Парадокс Татьяны Дорониной

«Я здесь стою и не могу иначе…»

Эротики как таковой в то время на нашем экране быть не могло, но это лишь усиливало существующее в кадре напряжение

Знаменитая актриса родилась в 1933 году в Ленинграде. Уже в детстве была отмечена тяга к театру, уже в ранние годы, как вспоминают ее друзья, у нее было особое чувство слова, особая манера его произнесения и специфическая красота – то ли русская, то ли европейская.

Страсть к театру была столь сильной, что она тайком бросает школу и едет поступать в другую колу – Школу-студию МХАТ. Ее чуть было не зачислили, но пришлось предъявлять документы, – отправили доучиваться. После учебы она «возвращается» в это же заведение, но после его окончания не попадает во МХАТ и какое-то время играет в провинции, а потом в Ленинграде.

В питерский период Доронина много играет, ее боготворят в БДТ. Среди множества ролей особенный успех приходится на образы женщин-вамп: Монахова в «Варварах», Настасья Филипповна в «Идиоте». В 1966 году Доронина поступает в МХАТ, но ненадолго и уходит в театр им. Маяковского. В 1984 году – снова МХАТ. Он дробится в 1987 году, и часть актерского состава избирает своим руководителем именно Доронину (МХАТ им. Горького). Вторая часть пошла за Ефремовым (МХАТ им. Чехова).

Доронинский вариант знаменитого театра – классические постановки, воинствующий пассеизм, верность традициям. Принципиальность, которая многим казалась упрямством напополам с тоталитарностью. Зрителям, однако, это не мешает, а у ее театра, несомненно, есть свои верные зрители.

Актриса тщательно лепила собственный образ – хранителя высоких традиций и критика «века сего», проклиная пресловутую бездуховность современного мира с его компьютерами и сексом. Этот образ легко поддается критике, но он неуязвим уже в силу своей внутренней цельности. Доронина последовательно идет до конца, не изменяя принципам, и в этом ее сила.

Но вот что интересно: сегодня перед нами совсем другая Доронина. Образ, которым восхищались зрители знаменитых кинолент 60-х, был совсем иным.

В зеркале экрана

На эту тему
• Беата Тышкевич: «Просто Беата…»
• Вечность в запасе
• Корневая рифма
• Долгая счастливая жизнь Инны Лиснянской
• Юбилей Алексея Германа

Пик ее кинопопулярности пришелся всего на три года (1966–1968) – и на три фильма, каждый из которых принимался зрителями на ура: «Старшая сестра», «Три тополя на Плющихе», «Еще раз про любовь».

У нас не было аналогов «Оскара», были лишь государственные премии и статусные звания артистов, присуждаемые государством, – заслуженный, народный. Но существовал любопытный островок интерактива – ежегодный зрительский опрос журнала «Советский экран». Так вот, два года подряд, в 1967 и 1968 году, Татьяна Доронина была названа лучшей актрисой года, а фильм «Еще раз про любовь» – лучшим фильмом года в том же 1968 году.

Были и другие ленты, еще одно «народное» звание лучшей актрисы (за фильм «Мачеха» в 1973 году), но это уже эхо успеха. Мощное энергетическое поле, созданное ей в кино в конце 60-х, не могло сохраняться долгое время и постепенно шло на спад. (Чего нельзя сказать о театральной карьере Татьяны Дорониной. Гамбургский счет, подтверждавшийся каждой новой ролью, оставался неизменным на протяжении десятилетий.)

Любопытно сравнить «Еще раз про любовь» с недавним ремейком – фильмом Веры Сторожевой «Небо. Самолет. Девушка». С Татьяной Дорониной «соревнуется» Рената Литвинова, играя на ее территории, играя саму себя. Но героини Литвиновой – изломанное порождение современного гламура, а персонажи Дорониной – плоть от плоти народны. Эротика Литвиновой – декадентская клоунада, при всей ее хрупкости и трагичности, эротика Дорониной – нутряная.

Татьяна Доронина привнесла в наш кинематограф потрясающий энергетический заряд – любовь просто била из каждой поры ее героинь, самим своим присутствием она заражала окружающих ее в кадре актеров, поневоле заставляя считаться с этим гиперэротическим фактором и действовать в соответствии с ним.

Понятно, что эротики как таковой в то время на нашем экране быть не могло, но это лишь усугубляло ситуацию и усиливало существующее в кадре напряжение. Эротичным было всё – и песня в такси, и жест, которым поправляют волосы, и, самое главное, голос. Что говорила ее героиня – почти безразлично. Но это была чистейшая эротика самой высокой пробы, против которой мало кто мог бы устоять.

Эротика, но какая? Такого напора, такого фонтана, водопада и гейзера не было в русском кино. Влияние, прости господи, растленного Запада? Отнюдь, ее героини укоренены в народной гуще, будь это простые бабы или интеллигентные девицы. Значит, соображал зритель, «это» есть и у нас, вот оно, рядом, надо только разглядеть, какие клады таятся в женских сердцах. Доронина как бы мерцала, переливаясь разными оттенками образа: то педалирование сугубо славянской внешности, то вдруг проглянет европейский лоск. А чувственность на грани порочности то действительно отсылала к европейским традициям, то обнадеживала изумленную публику наличием таковых в подспудном виде в родном пространстве.

Этими ролями Доронина вырвала у своей эпохи новую, неслыханную степень свободы и подарила ее зрителям. И сколь бы ни была строга она сегодня к себе и окружающему миру, в ее властной красоте нет-нет да и проглянет та неуверенная и магнетическая улыбка ее прежних героинь, от которой кружилась голова и спирало дыхание у миллионов кинозрителей.