Ровно 65 лет назад Никита Хрущев стал первым секретарем ЦК КПСС. Будучи отнюдь не самым ярким лицом в окружении Сталина, он стал руководителем огромной страны, низвергнув своих заклятых товарищей из ЦК, а впоследствии и самого Сталина – как образ непогрешимого «вождя народов».
Однажды мой приятель раскопал стенографические отчеты XXII съезда КПСС и с придыханием сообщил мне потрясающую вещь: «При Хрущеве на партийных съездах было очень интересно! Там разговаривали с покойниками! И не простыми покойниками, а с самим Лениным!»
Из отчетов следовало, что вынос Сталина из Мавзолея был инициирован самим вождем мирового пролетариата. Посредником между Никитой Сергеевичем и Владимиром Ильичом при этом вступила старая большевичка Дора Абрамовна Лазуркина, член партии с 1902 года. Вот что она заявила с партийной трибуны:
«Я считаю, что нашему прекрасному Владимиру Ильичу, самому человечному человеку, нельзя быть рядом с тем, кто хотя и имел заслуги в прошлом, но рядом с Лениным быть не может».
Хрущев подхватил – правильно! (Бурные и продолжительные аплодисменты.)
Лазуркина продолжила: «Товарищи! Вчера я советовалась с Ильичом, будто бы он передо мной как живой стоял и сказал: «Мне неприятно быть рядом со Сталиным, который столько бед принес партии». (Бурные и продолжительные аплодисменты.)
Как говорится, комментарии излишни.
Я родился несколько позже тех событий – когда в моду уже вошли слова «субъективизм» и «волюнтаризм», а сатирики-куплетисты из «Голубого огонька» крыли правду-матку с экранов телевизоров:
«Мы недаром изменили / взгляд на разные дела, / вот культуру зря делили / для столицы, для села...».
После снятия «Никиты Чудотворца» со всех должностей это было вполне в духе нового времени.
Так что Хрущев был для меня не «первым секретарем ЦК КПСС», а героем анекдотов, где присутствовали кукуруза, «кузькина мать» и пресловутый ботинок с заседания ассамблеи ООН. Но на моих родственниках Никита Сергеевич успел отыграться по полной. После его гордого, обращенного к Западу заявления: «Мы ракеты как колбасы делаем» – отца из солнечной Одессы, из знаменитого артиллерийского училища, отправили переучиваться «со стволов на ракеты» практически в чисто поле, в далекую Сибирь, в Томск.
Советский Союз тем временем продолжал процесс укрепления дружбы стран, вставших на путь построения социализма. Иногда это проходило за счет собственных граждан. Одна моя близкая родственница поступила в Ленинградский педиатрический медицинский институт, где отучилась два месяца. После этого приехала большая группа студентов из братского Китая, и всех иногородних, занимавших места в общежитии, отправили на улицу.
Увы, эта жертва оказалась напрасной, и вскоре символ вечной дружбы между двумя великими народами – песня «Москва–Пекин» – перестала звучать из радиоприемников.
В 1970-е годы о Хрущеве практически не вспоминали. Гораздо больше был популярен его предшественник – Иосиф Сталин. Мой отец тогда служил в Грузии, и машины с фотографией генералиссимуса на лобовом стекле попадались мне регулярно.
Более того, в реалиях жизни советских военных гарнизонов к Хрущеву относились с легким презрением. Зачастую произносилась фраза: «При Сталине был культ. Но была и личность!»
Помню, как в нашем гарнизонном клубе показывали комедию 1955 года «За витриной универмага». Один из главных героев – бывший майор Советской армии, устроившийся на работу продавцом. Это сильно возмутило зрителей – старых офицеров, не поскупившихся на реплики в адрес «проклятого кукурузника, развалившего армию». Я услышал рассказы о том, как ветеранов Великой Отечественной войны, героев, выбрасывали из рядов Вооруженных сил, не дав им дослужить буквально несколько месяцев, без пенсии и наличия мирной профессии.
Действительно, реформа, в ходе которой армия сократилась более чем на 1 млн человек, была проведена в 1960 году по инициативе Хрущева. Сразу после смерти Сталина аналогичные сокращения проводились министром обороны Георгием Жуковым, но в адрес «маршала Победы» я никаких критических выпадов тогда не услышал.
Во времена перестройки Хрущев перестал быть фигурой умолчания. Его провозглашали борцом с культом личности, инициатором «оттепели», освободителем Александра Солженицына и миллионов незаконно репрессированных. Его времени посвящались книги с говорящими названиями «Те десять лет».
Именно тогда попалась мне в руки книга «Лицом к лицу с Америкой» – о визите Хрущева и его команды в США в 1959 году. Ее авторы получили за нее Ленинскую премию. Столь престижная награда досталась за весьма смелый стиль изложения:
«Американские газетные комментаторы в последние годы, как мухи на дерьмо, бросались на особенно излюбленную тему – недостатки в советском сельском хозяйстве». И таких пассажей там встречалось немало.
Но самое главное – лидер Советского государства был в ней не застылой фигурой с величием на лице, а вполне живим человеком. В чем-то даже вполне симпатичным.
История не любит сослагательного наклонения. Факты же заключаются в том, что все политические противники Хрущева из 1950-х годов ушли из жизни вполне естественным способом, зачастую – в глубокой старости. Ровно то же бывшие соратники позволили сделать самому Хрущеву после 1964 года. Возможно, эта «гуманизация в верхах» и определяет главный вклад Никиты Хрущева в историю нашей страны.