– Валерий Александрович, а можно ли спланировать будущее?
– Не можно, а нужно. Но сегодня никакого плана нет. У общества нет видения того, какой будет Россия через 12–20 лет. Правда, уже начали появляться некоторые соображения по поводу того, что из себя будет представлять Россия по прошествии нескольких лет. И это правильно, ведь без начала таких разговоров вообще невозможна какая-то осмысленная политика такой большой страны, как Россия.
Всегда есть шансы на победу. Пока последний час не пробил, шансы остаются. И у России они есть
– А у Вас есть такое видение?
– Есть. Начнем с самого простого – каков будет уровень жизни. Зарплата в России приблизится к среднеевропейской, а может даже и выйдет на этот уровень. Хотя она будет ниже, чем в ведущих странах Западной Европы – Великобритании, Германии, Франции.
Значительная часть населения – десятки миллионов людей – будут иметь такие же доходы, как в ведущих европейских странах. Учитывая сохраняющийся большой разрыв между богатыми и бедными, многие люди будут оставаться относительно бедными. Но уже десятки миллионов людей будут иметь очень высокую, по нашим меркам, зарплату.
– То есть, мы уже не то чтобы разбогатеем, но кошельки наши станут толще? А как это отразится на покупательской способности и на потребительском рынке в целом?
– В России будет самый большой потребительский рынок в Европе – по своему потребительскому потенциалу наша страна обойдет все европейские страны. Уже сейчас в России продается, насколько я помню, больше двух миллионов автомобилей, из них – более миллиона импортных. Даже если темпы продажи и потребления автомобилей будут снижаться (что может случиться), мы в обозримой перспективе, очевидно, обойдем даже Германию. А об этом трудно было даже подумать лет семь назад.
Валерий Фадеев на заседании клуба 4 ноября (Фото: Сергей Иванов/ВЗГЛЯД) |
– То есть, Вы полагаете, что Россия действительно «войдет в пятерку» ведущих экономик?
– Да. Я не думаю, что к 2020 году по мощности экономики мы догоним Германию. В то же время, наше потенциальное место рядом с ней или даже чуть выше. Не к 2020, но уж к 2030 году расстановка будет следующей: на первом месте будет Китай, затем США, потом, скорее всего, Индия, Япония и Россия. Вот правильная и желаемая расстановка экономической мощности где-нибудь к 30 году.
Но надо понимать, что Индия – страна, обремененная сотнями миллионов нищих людей. И в некотором смысле, хотя по ВВП она будет высоко в таблице, но в качественном отношении будет слабее, чем остальные лидеры.
– Что же собой будет представлять структура российской экономики?
– Когда говорят, что мы перейдем к инновационной экономике, то надо иметь в виду, что мы вовсе не забросим сырье и его переработку. Его у нас очень много, причем разного. Не только нефти и газа. У нас есть, например и пресная вода, которая в некоторых странах мира к 2020–2025 годам станет дефицитом.
России располагает запасами самого разнообразного сырья. И мы, конечно, должны его добывать, перерабатывать и поставлять на внешние рынки. Это, в некотором смысле, наш долг. Если у нас есть сырье, и другим странам оно нужно, то мы должны дать им возможность это сырье у нас купить.
Другое дело, желательно его перерабатывать и продавать не просто как сырье, а как готовый продукт, чтобы получать большую добавленную стоимость. Но мы не имеем морального права не разрабатывать наши собственные ресурсы. Кроме того, если мы не будем добывать, перерабатывать и продавать их, то напряжение в мире будет возрастать, а требования к России – расти.
– То есть, отрасли, связанные с добычей энергоносителей, останутся главными? А как же инновационная модель?
– Принято ошибочно считать, что энергетика – это не инновационная отрасль промышленности. Энергетика – это одна из самых инновационных отраслей в мире. Если вспомнить еще и об энергосбережении (а тут мы действовать даже не начинали), то мы увидим гигантский потенциал новшеств, горизонты в десятилетия. Это и эффективные методы добычи нефти, и методы транспортировки, и экономия при транспортировке электрической энергии, и новые, более эффективные турбины, которые производят электричество, и так далее.
Следующий аспект – это машиностроение. Многие отрасли его почти потеряли за годы перехода от планового хозяйства к современной экономике. Но это не означает, что мы все потеряли. Мы должны упорно продолжать поддерживать то, что есть, и развивать новое.
Государство здесь действует вполне полезно. Было почти потеряно авиастроение. Но есть признаки того, что мы можем не потерять его совсем. Идея создания в Жуковском большой национальной авиастроительной компании с инженерными центрами, с множеством научных разработок – это очень верное направление. Частный бизнес сейчас очень активно работает в машиностроении – и очень эффективно.
Понимаете, чтобы ни говорили о постиндустриальной экономике и о том, что теперь значение имеют только услуги и финансы, промышленность все равно важна. Тот, кто производит товар, станок, пушку, в конце концов, остается сильным.
– А как насчет того, что нужно собственному потребителю, обычному человеку?
"Значительная часть населения - десятки миллионов людей - будут иметь доходы как в ведущих европейских странах" (Фото: Сергей Иванов/ВЗГЛЯД) |
Что же касается питания, то наша сельскохозяйственная отрасль имеет прекрасные перспективы. Она сильно сократилось за 90-е годы, но те компании, которые выжили и энергично развивались, очень сильны. Вы знаете, что мы сейчас собираем зерна больше, чем в советское время. Много зерна идет на экспорт. Так что у нас есть гигантский потенциал. К тому же, развивать заново эту сферу мы только начали. А элементарное наведение порядка дает 30–40 центнеров с гектара. А ведь мы еще не начали осваивать современные агрометоды и технологии. Когда мы их освоим, то на наших землях будет не 40, а 80 центнеров с гектара. Причем, хорошего, качественного зерна.
Иными словами, сельское хозяйство не разрушилось полностью, каркас его есть. С другой стороны, это не означает того, что оно везде процветает. Есть регионы, в которых настоящие черные дыры – там не осталось ничего вообще. Нужна осмысленная государственная политика, развивающая сельское хозяйство в аграрных регионах.
– Это Вы говорите о том, что у нас уже есть. А как насчет инноваций?
– Надо понимать, что инновации – это не только технические новшества. Скажем, переход от торговли в мелких магазинах на торговлю в крупных супермаркетах – это большая рыночная инновация.
Инновации – это вообще все то, что задействует творческий потенциал людей. И не обязательно это область высоких технологий и пресловутых нанотехнологий. Наша задача в том, чтобы творческие люди стали подниматься, чтобы они получили возможность раскрытия своего потенциала. Вот что имеется в виду, когда наши политические руководители говорят об инновации. А области применения самые разные: то же самое сельское хозяйство – инновационная вещь.
Разумеется, важнейшая инновационная сфера – это именно технологии. Здесь сконцентрирована значительная часть науки и инновационного бизнеса. У нас есть военные и атомные разработки. Сейчас важно найти механизмы, через которые бы эти технологии каким-то образом транслировались, осваивались в хозяйстве страны. Это первое.
А второе – нужно развивать новые направления. Яркий пример – нанотехнологии. Принято решение о выделении значительных денег на развитие нанотехнологий. Будут финансироваться научные институты, инновационные проекты. Бизнес, который будет осваивать эти технологии, превращая их в товары с выходом на рынок, получит доступ к кредитам.
– Вы говорите, что инновации помогут людям раскрывать свои таланты. Но ведь помимо талантов нужно еще и образование – а его уровень сегодня оставляет желать лучшего…
– Действительно, мы очень много потеряли по части образования за 90-е годы. И даже раньше: образование стало «хужеть» еще в советское время. И эта тенденция пока не сломана. Стоит задача радикального улучшения качества российского образования – высшего и среднего.
Здесь пока много дискуссий, и единой концепции пока нет. Такие решения, как введение ЕГЭ, не являются той мерой, которая позволит улучшить качество образования.
Скажем, финансирование среднего образования надо увеличивать в несколько раз. И ясно, чтобы учили молодые талантливые люди, нужна высокая зарплата учителям. Необходимо финансирование пединститутов. Тогда можно надеяться, что лет через 10-15 штат школьных учителей начнет обновляться и улучшаться.
К тому же, нам нужно выработать систему тиражирования качественного образования. И Запад здесь не пример. В России есть сотни школ с очень высоким – абсолютно мировым – уровнем образования… Конечно, нельзя повторить абсолютно точно результат каждого уникального проекта, но тем не менее, если использовать качественные методики, то можно добиться гораздо большего успеха во всей системе.
Что касается высшего образования, то я считаю необходимым создание нескольких новых университетов мирового уровня. Создать принципиально новый университет. А вот тут Запад как раз нам и может помочь…
– Перспективы у России, как видно из Ваших слов, просто восхитительные. Но как же мы к ним придем?
– Здесь всегда есть только один вопрос – готова ли элита выполнить эту работу. Увы, элита сегодня не вполне годится для решения таких вопросов. Но другой у нас нет, и импортировать ее нельзя.
Существует два подхода. Первый – он же неправильный – сетовать на качество элиты и пытаться предложить какие-то методы, повышающие ее качество. Например, начать борьбу с коррупцией. Якобы, можно добиться того, что элита будет менее коррумпированной и тогда она будет больше думать о собственной стране и решать глобальные задачи. Но это наивно…
Большой проект – вот что сможет двинуть страну. Большой проект будет выдвигать требования к обществу – и к элите, в первую очередь. Если такие требования будут удовлетворяться, то тогда проект сдвинется с места.
"Мы недавно наблюдали крах СССР, и мы видели, как Российская Федерация удержалась" (Фото: Сергей Иванов/ВЗГЛЯД) |
Очень многие люди хотят перемен, хотят реализовать себя в позитивной деятельности, а не только в том, чтобы купить много недвижимости и иметь большие счета в банке. Большой проект дает возможность людям это сделать – они начинают видеть, как можно реализоваться. А когда перспективы нет, то энергия чаще уходит в накопительство и большие взятки.
Соответственно, плана, проекта – недостаточно. За ним должны обнаружиться конкретные возможности. Таким образом, должна появиться критическая масса людей из «верхних» классов, которые более-менее одинаково представляют себе проблемы и одинаково видят будущее страны. Если они будут действовать синхронно, то машина начнет работать на достижение определенных целей.
Но нужно помнить и о внешней проблеме.
– И в чем у нас внешняя проблема?
– Мир крайне нестабилен. Как он будет развиваться дальше – никому не ясно. Риски глобальных кризисов велики.
Эпоха глобализации подошла к своему пику. Как дальше будет управляться мир, и как будут взаимодействовать ведущие игроки? Вот это неясно. И большой вопрос – хватит ли у лидеров мира разума договориться…
– А Россия?
– Россия сегодня выглядит наиболее прагматичной и разумной. И именно поэтому она подвергается многочисленным нападкам, так как большинство наших партнеров находится в плену старых идеологических догм, и поэтому мы не можем договориться. Когда Путин выступал с Мюнхенской речью, которая показалась жесткой, он на самом деле демонстрировал трезвость и реализм, которые не понимаются многими нашими партнерами на Западе.
Если страна не будет усиливаться, то рано или поздно внешние риски начнут крушить наше хозяйство и социальную систему. Тогда наступит кризис, старая элита будет отвергнута, и возникнет новая элита.
Мы недавно наблюдали крах СССР, и мы видели, как Российская Федерация удержалась. Она ведь вполне могла развалиться в 90-е. Но, к счастью, этого не произошло – значит, наша элита может быть ответственной.
А если мы не справимся с решением поставленных задач, то нас ждет кризис, сравнимый с кризисом Советского Союза, а может даже и больше. И тогда ситуация станет опять неуправляемой.
Но сейчас у нас крайне благоприятная ситуация для решения больших задач, и было бы крайне безответственно не воспользоваться этим.
– Ваши прогнозы очень оптимистичны…
– А я и есть оптимист. Перед оптимистом всегда возникают новые горизонты, новые возможности и перспективы. Оптимист всегда готов совершить действие.
Вот вспомните Гуса Хиддинка. Вот это оптимист! Пока финальный свисток не прозвучал – игра не проиграна. И даже проиграв, можно преуспеть – если хорваты правильно сыграют.
Всегда есть шансы на победу. И это правильный подход к жизни. Пока последний час не пробил, шансы остаются. И у России они есть.