Я вспоминаю весну четырнадцатого года. Помните, чему мы тогда радовались? Вовсе не присоединению Крыма. Ну, присоединили – так что ж мне с этого, коль я не крымчанин?
Когда убивают героев, я молчу (фото: кадр из видео)
|
Радовались совсем другому. Тому, что у нас есть, оказывается, нация. Есть государство. Есть армия. Есть мужчины.
Есть что-то такое, о чем за 25 лет насаждения потребительских ценностей было неприлично подумать: гордость, национальный дух, готовность встать «за други своя». Мы обрадовались известию о том, что мы живы.
Кто-то назвал ту весну «Русской весной».
И впервые за много лет слово «русские» прозвучало без вызова, без надрыва. Русские – это не те, кого «обижают», и не те, кто против «российских». Это просто русские – вот все мы, которые всегда были и снова будут теперь. Будут всегда. Так казалось…
Я вспоминаю, насколько чище стал тогда воздух в «информационном пространстве».
Вмиг пропал интерес к похождениям светских тусовщиц и скандальным выходкам «современных художников», – весь тот шлак, которым забиты головы «пользователей интернета», слинял в один день. Был смыт Русской весной. Казалось, что и не вернётся. Раз помывшись, не захочешь снова стать грязным…
Но вот у нас опять «запрет гомеопатии» сражается с «русофобскими высказываниями Райкина». Липкая нечистая скука.
Убивают людей, которые должны бы считаться национальными героями, смерть которых должна становиться причиной национального траура, но это личное дело каждого – горевать или нет.
И мы (усредненные, среднестатистические мы) горюем – но как? Через запятую с гомеопатией… А то и не горюем – живем своей маленькой частной жизнью. Радуемся отпуску, интересному фильму, «постим котиков».
Что-то подобное было в истории Франции.
Германская армия вторглась на территорию страны, и вроде даже кто-то с нею слегка воевал на линии Мажино, но в Париже журчал аккордеон, искрились огнями террасы кафе и шли показы мод. Люди жили маленькой частной жизнью – такой ласковой, такой уютной. Такой «общечеловеческой».
Разве я не люблю аккордеон? Разве не хотел бы иметь возможность сидеть на террасе кафе? Тогда отчего же мне это так противно? До тошноты.
И стыдно осознавать, что сам я сегодня такой же… «странный россиянин».
Говорят, человек – существо адаптирующееся. Легко привыкает к изменяющейся среде. Вот, например, к вони легко принюхивается. Короче, привыкает к плохому.
Но ведь должен привыкать и к хорошему? Почему же мы не привыкли?
Может, нам не дали этого сделать. То ли враги – по принципу «вот хрен тебе, а не духовный ренессанс», то ли свои кровные власть имущие – по принципу «лишь бы не было войны», «худой мир лучше доброй ссоры».
Я не из тех, кто возмущается «пассивностью российских властей».Ведь их активность обязала бы и меня ко многому, чего я не готов сделать. Кто готов защитить Донбасс, тот встает и идет, а у меня дети, жена, детский журнал. Я старый, толстый и, наверное, трусливый.
Поэтому, когда убивают героев, я молчу. Но не потому, что меня это не касается. Иногда можно молчать и от боли – просто чтобы не пищать тоненьким голосом.
ВЫ СОГЛАСНЫ С АВТОРОМ?
|
