Марс для России важнее, чем Луна

За последние четыре года российскую космическую отрасль буквально раздирали перемены. Сначала ее «главный штаб» Роскосмос разделили на Роскосмос и Объединенную ракетно-космическую корпорацию. Затем их повторно слили в виде госкорпорации «Роскосмос». За тот же промежуток времени в кресле руководителя отечественной космонавтики последовательно сменились три человека: два ракетчика – Владимир Поповкин и Олег Остапенко, и бывший руководитель АвтоВАЗа Игорь Комаров (нынешний глава госкорпорации «Роскосмос»).

Ни одна космическая держава мира пока не приняла решение повторить «Аполлон», а если и примет, то нет никакой гарантии, что она захочет это сделать вместе с Россией

«Компас» российской космонавтики вертелся от создания «научно-технического задела по новым пилотируемым средствам для реализации в рамках международной кооперации пилотируемых полетов к планетам и телам Солнечной системы» (как это было сформулировано в государственной программе РФ «Космическая деятельность России на 2013–2020 годы) до создания на высокоширотной орбите периодически посещаемой пилотируемой станции, выведения на окололунную орбиту пилотируемого комплекса, с борта которого космонавты управляли бы автоматическими аппаратами, работающим на поверхности Луны, строительства обитаемой базы на Луне и прочее. 

В общем, не столько «планов громадье», сколько разброд и шатание. 

Наконец настало время президенту сказать свое веское слово, чтобы внести в космическую деятельность ясность и упорядоченность, а заодно нацелить ее на достижение новых высот. В таком подходе нет ничего специфически российского. Опыт мировой космонавтики показывает, что все крупные шаги в деле освоения космоса инициируются высшей исполнительной властью.

Веское слово (точнее, слова) были сказаны на совещании, посвященном проблемам развития космической отрасли страны, которое прошло накануне. Остановимся подробно на каждом из них. 

Слово первое: «Прежде всего нужно укрепить российскую группировку космических аппаратов, ориентировать ее на решение практических задач». Это – правильно и своевременно поставленная задача, тем более что ее решение потребует выполнения куда более сложного и масштабного плана – подъема всей электронной промышленности России на мировой уровень. Ведь отечественные спутники порой на 80 и более процентов комплектуются иностранными элементами.

Слово второе: нужно укрепить позиции РФ на рынке ракетных пусковых услуг. Начнем с общего.

#{smallinfographicleft=752202}Пусковые услуги составляют не более 1–2% международного рынка космических услуг. Причем Россия традиционно удерживает первое место в мире по количеству запусков. Куда дальше «укрепляться»? Даже если Россия займет всю эту нишу (что в принципе невозможно, ибо другие страны, включая США, Китай, Японию, Индию и ЕС, предоставляют качественные и соизмеримые по цене с российскими пусковые услуги), ее доля на мировом космическом рынке все равно не превысит 2%.

Все, что может сейчас предложить Россия на этом рынке, не считая ракет-носителей (РН) типа «Союз» и «Протон», спроектированных еще на заре космической эры, хотя и многократно модернизированных с тех пор, – это РН «Ангара», которая пока только «учится» летать. Машина получилась неплохая, но стоимость ее запуска выше не только чем у американского «Фалькона», но даже чем у «Протона». 

Правда, специалисты говорят, что, когда «Ангару» поставят на конвейер и станут делать «как сосиски», ее стоимость упадет. Вероятно, это так. Но как быть с тем обстоятельством, что в США и Европе уже создаются носители частично многоразового использования, стоимость эксплуатации которых будет существенно ниже, чем у одноразовой «Ангары»?

Теперь что касается пилотируемых средств. Это – космические корабли. Все, что пока есть у России, – это корабль «Союз», который через два года отметит свой полувековой юбилей. Правда, он, как и одноименный носитель, был не единожды модернизирован, но в принципе это все тот же «старый добрый» «Союз», рассчитанный на доставку трех человек на околоземную орбиту.

А в это время в США создаются четыре новых типа космического корабля, рассчитанных как минимум на шесть человек каждый, причем с предоставлением комфорта на уровне кабин современных авиалайнеров. Это корабль НАСА «Орион» и три частных корабля – «Дракон», CST-100 «Спэйслайнер» и многоразовый крылатый «Дрим Чейсер». Причем «Дракон» уже несколько лет эксплуатируется в грузовом, автоматическом варианте, а «Орион» совершил один беспилотный испытательный полет.

Что же касается России, то закреплять свои позиции в конкурентной борьбе с упомянутыми машинами она, видимо, будет с помощью «Перспективной пилотируемой транспортной системы» (ППТС). Правда, существует эта система, внешне очень похожая на американский «Орион», пока только на рисунке. А потому очевидно, что она в любом случае окажется в роли догоняющей, ибо к моменту ее ввода в эксплуатацию бороздить космическое пространство будет как минимум пара новых американских кораблей.

На эту тему
• Александр Железняков: У Роскосмоса сейчас приземленные задачи
• США объявили о своем лидерстве в космосе
• Перспективная российская ракета может создать конкуренцию другим разработкам
• Секретный "мини-шаттл" даст США уникальные возможности в космосе
• Американцы похвастались прогрессом в деле создания «устаревшей» ракеты
• Максим Литвак: В пилотируемой космонавтике мы многое потеряли
• Юрий Мильнер: Если у Вселенной нет запасных вариантов – это повод для беспокойства
• В Роскосмосе назвали причину аварии "Протона"
• Путин разрешил перенести первый запуск с Восточного и потребовал качества
• Перспективная российская ракета может создать конкуренцию другим разработкам
• Украина довела легендарный Южмаш до катастрофы
• Андрей Смирнов: Близкое партнерство с США России просто необходимо
• Дальний космос пострадает первым
• На планы по освоению Луны запрошены триллионы
• Впервые в истории космический аппарат посадили на комету

Слово третье: «Сейчас необходимо поддержать сформированные заделы». И это правильная задача. Но при современном состоянии российской космической отрасли она может быть сведена к другой задаче – «только бы не упасть». Ведь единственный реальный «сформированный задел» отечественной космонавтики – это техника, технологии и опыт в области длительных космических полетов на ДОСах (долговременных орбитальных станциях), включая шесть «Салютов», один «Мир» и МКС – то, чем СССР/Россия занимается с начала 1970-х годов. Таким образом, президент фактически поставил задачу: не разучиться делать то, чему научились за последние полвека.

Следующее слово президента – это «обеспечить дальнейшее развитие космической отрасли». Правда, он не сказал, в каком направлении и какими темпами. Не стоит его за это критиковать, ведь ответ на вопрос, куда и когда лететь, должны были подготовить помощники-советники по космической деятельности, с учетом той цели (очевидно, поднимать науку, технику, авторитет и престиж государства), которую он поставил перед отечественной космонавтикой. Но практически с того момента, когда Путин впервые приступил к обязанностям главы государства, они не могут разработать проект, который достиг бы этой цели.

Впрочем, кое-какая конкретика все-таки есть. Несмотря на то, что еще в августе этого года вице-премьер Дмитрий Рогозин назвал нецелесообразным выделение крупных сумм на подготовку пилотируемых экспедиций к Луне и Марсу, в октябре президент РКК «Энергия» Владимир Солнцев заявил на 66-м Международном астронавтическом конгрессе в Иерусалиме, что «приоритетным направлением пилотируемых программ для России в ближайшие 10–20 лет является исследование Луны». По словам Солнцева, процитированным ТАСС, «в России разрабатывается перспективный транспортный корабль нового поколения, в ближайшее время начнется разработка других элементов лунной программы», а «пилотируемую экспедицию на поверхность Луны планируется осуществить до 2030 года».

Непонятно, зачем это нужно. Чтобы повторить американскую программу «Аполлон» полувековой давности? Ведь на Луне перед человечеством ни в настоящее время, ни в обозримом будущем нет и не будет стоять задач, ради решения которых пришлось бы создавать технику, отличную от «аполлоновской».

Впрочем, ученые (в частности, директор Института космических исследований, вице-президент РАН, академик Лев Зеленый) подчеркивают, что Луна, с учетом тех сведений, которые мы получили о ней за последние полвека, это не та Луна, которую мы знали в 1960–1970-е годы. И тот же Зеленый отмечает, что окончательное решение о пилотируемой экспедиции на Луну, и тем более о строительстве там базы, должно быть принято только после того, как мы дополнительно изучим нашу соседку с помощью автоматических аппаратов. 

Первый российский аппарат прибудет на Луну не раньше конца 2017 года, а лунный ровер – не раньше 2019-го. Таким образом, до начала 2020-х годов Россия вряд ли получит ответ на вопрос, является ли полет космонавтов на Луну оправданным с научной точки зрения. 

Предположим, что ответ будет положительным. Что тогда? Если «по-аполлоновски» взяться за подготовку лунной экспедиции, ее можно осуществить менее чем за 10 лет. Однако на куда менее сложный, масштабный и затратный проект создания РН «Ангара» ушло 20 лет. А если не «по-аполлоновски», то высадку космонавтов на Луну нужно начинать готовить уже сейчас, чтобы хотя бы попытаться успеть к 2030 году. Но тогда разговоры о научном обосновании отправки российских посланцев на Луну – это чистая профанация.

Возможно, Россия с кем-нибудь «возьмется за руки», чтобы совместно достичь Луны и вообще двинуться дальше в космос. Однако, как свидетельствует опыт сотрудничества в космосе между СССР/Россией и Западом, сотрудничество это реализуется лишь при наличии двух условий. Первое – благоприятный политический климат типа разрядки первой половины 1970-х годов или окончания холодной войны в начале 1990-х годов. Второе – когда Россия может внести в совместный проект что-либо конкретное в виде технологий или опыта. Сочетание этих условий и породило вначале «Аполлон-Союз», а потом «Шаттл-Мир» и МКС.

Какой сейчас политический климат в отношениях между Россией и Западом, уточнять излишне. Что же касается второго условия, то возможности России, ограниченные лишь околоземной деятельностью, уже не представляют интереса не только для западных держав (США уже отказались создавать совместно с нами очередную околоземную станцию), но даже для Китая, который собственными усилиями приступает к строительству станции на околоземной орбите. Что же касается возможного партнерства в экспедициях на Луну, то ни одна космическая держава мира пока не приняла решение повторить «Аполлон», а если и примет, то нет никакой гарантии, что она захочет это сделать вместе с Россией.

Президент упомянул, что, планируя космическую деятельность, «нужно исходить из реальных возможностей государства». Трудно спорить с этим утверждением. Вопрос в том, что понимать под «реальными возможностями» России? Они достаточно велики, чтобы тратить десятки миллиардов долларов на подготовку и проведение спортивных соревнований мирового уровня. Если подлинно инновационный космический проект (как, например, облетно-орбитальная экспедиция к Марсу) обойдется в сумму, не большую, чем эти соревнования, возможно, стоит попытаться сделать так, чтобы российские посланцы оказались первыми хотя бы на околомарсианской орбите.

Те новые технологии, авторитет и престиж России (а также стимулирование науки), которые будут получены в ходе осуществления такого проекта, с лихвой окупят средства, потраченные на его реализацию. И, кстати, когда у РФ появятся реальные возможности идти вперед в космосе, многие космические державы ради получения доступа к этим возможностям отодвинут политические противоречия с Москвой и объединят с ней усилия ради дальнейшего исследования и освоения внеземного пространства.