Несколько дней отслеживал комментарии к моему очерку о «сливе» и на ВЗГЛЯДе, и на других ресурсах, по которым он разошелся, в том числе и в соцсетях. Реакция неоднозначная, как, в общем-то, и предполагалось. Хочу сказать сейчас об отзывах людей, мнение которых, на мой взгляд, очень важно.
За что мы подставляли там свою голову и теряли товарищей? Или нас там вообще не было?
Это ребята с передовой. Местные, донбасские. В том числе с оккупированных территорий. Они видят своими глазами одно, а я пытаюсь донести до них другое. И здесь моя позиция крайне уязвима.
Я гражданин России, приехал-уехал, нахожусь сейчас не в окопах, а в далеком тылу, и та степень риска, которая связана с некоторыми направлениями моей работы на информационном и, скажем так, невидимом фронте, не идет в сравнение с их риском. Кроме того, они местные, у многих на территориях, подконтрольных ВСУ, остались семьи. Им деваться некуда. Остается только воевать. Либо до победы, либо…
Не считаю нужным заниматься пересказом, хочу дать слово им самим. Отобранные комментарии – самые информативные – привожу в порядке получения. Орфографию и пунктуацию подправил, что было нецензурного, либо перефразировал, либо заменил звездочками. Итак, цитирую почти дословно.
Цитата 1: «Если Вы, автор, реальный ополченец, то не сможете возразить против той истины, что подавляющее число ополченцев и жителей ЛДНР против минского сговора, насильно навязанного Кремлем, что для жителей ЛДНР выполнение Минска закончится однозначно резней, и война обязательно придет уже на территорию России. Вывод однозначен – сдача не предусмотрена, так как это явное поражение России.
Путинсливщики имеют очень веские основания беспокоиться о судьбе Донбасса и России. И это совсем не паника, как Вы выражаетесь, а действие с целью открыть глаза руководству страны и заставить его думать не о корпоративных прибылях, а об интересах России».
Цитата 2: «Мой дом в Славянске, и мама моя там, которую я уже не видел почти два года, и неизвестно когда увижу. Говоришь, мясорубку хотите? Да, хотим, ибо я лучше погибну в наступлении, зная, что мы идем вперед, чем сидя в окопе под обстрелами от укров, слыша мантры о безальтернативности Минска и видя, как жиреет наша новая «элита». А как насчет раненых и убитых, которых во время «перемирия» записывают как бытовые травмы и смерти? Приезжай в Коминтерново и расскажи там про угрозу мясорубки пацанам, что каждую ночь под «градом» сидят… Так что иди ты ***, ты и все те, кто боится мясорубки и кричит про Минск и то, как он нас спасет».
Цитата 3: «Уголь на щеневмерлу ежедневно – видно, для тебя тоже не слив. Отмена выборов, ибо Украина запретила, – тоже не слив. Марьинка, Широкино, аэропорт – тоже был не слив. Описывайте всю ситуацию, а не то, что выгодно вам. Зато безлеров и всех идейных вы прете, а тех, кто не хочет, вы арестовываете».
Цитата 4: «Если ты действительно ополченец, тебе должно быть стыдно за подобный пассаж. Предатели в Минске границу собираются отдать украм, на которой я кровь проливал. Мои товарищи лежат от Степановки до Снежного. И легли они за Новороссию по Днепр. Поэтому когда наберетесь смелости и перестанете бояться укров, зовите. Форму я далеко не прятал, мои товарищи тоже на телефоне. Мы высоких планов не знаем, но *** украм давать умеем».
Почти ничего нового для меня ребята не сказали, но показателен сам факт. По сути, возвращаемся к тому, о чем я писал в сентябре в статье «Люди перестают понимать, за что воюют».
Что сказать им, уставшим и разочарованным, уверенным в том, что их на самом деле предали? У них своя окопная правда.
Я очень хорошо помню свою собственную усталость и чувство, близкое к разочарованию, когда выходил из донецкого аэропорта в декабре четырнадцатого. Разбитый и раскуроченный, присыпанным легким снегом, он врезался тогда в мое сознание холодным, бессмысленным и беспощадным. На фоне непонятного перемирия все казалось непонятным.
Что это за война такая? То мы не пропускаем их колонны, то вдруг пропускаем. Если у них все так плохо со снабжением, зачем тянуть кота за причинное место, почему нет приказа на штурм?
С другой стороны, какого черта вообще мы уперлись в этот аэропорт? Они-то понятно. Для них это имиджевый объект. А для нас? Реальную угрозу для Донецка представляли группировки в Песках и Авдеевке.
Утром 9 декабря мы по ротации возвращались в Ясиноватую и по пути заезжали в госпиталь в Донецке к нашим раненым товарищам. Мы были вонючие, грязные и закопченные, как черти из ада, и смотрели вокруг одуревшими глазами. А вокруг была мирная жизнь и чистые, аккуратно одетые люди, в том числе здоровые мужики вполне себе призывного возраста.
Всего в каких-нибудь двадцати минутах езды от передовой. А потом мы заезжали на базу нашей бригады там же в Донецке. Куча недешевых внедорожников, куча чистых, аккуратно одетых бойцов, обвешанных магазинами и ВОГами, а у нас на «передке» не хватало людей, и магазинов не хватало, и боеприпасы с продуктами нам подвозили на раздолбанной, регулярно глохнувшей «Газели».
Несколько дней до отъезда я, простуженный, безвылазно провел в располаге и много разговаривал с несколькими близкими товарищами. Делились мыслями, обсуждали ситуацию. Вспоминали, как в канун выборов мы двое суток сидели в полной боевой готовности. Ждали, что пойдут. Тогда мы были готовы сдохнуть за эти выборы. А теперь у нас создавалось стойкое впечатление, что все идет совсем не так.
А в новогоднюю ночь, уже в России, я слушал обращение президента, в котором он особо подчеркнул патриотический порыв крымчан, но ничего не сказал о Донбассе. В тот момент никакие соображения политической целесообразности мне в голову не приходили, логика не включилась, работали только эмоции, и у меня случилась истерика.Ну, простите, повышенную чувствительность и отсутствие критического мышления при синдроме Посттравматического стрессового расстройства никто не отменял. Думал, а как же мы? А как же наш патриотический порыв? Зачем тогда все это было? За что мы подставляли там свою голову и теряли товарищей? Или нас там вообще не было?
А как же мой друг из Симферополя, герой «Крымской весны», убитый осколком на блокпосту в Дмитровке? А как же ребята нашего батальона, погибшие в той бестолковой, провальной атаке на Кожевню 22 июля 2014-го? В общем, обиделся я тогда на президента. А еще было острое чувство вины за то, что остался жив. Хотелось выть и лезть на стену.
Так что у меня тоже есть своя окопная правда, которая от их правды не слишком-то сильно и отличается.
Но, окопная правда – это очень сложная штука, и пользоваться ей надо крайне аккуратно, иначе есть риск скатиться в огульные обвинения с проклятиями в адрес «режима» в стиле Виктора Астафьева. Я знаю на собственной шкуре, что там, под огнем, в оценке ситуации преобладают эмоции, которые просто забивают рассудок и логику.
А уж если ты своими глазами видишь творящийся вокруг беспредел и бардак, тогда вообще туши свет – ты проклянешь всех, начиная от командиров, отдающих бестолковые приказы, шкурников-тыловиков, штабных крыс, коммерсантов, делающих деньги на крови твоих товарищей, политиков, играющих в свои грязные игры, и так до самого верха, и чихать ты хотел на стратегию и «хитрые планы».
Я понимаю ребят, которые верят своим глазам, а не написанному тексту, и поэтому посылают меня к такой-то матери. Их право. А мое право – упереться рогом.
Можно, конечно, записать меня в предатели и плюнуть мне в рожу, но мне не стыдно за то, что я написал. У меня самого временами корежит сознание, когда в нем схлестываются разум, позволяющий видеть и анализировать масштабную картину событий и явлений, и эмоции, которые периодически накатывают от разговоров с моими донбасскими товарищами и всплывающих в памяти картинок моей окопной правды.
И только самые близкие люди, бывает, видят, как я при этом наматываю на кулак слезы и сопли. А потом говорю себе «Отставить!» и продолжаю делать то, что считаю нужным.
P.S. А те, кто сомневаются в том, что автор этих строк тот, за кого себя выдает, могут убедиться в обратном ознакомившись с моей страницей Вконтакте.