Не найдет. Не переживет. Не забудет

Билеты с рук

А что такое карнавал, вся эта костюмированная буффонада? Праздничная толпа? Что за ней? Чума и смерть, скука

На сайте театра сказано, что все места на «Ласточку» проданы. Но консьерж в гостинице обещает помочь, набирает номер. «Не переживайте, всё будет в порядке», – машет рукой, улыбается. И точно, на следующий день билеты в конверте лежат на вахте.

Царская ложа, отличное место. Переплата до смешного умеренная. Немосковская. Что остается? Предвкушать музыку, слоняясь по венецианским задворкам.

Народу в городе на карнавале много, русская речь слышится почти так же часто, как английская. Из толпы долетают фразочки: «Серый, сфоткай меня с этим!» – «Лапа, это не твой интерьерчик!»

Люди, как обычно, толкаются на Сан-Марко, где живой оркестр и полно ряженых. В переулках же тихо, глухо. Только зимой тут и можно услышать, как хрипит и дышит город. Какие звуки – чавканья, чмоканья – издает его гнилая, болотная утроба. Веками пережевывая субстанцию, которую поэты называют «временем».

Время на площадях тянется как резина, а на окраинах идет незаметно, быстро. До гетто от Сан-Пьетро километр, но пока доберешься, наступает вечер. Это кривые улицы, их загогулины сожрали минуты.

Это наше, украденное время полощется по каналам.

Безымянная звезда

Пуччини начал эту оперу по заказу Венского театра в 1913-м, но война помешала постановке, и «Ласточку» выпустили только в 1917-м, на нейтральной территории Монте-Карло.

Изначально предполагалось, что это будет легкая вещь в духе венской оперетты, или лирическая комедия, как называл ее сам композитор. Либретто Адами, действительно, подходило для изящной штучки в духе Кальмана.

Куртизанка Магда, бегство от банкира с молодым любовником (тот считает ее «честной девушкой»). Банкир их выслеживает, и девушка безропотно идет обратно.

Да и какая свадьба? Липа, и девушка об этом прекрасно знает. Скучный конец игры. Из ближайших аналогий русский фильм «Безымянная звезда», только без каскадной пары «служанка и ее любовник», обязательной в опереттах.

И вот по мере написания Пуччини превращает комедию в драму. Он, мастер трагических развязок, любивший и умевший эффектно умерщвлять своих героинь, и тут остается верным себе (и неверным заказчику).

Ближе к финалу опера, где были и вальсы, и танго с чарльстоном, постепенно «уходит» в сторону. На сцене всё еще кабаре, танцульки. Легкая курортная жизнь, песок и зонтики. Но арии персонажей, одетых в купальные костюмы, звучат «из другой оперы».

Мы слышим тот самый, знакомый по развязке «Баттерфляй» звук – раскаленный мелодизм пуччиниевской трагедии. Как будто перед нами не парижская блондинка, а дочь самурая. И прощается она не со школьным учителем астрономии – а с жизнью.

Чисто венецианский эффект несоответствия, кстати.

Три по тридцать

На эту тему
• Карнавал оскандалился
• Возвращение одержимых
• Звери диковинные, разные
• Одинокий Гласс в пустыне
• Игорь Манцов: Записки оперного маньяка

«Начало в пять, не забудьте!» – напоминает консьерж. В городе, где нет ни наземного, не подземного транспорта, это понятно: чтобы все, кто пришел в оперу, спокойно успели добраться до дому. И поужинать, разумеется.

«Ла Фениче», где Стравинский давал премьеру «Повесы», был открыт в 1792 году, сожжен в 1996-м и восстановлен в 2003-м. Та же история, что и с Манежем, чиновничья мафия «работает» с большими памятниками по одной схеме одинаково.

Гигантское здание оперы вписано в ущелье квартала настолько хитро, что оценить его размеры снаружи невозможно – нет точки зрения. Попадая внутрь, чувствуешь, что угодил в сон, в параллельный мир. На тебя «ниоткуда» распахивается вызолоченная пропасть шестиярусного зала, помыслить который пять минут назад, с улицы, было невозможно. Тоже чисто венецианская галлюцинация.

На входе распорядок действий, поразительная картина. Первый раз вижу, чтобы акт был равен антракту (их три по 30 минут, и два перерыва – по столько же). Решение оказывается грамотным, после оперы нет ощущения усталости, пресыщенности.

Наоборот, ощущаешь прилив энергии, да и вечер только начинается. Публика – как ни странно, в основном сами венецианцы. Пожилые и холеный, носатые (чуть не сказал – хвостатые). Не раздеваясь, проходят в ложи, усаживаются.

Между актами пьют шампанское и беллини, не снимая пальто и шубок. Поскольку в гулких свежевыкрашенных фойе зябко, промозгло – как и везде в Венеции.

Взморье, возмездие

Три акта оперы – три скорости, три темперамента. По ним видно работу композитора, как он уходил от первоисточника. В первом – салон, где скучают главные герои. Много отвлеченных разговоров, мечтаний, пустоты – как у Чехова.

Лейтмотивы блуждают, но не переплетаются. Зарождаются – и гаснут. Бесконечная экспозиция, полчаса крупного плана. Но во втором акте всё меняется. Перед нами кафешантан. Огромная массовка, ожившая картина Ренуара. Море мимики, жестов.

Последний статист-матросик у задника отрабатывает как надо. Звучат куплеты, песенки. Хор. Магда объясняется с Руджеро, рядом ее служанка, та крутит с поэтом. Все в ажуре!

И третий акт, взморье и возмездие. Мы слышим того Пуччини, которого знаем – по прежним операм, их развязкам. Этот трагический звук, дуэт и струнные. Хотя какая трагедия? Оперетта!

Пришла машина от банкира, нужно ехать. «Парнишка молодой, переживет». Найдет другую звезду, не безымянную. Забудет. Но музыка? Звук?

«Не найдет. Не переживет. Не забудет».

Что скрывал карнавал?

Зачем было давать на карнавал именно «Ласточку»? Но именно такая вещь прекрасно соответствует месту. Городу. Карнавалу. Ведь что такое ласточка, как не символ текущей жизни, времени – с древности? А что такое карнавал, вся эта костюмированная буффонада? Праздничная толпа? Что за ней? Чума и смерть, скука. Которая в наши дни равна небытию, не даром и зовут ее смертной. Ну и болотная вода каналов, что жует и жует время.

Наше время, между прочим.