Одной из самых обсуждаемых тем прошедшей недели стала дискуссия, спровоцированная неосторожной фразой одного из профессоров нашего университета, о том, был ли захват театрального центра на Дубровке в Москве частью «освободительного движения» чеченского народа. Давайте разберемся

Террористический акт в театре на Дубровке, совершенный группой чеченских террористов в октябре 2002 года, – один из самых трагических эпизодов истории России и мира начала нынешнего столетия, на одном уровне с терактами 11 сентября 2001 года в США и трагедией в Беслане 1 сентября 2004 года. Феномен терроризма, как национального, так и международного, действительно отличается политическими целями. Именно политика отделяет терроризм от бандитизма. Однако считать теракт на Дубровке эпизодом национально-освободительного движения – не только неправомерно, но и неприемлемо как с морально-этической, так и с исторической точек зрения. Не говоря уже о стороне политической.

Во-первых, подобное объяснение является осознанным стремлением если не оправдать, то, по крайней мере, смягчить вину террористов. Оно переворачивает моральную сторону вопроса с ног на голову и выставляет террористов этакими «благородными разбойниками», руководствующимися высокими целями и идеалами, хотя и прибегающими к недопустимым методам. В результате жертва терактов предстает в роли палача, а палачи – жертвой.

Подобное совершенно недопустимо. Современный терроризм, связанный с захватом или убийством большого числа ни в чем не повинных людей, как и геноцид, во всем мире считается абсолютным злом, которому не может быть оправданий или смягчающих обстоятельств. Это восприятие отражено в десятках международных документов, включая резолюции Совета Безопасности ООН и международные конвенции, не говоря уже о сотнях национальных документов разных стран мира.

В отношении таких преступлений, как терроризм, геноцид, этнические чистки, рабство и другие преступления против человечности, принцип «цель оправдывает средство» не действует, и моральная оценка их действий не берет и не должна брать в расчет их политические мотивы – какими бы они ни были. В противном случае можно будет оправдывать и обелять и организаторов терактов 11 сентября, и зверства запрещенного в России «Исламского государства*», и акты геноцида, начиная с Холокоста, и этнические чистки в ходе гражданских и межгосударственных войн и прочее.

Во-вторых, представлять теракт на Дубровке частью борьбы Чечни за независимость глубоко ошибочно с исторической точки зрения. К тому моменту за независимость выступала лишь небольшая часть чеченского народа и элит. Главное же то, что за период между 1996-м (Хасавюртовские соглашения и вывод федеральных российских войск из Чечни) и 1999-м (нападение террористических отрядов Басаева и Хаттаба на Дагестан) произошло сращивание и переплетение чеченских сепаратистов с международным исламистским террористическим интернационалом. Первые получали финансирование, поддержку, литературу, подпитку кадрами и даже главарей (тот же Хаттаб) от второго.

Широко известно, что многие представители чеченских бандформирований проходили обучение в тренировочных лагерях «Аль-Каиды*» и Талибана* в Афганистане и в других контролируемых радикальными исламистами и террористами местах.

Соответственно, как минимум с 1999 года Россия сталкивалась в Чечне и на Северном Кавказе в целом уже не столько с сепаратизмом, сколько с международным исламистским терроризмом. До вторжения США в Афганистан (2001 г.) и Ирак (2003 г.) именно Россия являлась главной мишенью этого интернационала, а на ее территории проходил главный фронт борьбы с международным терроризмом. И именно с международным терроризмом в лице радикальных исламистов, стремившихся превратить как минимум весь Северный Кавказ (а в идеале весь мир) в халифат, Россия столкнулась вечером 23 октября на Дубровке.

В-третьих, характеризовать тот теракт как проявление борьбы чеченского народа за независимость (и автоматически представлять Россию угнетателем и «тюрьмой народов») – значит, полностью вставать на сторону тех недоброжелателей нашей страны, которые как раз и обвиняли ее в том, что ее политика на Северном Кавказе конца 1990-х – начала 2000-х была якобы ничем иным, как подавлением стремления Чечни к независимости.

Вспомним лишение российской делегации в Парламентской ассамблее Совета Европы (ПАСЕ) права голоса в 2000 году из-за «нарушений прав человека» в ходе контртеррористической операции в Чечне, доклады бывшего в начале 2000-х докладчиком ПАСЕ по Чечне лорда Фрэнка Джадда, предоставление Великобританией политического убежища террористам вроде бывшего «министра иностранных дел» так называемой Чеченской республики Ичкерия Ахмеда Закаева, длительное нежелание США включать лидеров террористического подполья Северного Кавказа в собственные списки международных террористов и многое другое.

Все это было ничем иным, как борьбой против восстановления России после падения и хаоса 90-х, против укрепления государства и государственного суверенитета, против возвращения России в число великих держав. Были тогда и те, кто открыто симпатизировал террористам – не потому, что им импонировала радикальная идеология или методы исламистов, но потому, что им не хотелось возрождения сильной России.

С годами тема Чечни отошла в повестке российско-западных политических баталий на второй план. Прежде всего потому, что в самом регионе наступила стабильность, и никакого массового «народно-освободительного движения» там нет и в помине.

Однако противостояние и соперничество великих держав, стремление ослабить Россию и вернуть ее обратно в 1990-е никуда не ушли. Напротив, они резко обострились, и никаких предпосылок для улучшения отношений России с США и рядом европейских стран на сегодняшний день нет.

В случае победы в США в ноябре этого года Дж. Байдена критика в адрес России по поводу нарушений прав человека – в любых ракурсах – резко обострится. Наверняка всплывет и тема Чечни. Так зачем же подбрасывать недоброжелателям дополнительные поводы и аргументы?

* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ