Пересмешник

Нет слов, Богомолов – человек одаренный. Умный. Хорошо владеющий профессией. Он умеет придумать спектакль, сделать так, чтобы зритель не заскучал. Но чем дальше, тем яснее становится: работам его не хватает важного элемента – человеческого фактора. Люди – как герои, так и актеры – ему неинтересны. Соответственно, и мотивации, и движения души, и чувства. А без эмоциональной составляющей, как ни крути, любое зрелище обезжизнивается.

Каменный гость

Богомолов вдруг решил, что ему можно все. Грубить, оскорблять, насмешничать

Когда Константин Богомолов только появился и стал делать первые спектакли, его расчетливый взгляд на вещи выглядел завораживающим. Он рассматривал все вокруг с невозмутимой точностью не то философа, не то анатома. Безжалостно толкал героев в бездны смерти или безумия, лаконично поясняя, что без этого было не обойтись.

Наделенный богатой фантазией, Богомолов оттенял все свои замыслы трауром. Он любил поставить перед героями стенку и довести их до последнего истекания кровью. Экстрим как обыденность.

Драматургию он выбирал соответствующую: жесткую до предела, абсурдистскую по направленности или предполагающую подобный подход. Дебютировал малоизвестной пьесой Брехта «Что тот солдат, что этот»: создал историю о превращении наивного человека в монстра разрушения.

Потом был «Бескорыстный убийца» Ионеско – пожалуй, лучший его спектакль. Погружение героев в бесконечный лабиринт, который оказывается пленом, не имеющим выхода. И единственный шанс к существованию – принять ту реальность, что продиктована свыше.

Стильная, холодная и умная история, где свет – оборотная сторона тьмы. Из удач еще можно вспомнить «Ифигению в Авлиде», удачно осовремененную греческую трагедию.

Ловко расправляясь со сложными текстами, Богомолов заслужил репутацию умного режиссера. Полюбился тем, кому не хватало интеллигентности в театре. Ведь Богомолов чужд внешней броскости и эмоциональных водопадов. Все традиционно. А значит, безобидно.

В итоге это отношение – спокойное, влюбленное – не пошло режиссеру на пользу. Что-то сместилось в нем. Искривилось.

В одном из рассказов Конан Дойля Шерлок Холмс, говоря о своем противнике, профессоре Мориарти, сравнивает его с деревом, которое до определенного момента росло как все, а потом вдруг стало выдавать немыслимые вывороты. Вот так и с Богомоловым. Он вдруг решил, что ему можно все. Грубить, оскорблять, насмешничать.

Он вдруг перестал тщательно выбирать как тексты, так и используемые средства выразительности. В его спектаклях стало все меньше качественных, интересных актерских работ.

Основной интонацией стало глумление. Бессмысленное и беспощадное. Однако – вот парадокс – предложений о работе стало больше. И вот – джекпот: приглашение в «Табакерку».

Поворот не туда

На эту тему
• Петрушевская: сны о реальности
• Под водой
• Майская ночь или утопленник
• За разговорами
• Андрей Ковалев: Фигаро – развод и девичья фамилия

Есть авторы, которых трудно представить на сцене. Поэтому они редко там оказываются. Их и читать-то не всякий возьмется, а уж ставить тем более. Франц Кафка как раз из таких.

Тяжелый, мрачный, безысходный писатель.

Хотя иногда постановки все же появляются. Из относительно давнего вспоминается «Превращение» Валерия Фокина. В нынешнем сезоне Юрий Любимов поставил «Замок», а в «Суф(ф)ле» использовал фрагменты из «Процесса».

«Процесс» целиком заинтересовал Константина Богомолова. И стал дебютом в «Табакерке». Хочется верить, что режиссер вложился в эту работу. Ибо выбор достаточно амбициозный.

Спектакль, безусловно, имеет право на существование. Интересно внешнее решение: художник Лариса Ломакина нарядила сцену в кривые зеркала. Все герои ходят в сюртуках, распоротых и сшитых сзади, – так делают с мертвецами в морге. А у Инспектора поверх костюма черные крылья. Но тут же просыпается знакомая шутовская интонация: мол, все не взаправду. Мы играем в игру.

Дав, таким образом, себе волю, режиссер с удовольствием раскручивает немилосердную историю о человеке, в одно совсем не прекрасное утро узнавшем, что он осужден неизвестно за что.

А чуть позже окажется, что осуждены все, кто вокруг. И избежать «процесса» нельзя никому. Выход один – на тот свет. То есть домой – если предполагать, что все, кроме Йозефа К. (Игорь Хрипунов), изначально мертвы.

«Процесс» жуткая история. Болезненно-мятущаяся. Насыщенная переживаниями. Однако режиссер выводит на поверхность совсем не это. А цинизм. Последовательно излагая сюжет, Богомолов идет к основной цели – провести главного героя по всем кругам ада. И конечно, красиво убить в финале: Йозеф погибнет от органной трубы, пронзившей его насквозь.

Только вот есть проблема. Отсутствие мотивации. После всего происходящего хочется сказать: и что? Неживое все. Ощущений не вызывает, отклика. Напугали – а нам не страшно.

Две равно уважаемых семьи

В «Отцах и детях» нет ни провокаций, ни резкости, ни злости, присущих «развенчиванию» (фото: ИТАР-ТАСС)

В интервью, предшествовавших премьере «Отцов и детей», Богомолов говорил, что хочет показать развенчание мифа о прекрасной эпохе XIX века. Продемонстрировать разницу между сознанием молодого человека, не скованного условностями, и человека пожившего, с другой психологией.

Разговоры оказались красивее и складнее, нежели родившийся спектакль. Все-таки самому придумать и понять мало – надо, чтоб зритель прочитал.

В «Отцах и детях» нет ни провокаций, ни резкости, ни злости, присущих «развенчиванию». Нет даже печали. Вообще по части эмоций там негусто. Есть некоторое количество гэгов, остроумных, но направленных исключительно на развлечение зала.

Забавно взглянуть, как сожительница Николая Кирсанова Фенечка (Яна Сексте) сначала баюкает ребенка, а потом небрежно берет его за ногу, как куклу – а он куклой и оказывается. Или как по дому Анны Одинцовой (Эльвира Данилина), сделанной почему-то провинциальной оперной примадонной, гуляют фрики – слуга с тщательно начерненным лицом и тетушка с зелеными губами.

К чему это все, сказать трудно. Тем более что спектакль неспешен, подробен, реалистичен. Даже ленив. И все «штучки» смотрятся вставными номерами из какого-то другого сочинения.

С основными конфликтами, двигающими сюжет, дело обстоит неважно. Авторские сведены к нулю, а новых не предложено. Кажется, что герои беспробудно скучают. Настолько, что и спорить-то неохота. И влюбляться тоже. И ссориться. Но надо.

В «Табакерке» одна из лучших московских трупп. Но хороших актерских работ в «Отцах и детях» почему-то мало. Очень удачно работает старшее поколение: Андрей Смоляков (Павел Кирсанов), Виталий Егоров (Николай Кирсанов), Александр Воробьев (Базаров-старший).

Дуэт братьев Кирсановых – лучшее, что есть в спектакле. Очень разные по убеждениям, они необычайно похожи по характеру, поэтому боятся друг друга, временами ненавидят, но жить друг без друга не могут.

К фарсовой безжалостности они добавляют романтичность, точно прочерчивая каждую линеечку в портрете.

Какие они, эти «отцы»? По-житейски мудрые. Открытые. Не стесняющиеся своих проявлений, даже если таковые неблагородны. Это люди, за которыми хочется наблюдать. Рядом с которыми интересно.

И вот что любопытно: в молодых героях, что в резвящемся Аркадии (Андрей Фомин), что в шумном, с мужицкими манерами, на редкость необаятельном Базарове (Евгений Миллер), в какой-то момент проступают черты «отцов». Невольно. За счет мощной энергетики автора.

Которого не получилось победить.