– Что нового произошло в жизни за год?
Дима: В прошлом году вышел роман «Римская звезда», которым мы очень гордимся, а в июне этого года вышел роман «На корабле утро». Четвертая книга цикла «Завтра война», которая продолжает тему российской территории XXVII века, только теперь там поменялись герои. Это не четвертый том, а четвертый роман цикла и первый том новой сюжетной линии.
Яна: Действие происходит на космическом корабле в открытом космосе. Наши герои спецназовцы. Воюют, взрывают, убивают. На вопрос «Как дела?» всегда отвечаем: «Воюем». Мы мирные, но так получается, что зарабатываем войной. Пишем сценарии игр про войну, романы про войну, а в жизни чистые ботаники.
Когда мы начали писать, то думали: «Вот бы так, чтобы книжки писать, а тебя самого как бы не было
– Потому что в детстве не наигрались?
Дима: Скорее, наоборот, в детстве много играли и не хотим останавливаться.
Яна: Мы настолько научились играть в войнушку, что можем других обучать играть.
– Вы осуществили мечту многих детей – вырасти и делать все то же самое, только получать за это деньги.
Яна: Во всех взрослых живет ребенок, и он хочет играть в те же игры. Только солдатиков расставлять несколько инфантильно, а книги читать увлекательно.
– Когда вышли первые книги, вы немного скрывали свои имена.
– Много, много (хором).
– А сейчас вы готовы говорить о себе? Почему произошел перелом, в какой момент?
Яна: Когда мы начали писать, то думали: «Вот бы так, чтобы книжки писать, а тебя самого как бы не было». Хотелось такого эксперимента. Чистый автор, нигде ничего не говорит, не продвигает, только пишет.
Псевдоним не раскрывали восемь книжек, знал только издатель. Мы очень этому радовались, пока очередной издатель не попросил в 2003 году встречи с читателями. Привычно отказались, а он нам сказал: «Не надоело в эти игры играть?» Мы подумали: «А и правда, надо же меняться». На слабо нас взял.
Решили один раз попробовать. Но коготок увяз, вся птичка пропала. Один раз раскрылся, считай, раскрылся навсегда. У фантастов есть сборища, называются «конвенты». Что-то в виде книжной ярмарки, но нет такой массированной продажи книг. Скорее, смесь конференции и ярмарки. Пару раз съездили, потом еще пригласили и еще. Были годы, когда мы посещали по 12 конвентов.
– Как переносится бремя узнаваемости?
Яна: Писателей в лицо практически не знают. Мы же не Киркоров, не занимаемся чесом, не собираем стадионы. В лицо редко узнают. А в Интернете все по-другому, проще. Если стала невыносима популярность – выключил компьютер, и все. Я сочувствую актерам и певцам, которые ежесекундно должны нести себя. А мы-то что, мы на расстоянии несем.
Дима: Бывают очень смешные пробои реальности, когда вдруг кто-то, кто по идее не должен был тебя узнавать, узнает. Но это не происходит каждый день. Даже самые известные писатели узнаются в лицо только в особенных ситуациях.
– Если бы жили в суетном городе Москве, делали бы то же самое?
Дима: Думаю, что дословно то же самое. Другой вопрос – корреляторы среды. В Харькове сидишь дома в относительной тишине и покое, общая энергетика пространства имеет заряд, скажем, три. А в Москве, где бы ты ни сидел, будет тридцать три. Есть определенный напор пространства, который заставляет московского писателя писать чуть иначе. Не хуже, не лучше, определенным московским образом.
Мы общительные люди, у нас много друзей. Если бы переехали в Москву, нам просто некогда было бы писать (фото: Юлия Бурмистрова) |
Дима: Ритмически, акценты в тех или иных темах, конкретика пространства. Мы ориентируемся в Москве, но это отстраненный взгляд, и если мы упоминаем какое-то место, то просто упоминаем. А московский писатель почти медитирует на пространство. Таких отличий много, культуролог написал бы толстую книжку по этому поводу. Возможно, флюиды действовали бы, субличности развивались.
Яна: Мы общительные люди, у нас много друзей. Если бы переехали в Москву, нам просто некогда было бы писать. Плотность событий, где хочется, а где-то и просто нужно принять участие, отбирало бы время.
Дима: Сто суток уходило бы на встречи минимум.
Яна: И сто суток на отдых после этого. Потому что у нас нет иммунитета на такие скорости и плотность пространства.
– Что изменилось за год в методологии совместной работы?
Яна: В точку спросили. В романе «На корабле утро» попробовали новый прием, вычитанный из писем братьев Стругацких Борису Штерну, где они открывали тайну, что любят писать, диктуя друг другу. Решили, что это даст большее единообразие стиля внутри романа. Попробовали – и получилось.
Большие куски романа написаны за одним компьютером, а не за двумя, как обычно. Читателям понравилось: «Наконец-то новые интонации сквозят». Спасибо Стругацким, я бы никогда не подумала, что это даст результаты.
Дима: Я тоже сомневался в такой методологии. Но положились на авторитет Стругацких и не прогадали.
– А на уровне обсуждения сюжета?
Яна: Как драки были, так и остались.
Дима: Когда обсуждаем, то много рисуем. Это всегда делали вдвоем и будем делать.
Яна: Мы очень много рисуем. Когда сложные локации, нужно прорисовать всю сцену вплоть до того, как расставлена мебель. При этом мы рисовать не умеем, такие смешные детские каракульки.
– Никогда не думали о том, что любителям ваших книг было бы интересно посмотреть на рисунки?
Яна: Нет, это кухня, нельзя. Когда заканчиваем роман, тут же все уничтожаем.
Дима: Сор, из которого растут цветы, не такой прекрасный, как сами цветы. Единственное, есть такие любители, которые любят делать модели кораблей, описанные в книгах. В таких редких случаях мы может открыть специальную программу, нарисовать там приблизительную схему. Такое случается раз в полгода-год.
Яна: Реальные рисунки много о нас говорят. Мы же фокусники, должны кролика доставать из цилиндра, а если будет видно, где там зеркала, то это уже не фокус. Даже больше скажу, когда приходит уборщица, я все прячу. Не потому, что боюсь, что она сфотографирует, подсмотрит. Нельзя, чтобы кто-то смотрел, лазил руками в горшочек, где варятся волшебные бобы.
– Сейчас в России вал фантастических фильмов, не поступали предложения?
Дима: Предложения были. Но сейчас ситуация склоняется к анимационному фильму по «Завтра война», и нам пока все нравится. Когда достигнем окончательной договоренности, обязательно начнем хвастаться – если не будет условия молчать, конечно.
Яна: По игровому кино тоже есть предложения, но там огромные бюджеты. Такие, что хочется обнять и рыдать. Ведь все в космосе, в будущем, это очень затратно. Фильм про прошлую жизнь снять гораздо легче: загородил современный город – и снимай. А если действие в XXVII веке, то непонятно, чем загораживать. Вот и получается, что любые задники дороже, чем в других фильмах передники.
– А сценарий кто будет писать?
Яна: Сценарий не отдадим.
Дима: Это тот случай, когда у нас с Яной есть разное мнение. Она говорит – не отдадим, а я говорю – что, может, и отдадим. Если бы я увидел хорошего сценариста, мы могли бы положиться.
Яна: Я сомневаюсь. Хороший сценарист – вымышленная фигура.
Дима: Художник-оформитель тоже казался вымышленным, и я стонал оттого, что не могу нарисовать сам. Но они есть!
Яна: Потому что ты сам не умеешь рисовать, а писать умеешь, и поэтому тебя все будет не устраивать. Но я понимаю, почему Дима говорит, что отдали бы. Когда стали делать игру по «Завтра война», мы настаивали, что сценарий наш, и потратили на это год. По объему он получился больше, чем роман. Сценаристы свой хлеб кушают недаром, он трудовыми слезами полит.
– Киношное время отличается от книжного, сокращения неизбежны. Что было бы жалко и за что бы боролись до крови – характеры, второстепенные герои, описания боев, как выглядит корабль, костюмы? Что бы уступили?
Яна: Все, что вы сказали, – уступлю. Но никогда не поступлюсь чистотой интонации. Я не могу, когда персонаж фальшивит. Из-за этого не нравится большинство фантастических фильмов, режет уши. Диалоговую часть не отдам.
– Но то, что и как говорит литературный герой и экранный, – разные вещи. На бумаге хороший кинодиалог может выглядеть плохо, и наоборот.
Дима: Да, невозможно перенести диалоги дословно, нужно адаптировать, и адаптации могут быть разными. Нет точного ответа, какими именно должны быть диалоги. Пришлось бы сражаться и с самими собой, и с режиссером, и с актерами, не только со сценаристом.
– Интерес к фантастике возрастает. Но это ситуация рынка, а каков взгляд изнутри?
Яна: Во-первых, мир сходит с ума. У людей стирается грань между реальностью и нереальностью. Поэтому фантастика на коне.
Дима: Мы как раз говорили вчера на эту тему – что происходит с фантастической составляющей рынка. Последние несколько лет она расширяется, но другой вопрос, что хорошо все время не будет. Будет закономерный откат. Если сейчас это условно 30–40% рынка, то через лет пять однозначно будет 20–30%.
Яна: Здесь большой тон задают голливудские орлы. Сплошная фантастика, много комиксов, треш фантастический. А у нас же карго-культ процветает. Они фантастику, мы фантастику.
– Вам нравится, как издают ваши книги?
Дима: Вы имеете в виду оформление?
Когда обсуждаем, то много рисуем. Это всегда делали вдвоем и будем делать (фото: Юлия Бурмистрова) |
Дима: Тут накоплен богатый негативный и некоторый позитивный опыт.
Яна: Издательство всеми силами стремится сократить финансовое вложение, чтобы на выходе получить недорогую книгу, чтобы она была финансово доступна читателю. А чем дешевле, тем хуже. Корректура страдает, аннотации нелепые. Приходится заниматься сразу всем, чтобы было не ужасно.
Дима: Хуже всего было в 90-е годы. На нашем сайте и не найдешь книг, выпущенных в те годы, потому что не хочется показывать. Но надо отдать должное, что в последнее время становится все лучше и лучше. И в итоге у романа «Время московское» обложка удачная.
Яна: Потому что мы работали с художником. Почему были такие ужасные обложки? Издательства пачками покупали слайды западных художников и не думая лепили на все книги подряд. Никто не рисовал, не читал, не разбирался. Сейчас приглашают художников, специалистов.
Дима: И с общим качеством издания переломилась ситуация. Есть дешевый покетбук, есть среднего качества, а есть подарочные толстые тома. Они издаются разными тиражами, издатель имеет свой интерес, читатели любого уровня дохода – свой.
Яна: Сейчас выходит коллекционное издание в «Библиотеке мировой фантастики». Красная кожа, золотые буквы, идеальная белая бумага. Ближайший аналог – «Поднятая целина» Брежнева. Я когда первый раз взяла в руки, страшно стало, подумала: «Боже мой, мы уже совписы, дожили».
Когда серия затевалась, была в сомнениях – как же наши любимые читатели, наши дети будут покупать такие дорогие книги? Так вот покупают. Нас приучили, и я была уверена, что фантастика должна быть красочная, пестрая и на серой бумаге. Так вот это не так!
Дима: А с рекламой лучшему предела нет. Мы же понимаем, что эффективная реклама – это обман. Сделать рекламу правдивой, и чтобы работала очень сложно.
Яна: Когда мы начинали издаваться, я воспринимала издателя как классового врага, с которым надо вести беспощадную борьбу. Сейчас, издав много книг, начала понимать и жалеть их. Людей, которых я ненавидела и считала, что они ведут русскую культуру за ручку в пропасть. Не они ее тащат, культура сама была в плохом состоянии, а издатели ничего не могли с этим поделать. Проблема не в том, что издатель покупает слайды с голой женщиной, а в том, что читатель хочет такое купить. Если положить две одинаковых книги рядом: на одной обложке голая женщина, а на другой хороший рисунок оформителя, – раскупаться будет голая женщина.
Продавать книги трудно. Рынок перенасыщен хорошими, а от плохих так просто трещит по швам. Издатели вкладывают деньги, и очень трудно их возвращать. Поэтому обложки такие, реклама такая.
– С признанием, славой и востребованностью к вам пришло терпение, понимание и спокойствие.
Яна: Скорее, ощущение, что мы с издателем на одной ложке. Раньше мы думали, что это баррикады. Если люди перестанут читать, пострадают все.
Дима: Если бы мы были не востребованы и нас не печатали, может, мы бы стояли на других позициях и говорили совсем другое. Субъективность влияет. Но сейчас реально лучше. Книгу Зорича 2008 года приятней держать в руках, чем 1998-го.
– Писатель, который не печатается, видит одну проблему, пробившийся – другую, вы – третью. Это цепочка проблем, которые познаются постепенно.
Яна: Проблема одна. Уровень образования падает и падает. И соответственно падает уровень всего. Пока школа снова не возьмется за ученика, чтобы он читал, грамотно писал, ничего не будет. Ни хороших книг, ни красивого оформления, ни правдивой рекламы.