Номинальный захват Турцией Сирии сплотит против нее страны Ближнего Востока, которые увидят в этом захвате попытку Анкары силой восстановить Османскую империю. В результате чего Реджеп Эрдоган лишится союзников в Персидском заливе и объединит против себя арабов и персов.
10 комментариевВосточный союзник
Может ли Россия в конфликте с США рассчитывать на Китай
В Гааге состоялась встреча президента США Барака Обамы с председателем КНР Си Цзиньпинем. Разворачивающаяся из-за событий на Украине глобальная конфронтация России и Запада придает позиции Китая огромный вес. Именно от Пекина во многом будет зависеть скорость трансформации миропорядка.
Выступая перед прессой до начала встречи, Обама рассказал, что они с Си Цзиньпинем планируют обсудить ситуацию на Украине, денуклеаризацию Северной Кореи, а также борьбу с изменением климата. Обама также отметил важность двустороннего сотрудничества между США и Китаем: две страны работают над устранением существующих в их отношениях трений по таким вопросам, как права человека, разрешение территориальных споров в Южно-Китайском море и Тихоокеанском регионе. Обама выразил надежду, что конструктивное сотрудничество позволит разрешить все проблемы и найти решения, удовлетворяющие все стороны. «Китай твердо намерен выстроить новую модель отношений между крупнейшими мировыми державами, – заверил в ответ китайский лидер. – Мы придерживаемся политики предотвращения конфронтации, взаимного уважения и взаимовыгодного сотрудничества с Соединенными Штатами».
Сильная Россия и сильный Китай не просто выгодны друг другу – у них нет принципиальных противоречий и конфликтных зон, они обречены быть союзниками
Переводя на русский – Америка делает вид, что она готова решить все проблемы с Китаем (хотя они нерешаемы, скорее наоборот, Обама, например, недавно встречался с далай-ламой, что было воспринято Пекином как демонстративно недружественный шаг), а Китай говорит, что хочет не конфликта, но новой модели отношений. «Между крупнейшими державами» – формально речь идет о США и КНР, но все понимают, что в нынешней ситуации Си говорит о многополярном мире. Понятно, что главным вопросом на встрече двух руководителей была международная напряженность, резко усилившаяся вследствие украинского кризиса.
Кризис уже фактически привел к новой холодной войне – США вводят санкции против России и намерены устроить блокаду нашей страны. Пока что американцам не удается выстроить даже своих европейских союзников, но по мере того, как шансы на урегулирование ситуации на Украине путем переговоров России и Запада будут уменьшаться, вероятность капитуляции Европы под американским давлением будет расти. Россия не хочет обрыва экономических связей с Европой, потому что это приведет к двустороннему ущербу, но, в принципе, готова отстаивать свои национальные интересы и такой ценой. Тем более что все наши попытки выстраивать отношения с Европой как с самостоятельным игроком (а не полуколонией англосаксов) оказались не особо успешными.
Разворот России на восток и юг имеет не только внешнеполитические, но и внутрироссийские причины – о том, что развитие Дальнего Востока и Сибири становится главной национальной задачей, Владимир Путин говорил еще в декабрьском послании. Трансконтинентальные инфраструктурные проекты (дороги, связь, энергопроводы и новые поселения), соединяющие Тихоокеанский регион и Европу, давно уже осознаются как уникальная возможность как для успешного развития России, так и для создания нового экономического хребта Евразии, что будет способствовать смене полюсов силы в глобальном масштабе. В идеале это должно было бы стать совместным проектом всех цивилизаций Евразии: русской, европейской, китайской, японской (об этом, кстати, говорил в своем недавнем докладе на президиуме РАН глава РЖД Якунин).
И рано или поздно он таким и будет, но пока что перед нами стоит более локальная задача: понять, насколько в конфликте с США мы способны рассчитывать на стратегические отношения с Китаем. Если посмотреть на историю отношений Китая с Россией и США, то можно будет лучше понять, что движет китайскими лидерами. Хотя США уже не раз предлагали Китаю создать «группу двух» и решать глобальные вопросы вместе, китайцы фактически отвергли это предложение, оценивая его как отвлекающий маневр. Ведь американские аналитики начиная с конца 80-х говорят о том, что Китай является главной угрозой миру по-американски и столкновение Китая и США неизбежно, потому что их противоречия будут возрастать и не могут быть урегулированы путем раздела сфер влияния. Понимают это и в КНР – несмотря на огромную взаимосвязь американской и китайской экономик, там никогда не забывают о том, что именно США являются мировым гегемоном и проводят политику сдерживания Китая – в первую очередь в Тихоокеанском регионе. Множество американских военных баз, от Южной Кореи и Японии до Филиппин и Тайваня, нацелены на КНР. Точно так же и оккупация Афганистана рассматривается Пекином как один из элементов окружения Китая. Если раньше Китай находился в обороне, просто выражая недовольство присутствием американцев в соседних с ним странах, то в последнее время постепенно переходит в медленное наступление – в частности, введя новую зону ПВО над Южно-Китайским морем.
В экономической сфере США уже мало что могут противопоставить китайской экспансии в Юго-Восточной Азии (во многих странах которой этнические китайцы, хуацао, держат в своих руках крупный бизнес – и благодаря их капиталам, кстати, и началось китайское экономическое чудо), но все еще пытаются сдерживать их в Латинской Америке и Африке. Причем в Африке сдерживать китайцев США помогает Европа – например, Франция воевала в Мали не в последнюю очередь, чтобы остановить китайское проникновение. Финансовая мощь КНР, хотя и номинированная в западных валютах, употребляется китайцами для закрепления в различных регионах мира, особенно тех, где располагаются так нужные Китаю природные ресурсы и транспортные узлы, – и со все большим количеством стран Пекин переходит на торговлю в юанях. Для Европы Китай давно уже стал не просто важнейшим экономическим партнером – Гонконг, это своеобразное совместное предприятие лондонского Сити и Пекина, является одним из трех финансовых центров мира, постепенно оттесняя Нью-Йорк и Лондон. Для части мировой элиты, продвигающей процесс глобализации, ставка на Китай уже является основной – эра США закатывается, эра Китая наступает, и почему бы не сделать КНР главной ударной силой глобализации, окончательно списав США – конечно, предварительно получив надежные гарантии того, что Пекин удастся держать в рамках.
- СМИ: АНБ США вело электронную слежку за китайскими политиками
- Китай потребовал от США объяснений по поводу слежки за Huawei
Проблема в том, что никто не может дать таких гарантий – китайская геополитическая концепция предусматривает не подчинение внешнему проекту, а использование его в своих интересах и постепенное переваривание. Грубо говоря, финансовая мощь англосаксов, как и ускоренное обучение китайцев «западной экономике», для Китая то же самое, что и завоевание его Чингисханом, – теперь китайцы не считают его оккупантом, а почитают его как правителя, усилившего их страну, ведь благодаря ему в третий раз в истории Китай был объединен. Война, как и внешнее влияние (финансовое, идеологическое), для огромного и древнего Китая не смертельная угроза, как для других стран, – это скорее болезнь, прививка, после которой можно стать еще сильнее.
Впрочем, в недавней китайской истории были моменты, когда иностранное давление привело к болезни в прямом смысле слова: после опиумных войн XIX века Китай потерял не только часть суверенитета, но и десятки миллионов человек, погибших вследствие употребления индийского опиума, на который англосаксы подсадили жителей Поднебесной. Китай на целый век погрузился в глубочайший кризис, в ходе которого были и восстания, и взятие Пекина европейскими войсками, и гражданская война, и иностранная оккупация. Нынешнее отношение китайцев к России и Западу сформировалось именно в это время, к тому же до XIX века контакты китайцев с внешним миром ограничивались торговлей.
Россия в то время воспринималась Китаем как часть западного мира, то есть такой же агрессор, стремящийся отнять китайские территории и подчинить китайцев своему влиянию. Мы действительно давали повод так думать – русский генерал командовал иностранным корпусом, взявшим Пекин в 1900 году, наше укрепление в Маньчжурии было прямым вызовом единству китайского государства. Но все же китайцы не могут поставить Россию на одну доску с западными колонизаторами – мы приходили в уже ослабленный Западом Китай, не желая наблюдать за тем, как его делят на сферы влияния другие страны. Присоединенные к России земли вдоль Амура китайцы хотя и считали своими, но все-таки в основном это были не освоенные ими территории, а Порт-Артур с КВЖД мы добровольно и безо всякого возмещения отдали Мао.
Отношение китайцев к России стало меняться после революций в наших странах – уже тогда Сунь Ятсен видел в ленинской России опору для китайского противостояния с Западом. В дальнейшем мы последовательно поддерживали обе враждовавшие между собой силы (националистов и коммунистов) в их борьбе с японской оккупацией (при этом оба лагеря обижались на Россию за нашу поддержку независимости Монголии, которую они считали такой же частью Китая, как Тибет или Синьцзян).
С 1949 года, когда коммунисты пришли к власти и положили конец длившему почти треть века расколу страны, и вовсе наступил «золотой век» китайско-русской дружбы. Русские перестали восприниматься как часть западного мира – не только по причине общей идеологии, но и вследствие того, что США были откровенно враждебны Китаю и фактически помогли Чан Кайши отторгнуть часть китайской территории, остров Тайвань (ставший американским авианосцем). Китай и СССР вместе воевали с США в Корее, мы помогали Китаю создавать промышленность и армию, готовили специалистов. И вместе строили планы на светлое будущее, когда коммунизм восторжествует во всем мире.
Но к концу 50-х попытка Хрущева наладить отношения с США вызвала недовольство Мао – Китай увидел в этом не только опасность разворота России, но и возможность отказа Москвы от глобального соперничества с Западом в странах третьего мира (вдобавок в Китае были очень недовольны огульной критикой Сталина, которую развивал Хрущев, считая это предпосылкой к ревизии коммунистической идеологии). Но даже не это было главной причиной разрыва – своими бестактными проектами (наподобие общего, то есть советского, командования силами ВМФ в китайских морях) Хрущев в глазах Мао стал империалистом, то есть тем, кто пытается командовать Китаем.#{interviewpolit}
Даже после скоропалительного отзыва советских специалистов полного разрыва можно было бы избежать, но идеологические разногласия лишь усиливали личностные и межгосударственные трения. В 1964 году сменивший Хрущева Брежнев попытался восстановить отношения, но переговоры с прилетевшим в Москву премьером Чжоу Эньлаем были фактически сорваны глупой выходкой министра обороны СССР Малиновского, который, слегка выпив на кремлевском приеме, стал предлагать китайцам последовать советскому примеру: «Ну вот, мы свое дело сделали – выбросили ... Хрущева. Теперь и вы вышвырните ... Мао, и тогда дела у нас пойдут».
Больше четверти века отношения двух стран были очень плохими – кроме идеологического противостояния, дело доходило до вооруженных конфликтов в 1969 году и их реальной угрозы в 1979 году (когда Китай решил военной силой проучить Вьетнам, помогавший свержению прокитайского правительства в Кампучии). В начале 70-х Китай пошел на восстановление отношений с США, причем если для Мао было важно просто использовать Америку в противостоянии с СССР, то к концу десятилетия Дэн Сяопину сотрудничество с ней нужно было для модернизации Китая и его вписывания в мировую экономику.
В 80-е годы Китай и США оказались по одну сторону баррикад в войне с СССР – Пекин, пусть и в меньшем масштабе, чем Вашингтон, помогал воевавшим с советскими войсками афганским моджахедам. Но уже с середины 80-х отношения Пекина и Москвы стали понемногу выправляться, а визит Горбачева в КНР в мае 1989 года ознаменовал собой примирение.
К этому времени Китай уже 10 лет шел по пути экономических реформ, а Горбачев находился на пике своих политических экспериментов, уже через два года закончившихся развалом страны. Бушевавшие в дни поездки Горбачева митинги на Тяньаньмэнь вскоре были разогнаны китайскими властями – Дэн Сяопин не позволил пойти на реформы в горбачевском стиле в партии, идеологии и власти (в том числе и потому, что еще живо помнил, к какой смуте привел «огонь по штабам» в годы культурной революции). После расстрела на Тяньаньмэнь американцы пытались наказать Китай, но, убедившись, что никакого серьезного влияния на внутренние процессы они оказать не могут, а экономически ссориться просто невыгодно, вскоре вернулись к сотрудничеству.
С исчезновением СССР Китай стал все более заметно выдвигаться на роль главного оппонента США в мире, но делал это аккуратно, наращивая внутреннюю мощь и внешнюю мягкую силу. Не отказываясь от коммунистической идеологии, Китай построил рыночную экономику и стал мировой фабрикой, столкнулся с внутренними противоречиями и социальным расслоением, конфликтом между традиционными ценностями и западной идеологией, но Компартия сумела сохранить управляемость страной. Укрепляя армию и наращивая внешнюю экономическую экспансию, Китай хочет мирным путем выдавить своих противников из зоны своих жизненных интересов – не воевать с ними, а просто нарастить свою мощь до того уровня, когда его требования уже нельзя будет не выполнить.
Учитывая, что основной соперник Китая на региональном уровне – Япония – находится под американским геополитическим и военным зонтиком, любой конфликт с ней служит лишь локальным проявлением глобальных китайско-американских противоречий. По большому счету, Япония является для США главным инструментом сдерживания в отношении Китая, а общая американская военная мощь в регионе призвана не допустить как усиления давления Китая на его соседей, так и возвращения Пекином Тайваня. Но для Китая тот же тайваньский вопрос не допускает никаких компромиссов – рано или поздно он будет решен. Скорее рано – судя по той скорости, с которой США теряют свою мощь и влияние, а Китай их наращивает.
Россия в этой ситуации является для Китая естественной союзницей – по причине как нашего соседства (и даже нахождения в прошлом в одном государстве, империи Чингисхана, Орде, как постоянно напоминает аналитик Андрей Девятов), так и общности интересов. У нас один геополитический противник – США и англосаксонская цивилизация, продвигающие свой глобализационный проект. У нас есть опыт действительно братского и взаимовыгодного союза в 50-е годы. И постоянно в течение последней четверти века улучшающиеся отношения стратегического сотрудничества. Если в 90-е годы они носили в основном бессистемный экономический (точнее, даже торговый) характер, то после создания ШОС и прихода к власти Путина начали приобретать все более и более осмысленный характер.
Долгие годы обе наши страны пытались улучшить свои позиции в рамках существующей системы международных отношений, но давно уже поняли, что мировой гегемон не намерен отказываться от политики сдерживания Москвы и Пекина. Создав группу БРИКС, наши страны перешли к построению глобального союза, хотя и не имеющего военный характер, но совершено четко ориентированного на утверждение принципов многополярного мира. Дружественные отношения между Си Цзиньпинем и Путиным основаны на понимании того, что принципиальные интересы обеих стран совпадают – нам нечего делить, а вот отстаивать свои требования и строить новый мировой порядок вместе будет гораздо эффективней. Сейчас, после начала открытого конфликта между Россией и США, Китай не будет делать громких заявлений о построении нового миропорядка – их пока что не делает даже Россия, – он будет молча стоять в стороне, соблюдая вооруженный нейтралитет.
Не потому, что в Пекине хотят, чтобы Москва таскала для него каштаны из огня (хотя понятно, что ни одна страна в мире не откажется, чтобы за нее сделали сложную и опасную работу), – просто у русских и китайцев разделение функций. Москва первая выдвинула коммунистическую и антиимпериалистическую (то есть антизападную) идею – и Пекин ее подхватил. Сейчас самой логикой событий Россия будет принуждаема формулировать традиционалистскую альтернативу англосаксонской глобализации (то есть тому же западному империализму), объединяющую все мировые цивилизации в их борьбе за многополярный мир, – и Китай неизбежно подхватит ее не только на словах (что Пекин и так демонстрирует), но и на деле. Пока что «Женьминь Жибао» ограничивается тем, что указывает, что «стратегическое сближение Китая и России становится якорем мировой стабильности», а другая китайская газета «Глобал таймс» пишет: «Мы не можем разочаровать Россию, когда у нее сложности. Китай должен стать более надежным стратегическим партнером. Так мы завоюем новых друзей».
Сильный Китай выгоден России, а сильная Россия выгодна Китаю только в одном случае: когда обе страны сильны и самостоятельны, то есть не являются ничьими марионетками в геополитике. Когда Китай был слаб, Россия воспользовалась этим для усиления своих позиций на Дальнем Востоке, но уже в XX веке Россия всячески помогала Китаю встать на ноги, стать сильным и самостоятельным. Когда Россия была слаба, Китай мог зарабатывать на торговле с нами и вывозе ресурсов и смотреть на приходящие в запустение территории Дальнего Востока как на добычу, которая сама может свалиться ему в руки. Но когда опасность развала страны была ликвидирована и Россия начала сосредотачиваться, Китай понял, что вместе с сильной Россией ему будет гораздо проще бороться за новый мировой порядок. Сильная Россия и сильный Китай не просто выгодны друг другу – у них нет принципиальных противоречий и конфликтных зон (единственное такое потенциальное пространство, Средняя Азия, должно стать местом сотрудничества), и они обречены быть союзниками. Потому что такой союз только усиливает обе страны. И в Китае, и в России есть немало тех, кто опасается тесного союза наших стран. Отчасти их сомнения объясняются тем, что они выросли и сформировались в 60–70-е годы, когда наши отношения находились в самой низкой точке за всю историю, а пропаганда в обеих странах постоянно ругала соседа. А более молодое поколение часто становится жертвой современных страшилок про «китайскую» или «русскую» угрозу. В России пугают людей тем, что «китайцы мечтают вернуть себе наш Дальний Восток и Сибирь», а в Китае стращают «русским империализмом» и тем, что «если Россия усилится, она снова будет стремиться командовать Китаем».
Но реальность такова, что Россия не хочет командовать китайцами, а Китай не имеет к России территориальных претензий – и с этим согласны не только руководители наших государств, но и абсолютное большинство жителей обеих стран. Дальнему Востоку угрожают не китайцы, а слабая Россия – тогда его начинают расхищать и растаскивать. Причем вооруженную интервенцию на наш Дальний Восток предпринимали не китайцы, а наши с ними общие «друзья»: Япония и США. Надо отметить, что удивительным образом одними из главных пропагандистов «китайской угрозы» в России выступают специалисты, аналитики и политики, являющиеся горячими сторонниками союза России с атлантической цивилизацией, – что это, как не попытка помешать сближению двух народов, действуя в интересах их общего геополитического соперника? Впрочем, попытка явно неудачная.
Для того чтобы в США не питали особых иллюзий насчет возможности расстроить союз Москвы и Пекина, в эти выходные в немецкой прессе появилась очередная порция материалов Сноудена – на этот раз о том, как американское АНБ шпионило за китайцами. В том числе и за Ху Цзиньтао, предшественником нынешнего китайского руководителя. Как должен был чувствовать себя Барак Обама, собиравшийся говорить с Си Цзиньпинем о России? Что мог ответить на немой вопрос в его глазах? Надо было, как любят в США, обвинить во всем русских – и в качестве доказательства напомнить товарищу Си слова из старой русско-китайской песни «Сталин и Мао слушают нас»: дескать, и тогда русские вас прослушивали. Вот только название у той песни говорящее – «Москва – Пекин».