаются в нынешних указах Путина, объясняется тем, что им зарплату он повысил еще в мае. Тогда у Бортникова «денежное вознаграждение» повысилось до 65 тысяч в месяц. Впрочем, и сейчас силовики получили прибавку – только с 1 сентября следующего года. Отдельным указом обговорено, что коэффициент «ежемесячного денежного поощрения» поднимется с 3,9 оклада до 5,6.
«Поднятие зарплаты узкой группе высших чиновников подтверждает тот факт, что президент считает и уверен, что эти люди не берут взяток», – говорит член президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека, председатель Национального антикоррупционного комитета Кирилл Кабанов. «Когда мы говорим о высокой заработной плате, это означает, что в случае чего президент может спросить у чиновника – у тебя высокая зарплата, большой социальный пакет, и чего тебе не хватало? Когда у нас чиновники получали маленькую зарплату, то нам говорили – а как же вы хотите, чтобы они не воровали? У нас получается, что зарплаты высших менеджеров тех же госкомпаний или госмонополий сильно выше зарплаты тех министров, которые их курируют. Здесь нарушена антикоррупционная логика. И сейчас ситуацию пытаются привести в некоторое соответствие. Представьте себе, например, ФСБ. У этой службы под оперативным контролем находится множество госкорпораций, и директор вполне может спросить у своего окружения – а почему у Миллера в Газпроме зарплата такая большая, а у меня такая маленькая?».
Сам курс на повышение зарплат высших руководителей позволит избавиться от «серой» составляющей, говорит Крыштановская. «Кроме всех этих коэффициентов и надбавок внутри госмашины были еще и «серые», конвертные выплаты – можно назвать их премиями или доплатами. И в последние два года предпринимаются значительные усилия по их «обелению», хотя это иногда страшно неудобно – например, налогов становится больше. И нынешнее повышение идет как раз в этом направлении».
Почему невозможно просто установить высокий оклад для высших чиновников, избавившись как от коэффициентов, так и от конвертов? Мешает общественное мнение, убеждена Ольга Крыштановская.
«Как можно сделать большую зарплату высшим чиновникам в стране, где средняя зарплата – 20 тысяч? Невозможно объяснить людям – как же это мы повышаем зарплаты этим сволочам, которые все коррумпированы? Ведь считают, что у министров маленькая зарплата, но они богатые люди, потому что воруют. Сейчас в обществе есть такое мнение, что раз чиновник имеет хорошую машину и дом, то значит он коррупционер. Потому что как можно с зарплаты в 55 тысяч построить себе роскошный особняк? Но ведь это не коррупция – если учесть, что в реальности он получает зарплату гораздо большую. Для того чтобы преодолеть это отношение, нужно объяснять людям, что работа высшего чиновничества требует колоссальной квалификации, опыта и знаний в самых разных отраслях, полной самоотдачи. Эта работа иногда гробит здоровье людей, и об этом нигде никогда не пишется, в то время как американцы постоянно снимают фильмы о тяжком труде собственных руководителей».
Общество должно постепенно понять, что государственное управление – это очень сложная работа, говорит эксперт. Власть и общество должны договориться о том, сколько же должен получать человек, который работает, не жалея себя с утра до ночи, должен быть некий консенсус, считает Крыштановская.
«Сейчас это не объясняется людям, но должна быть дискуссия на эту тему. И необходимо отделять зерна от плевел – безжалостно сажать и наказывать коррупционеров и при этом говорить о честных чиновниках. Ведь в нашем обществе утвердилась мифология о том, что все чиновники – воры, и если сначала повышать зарплаты, а потом уже объяснять, почему это делается, то тем самым фактически дается козырь в руки оппозиции. Нынешнему повышению не предшествовала работа по разъяснению того, что такое работа высшего чиновника».
У нас в обществе огромный разрыв в доходах, поэтому, конечно, оно будет недовольно повышением зарплат, считает Кирилл Кабанов:
«Но высокие зарплаты высших чиновников не являются главным раздражителем, потому что все-таки у нас есть сакральное отношение к власти. И что с того, что у них зарплаты небожителей? Кто-то будет возмущаться, кто-то скажет, что, может быть, меньше будут воровать».
По мнению Крыштановской, нынешнее повышение лишь первый шаг – необходимо кардинальное увеличение зарплат высших чиновников. А точнее просто легализация тех расходов, которые и так несет государство:
«Выведения на свет большой зарплаты недостаточно, потому что еще не монетизированы их льготы: квартиры, которые даны чиновникам и через год приватизированы, государственный транспорт со всем его обслуживанием, медицина, курорты, обслуга. В рамках общего процесса демократизации власть хочет ликвидировать антагонизм между людьми во власти и людьми вне власти, а для того чтобы эта власть стала нашей, должно быть все прозрачно. То есть монетизировано. Ведь само правительство объявляло об этом, говорило, что давайте сделаем все прозрачным, чтобы были не какие-то абстрактные санатории, а все было подсчитано в деньгах.
Два года назад я подсчитала все это и опубликовала – у меня получалось, что средняя зарплата для чиновников высшего ранга должна быть около 2 миллионов в месяц. Такая сумма получается в результате монетизации всего – в том числе и квартир. Берем среднюю стоимость элитной квартиры, которую он получает и приватизирует, и делим на среднее количество лет, которое чиновник работает. Тогда меня подвергли жуткой критике, хотя сейчас речь фактически идет о движении в том же самом направлении».
Монетизировать льготы сложно, хотя постепенно к этому все идет, говорит Кирилл Кабанов:
«У нас постепенно уменьшается та собственность управления делами президента, которая носит обслуживающий, обеспечивающий характер – например, всевозможные объекты здравоохранения. Но если сразу провести монетизацию, то что делать с этими объектами? По плану управления госимуществом до 2017 года этих ФГУПов не будет – тогда, по всей видимости, и будет проходить процесс монетизации. Сейчас в некоторых учреждениях, например в правительстве Москвы, это уже постепенно происходит».
Монетизация чиновничьих льгот все равно не поставит в один ряд представителей разных социальных групп: даже в нынешнем правительстве доходы его членов отличаются в 200 раз – за счет того, что некоторые из министров пришли из бизнеса и продают акции или собственность, или же их жены зарабатывают большие деньги.
«У нас капитализм, – говорит Ольга Крыштановская. – И что же теперь, не давать возможности людям, у которых успешные и талантливые дети или жены, работать на госслужбе? Государство должно заниматься имиджем чиновников и бизнеса, объяснять людям, что такое справедливое неравенство. Есть неравенство, которое люди готовы принять – если человек получает Нобелевскую премию, люди же не возмущаются, хотя они понимают, что лауреат получает миллион долларов».
Вся система госслужбы у нас испытывает тектонические сдвиги – меняется система кормления, введенная у нас в 15-м веке, считает Крыштановская. «Если Медведев только много говорил о борьбе с коррупцией и ничего не делал, то Путин, вернувшись в Кремль, начал резко предпринимать конкретные шаги по борьбе с коррупцией, – говорит эксперт. – Власть сейчас действительно использует системный подход в выработке новых правил для госслужащих».
«Перед властью стоит непростая задача – а если мы начнем сейчас всех наказывать по новым правилам, то не окажемся ли мы вообще без чиновников? Такая опасность есть, поэтому нужно постепенно менять правила игры, «обелять» доходы, ставить новые рамки – вот декларация о доходах и расходах, вот запрет на владение собственностью и счетами за границей. Раньше было чистое поле, а сейчас коридор – нельзя его сделать слишком узким, а то никто через него не пройдет».
При этом понятно, что общество ждет от Путина новых решительных шагов по борьбе с казнокрадством. «Дело Сердюкова», вначале служившее подтверждением решимости навести порядок, теперь начинает работать уже против власти.
«Делом Сердюкова» власть дала ощущение надежды, а потом эта надежда исчезла и наступило разочарование, – говорит Кабанов. – Люди ждут практических шагов по борьбе с коррупцией. Хотя на самом деле борьба с коррупцией – это ведь борьба с самим явлением, а уже потом с коррупционерами. Но людям этого не объяснишь, да и слишком долго нужно бороться – а люди хотят крови и сейчас. Это в любом обществе, не только у нас. Поэтому в эту топку периодически нужно подбрасывать поленья».
Пропагандистского обеспечения у антикоррупционной кампании практически нет, и эта тактика была выбрана президентом, считает Кабанов:
«Путин понимает угрозу коррупции больше чем кто-либо, тем более что потенциально это угроза и для него лично. И он видит две угрозы – от общества, которое недовольно коррупцией, и еще большую угрозу – от коррумпированной части бюрократии, клептократии, которая раскачивает оппозицию и использует ее для атаки на Путина под антикоррупционными лозунгами. Так что он ходит по минному полю, поэтому не все шаги делаются так резко, как хотелось бы».
При этом власть пытается бороться с коррупцией не только в рядах чиновников, но и в бизнесе, говорит Кабанов и приводит ряд примеров: «Например, в «Ростелеком» назначают человека с безупречной репутацией, который не играет ни в чьей команде, хотя было множество претендентов. Значительно уменьшился объем закупочных мероприятий в Газпроме, а они тоже были источником многих коррупционных дел. Но это не громкие, не публичные шаги, о них многие не знают, вот и складывается впечатление, что ничего не делается. Хотя делается, просто без шума. Потому что нельзя пугать это болото – сдуру они могут что угодно сделать, мы это уже видели».
К предстоящему в конце месяца заседанию президентского Совета по противодействию коррупции готовятся различные предложения по совершенствованию борьбы с казнокрадством. Кирилл Кабанов, возглавляющий профильную комиссию Совета по правам человека, которая также готовит свои рекомендации, говорит, что они направлены на ужесточение различных форм ответственности за коррупцию (в том числе и уголовной), и на меры по возврату из-за рубежа похищенной коррупционерами собственности. Кабанов говорит, что сталкивается и с сопротивлением – «идет лоббирование со стороны бюрократии, в том числе и со стороны Госдумы и других органов власти, которая не хочет ужесточения мер по практическому противодействию коррупции».
Если раньше в первую голову нужно было наказывать коррупционеров, и этого было достаточно, говорит Крыштановская, то сейчас важнее выводить честных чиновников из-под мифологии «жуликов и воров», говорить о работе и заслугах порядочных людей. Должна быть системная работа в этом направлении – увы, пока что нет таких действий, государство очень плохо объясняет людям свою политику.